По доброй воле

Снайпер продолжил.

– Я не хотел возвращаться на службу. И не собирался. Но быть снайпером… Я очень люблю стрелять. Так сильно, что не нашел другого применения своим талантам, кроме как устроиться в парк аттракционов в Денвере. И однажды, когда я по своему обычаю после завершения рабочего дня стрелял по мишеням, ко мне подкрался командир. Я, признаться, чуть не обделался! Представь себе. Ночь. Темно, как в заднице. Я с пневматической винтовкой в руках. И тут голос из темноты: ПРЕКРАСНАЯ РАБОТА! Да я не знаю, как я в него стрелять не начал!

Я тихо засмеялся, представив эту картину, а Джексон усмехнулся.

– Я не думал, что ты такой нервный.

Снайпер тепло улыбнулся командиру и повернулся ко мне.

– Мы с ним разговорились. Я рассказал о себе, о службе, о том, что получил травму и не хочу возвращаться, про боли. Сам не знаю, почему, но все выложил. И Хаммер спросил, что я люблю больше, чем стрелять. И это был самый сложный вопрос в моей жизни.

Он хмыкнул.

– Сколько бы я ни думал, я не мог придумать хоть что-нибудь, что было бы мне ближе, чем стрельба. Звучит странно, наверно, но… Заставлять пулю, этот маленький кусочек металла двигаться так, как нужно тебе, и туда, куда нужно… это непередаваемо.

Его глаза засверкали от восторга, и я невольно улыбнулся. Этот парень действительно любил свое дело.

– И я ответил честно: ничего. Стрелять я люблю больше всего. И он сказал: если хочешь заниматься тем, что любишь, приезжай в Чикаго, найди меня, и я дам тебе шанс на новую жизнь. А когда я сказал, что у меня нет трети ноги, он засмеялся и спросил: ты что, в ногах винтовку держишь?

Я невольно выгнул брови. Вот уж не подумал бы, что Джексон умеет шутить.

Я вдруг понял, почему товарищи смеялись, когда Николас топнул ногой, предлагая напинать мне.

Да уж. И они МОЕ чувство юмора дерьмовым считают?

– Той ночью я собрал вещи и уже на следующий день стоял в аэропорту О’Хара в совершенно незнакомом мне Чикаго и сжимал листок с очень странным телефонным номером.

Майерс театрально похлопал, а я повернулся к Джексону.

– Чем тебя так зацепил парень, стрелявший по мишеням в парке аттракционов? В них не попадет только ребенок… да и Хайд, скорее всего.

Командир скосил взгляд на снайпера и тихо ответил:

– Он попадал в «яблочко» с двухсот ярдов. Из пневматической винтовки.

Как мои глаза не выпали на стол – не понимаю.

– Но это невозможно! Это… Пневматика так далеко не стреляет!

Джексон загадочно улыбнулся, а Николас пожал плечами.

– Все зависит от калибра.

– Это невозможно!

– Пари?

Мартин наигранно весело улыбнулся. Я обреченно махнул рукой снайперу.

– Продолжай.

– Хаммер довольно долго не выпускал меня на задания. Он сказал: восстанавливай навыки, научись справляться с болями – и поговорим.

Николас смущенно улыбнулся командиру.

– Мне было стыдно за то, что я не работал с ними. Я казался себе бесполезным куском дерьма, который не приносит никакой пользы. И я не давал себе поблажек. Полгода тренировался, не спал сутками, просто не мог заставить себя уйти из тира! Хотел поскорее вернуться в строй. Восстанавливал с командиром физическую форму. Боролся с фантомными болями. Работал с психологом. Короче, было довольно сложно, но оно того стоило. Когда меня выпустили на первое задание, я нервничал так, что меня едва не вырвало в самолете, когда мы приземлились. Но все прошло гладко. Моя задача состояла в том, чтобы прикрывать отряд, но мне не пришлось сделать ни одного выстрела. А вот на втором…

Он сухо сглотнул и повернулся к командиру. Джексон молчал, буравя его своим фирменным взглядом – холодным, спокойным, уверенным.

– Продолжай.

Николас бросил быстрый взгляд на Мартина, и я отметил, как чертов мистер Хайд напрягся. Или он давно такой напряженный? Наш товарищ смотрел в стол, а об его плечи спокойно можно было сломать бяньгань.

– На втором задании я тоже должен был только прикрывать. В том смысле, что… Вмешательства не планировалось. Но потом возникли трудности… с одним из наших бойцов. Я… Хаммер, я не…

Николас поджал губы и замолчал, поглядывая на Мартина. Командир понаблюдал за ним, едва заметно вздохнул и опустил взгляд.

– В то время в нашем отряде было меньше бойцов. Я, Мартин и Аарон. Нас было трое, и все мы были на одной и той же позиции. Отряд был слишком однообразным, и я искал рейнджера и снайпера.

– Рейнджер и снайпер – это что, обязательное условие?

Джексон медленно покачал головой

– Нет. Командиры вольны формировать отряды из тех бойцов, которые им нужны. И мне нужны были эти парни. Снайпер прикрывает тебя, а рейнджер… Когда в твоем отряде есть сообразительный рейнджер, это… как если бы у тебя было два отряда.

Я удивленно вскинул брови, и командир кивнул.

– Грамотный рейнджер сработает так, что противнику будет казаться, что против него выступает целая армия.

Я подумал о Лиаме. О том, какое впечатление он на меня произвел. Вспомнил татуировки на его шее. Какие-то символы, узоры… В тот вечер мне было слишком больно, чтобы разглядывать их. Да и самого рейнджера.

– Найти такого профессионала довольно сложно, учитывая специфику нашей работы. Настроить с ним связь – еще сложнее. Наладить работу, основанную на взаимном доверии и полном понимании – невыразимо трудно. Но, если приложить достаточно усилий, можно достичь любой цели.

«Видимо, с Лиамом ему это удалось…».

– Тот парень был универсалом. Он неплохо дрался, неплохо стрелял, был довольно сообразительным, а главное – понимал, что такое тактика и стратегия. Я видел в нем выдающегося рейнджера, а он хотел быть везде и сразу. Подстраховывать всех, идти в разведку и в бой в первых рядах. Ему казалось, что без него отряд провалится под землю.

Джексон тяжело вздохнул, и я внезапно понял, что задержал дыхание.

Командир говорил о бойце в прошедшем времени. Был. Понимал. Хотел…

– Я тренировал его. Хотел, чтобы он сам выбрал, что ему понравится больше, но он не мог остановиться. Ему удавалось все, но все он делал в пол силы. Просто хватал верхушки и быстро терял интерес. Но я продолжал учить его. И чем больше учил, тем более посредственным он становился. И более заносчивым.

Джексон пристально посмотрел на меня

– Я не люблю выскочек, не люблю позеров. Заносчивость бойца, если она не оправдана, может принести гораздо больше проблем, чем его неумение держать оружие. Заносчивый боец слишком уверен в себе.

Я нервно сглотнул. Не хотелось думать, что это – намек…