Дама номер 13

– Мне тоже, – отозвалась Ракель.

– Слушай меня. – Приказ этот явно был лишним: хотя она на него и не смотрела, но слушать-то она слушала. Как ни парадоксально, именно в это мгновение она взглянула на него в первый раз. – Клянусь, я не верю в привидения, НЛО, сны, становящиеся явью, и тому подобную фигню, понимаешь?

Девушка утвердительно кивнула головой и одновременно пропела:

– Да.

– И я не думаю, что сошел с ума… Но я знаю, что есть что-то, что привело меня сюда, что привело сюда нас обоих, и оно хочет, чтобы мы вошли. – Он подождал ответной реакции, но ее не было. – Ты можешь поступать, как тебе захочется, но я пойду туда. Я хочу знать, что там такое.

Он открыл дверь машины.

Его удивил прозвучавший ответ:

– Я хочу уйти отсюда, но пойду с тобой.

– А почему ты хочешь уйти?

На этот раз ему пришлось ждать ответа дольше. Девушка смотрела прямо в лобовое стекло.

– Я предпочла бы продолжать видеть сны.

Дом был открыт.

Рульфо никак не мог объяснить себе каким образом, поскольку часом раньше они вместе с Бальестеросом имели возможность убедиться в обратном, но факт оставался фактом. Они с девушкой прошли через сад под сеющим с неба дождиком, потом мимо каменного фонтана, поднялись по ступеням окаймлявшей дворик колоннады и тихонько толкнули парадную дверь, расширив тем самым щель между половинками двойной двери.

– Здесь есть кто-нибудь? – окликнул Рульфо.

Никто не ответил. Внезапно в нос ударил запах дерева, кожи и растений.

– Есть тут кто-нибудь?

Темнота и молчание были на грани абсолюта. Рульфо пошарил по стене и нащупал несколько выключателей. Зажегся свет, его источником оказались бра, и этот отражавшийся от стен свет создавал еще более тревожную атмосферу, чем потемки.

Девушка вошла в дом, Рульфо последовал за ней. Закрыв за собой дверь, он ощутил нечто странное: как будто бы за его спиной развели мост. Как будто их лишили последней возможности принадлежать к внешнему миру.

И вот они уже внутри, что бы это ни означало.

Скульптура, амфоры, вазоны высотой с ребенка, застывшие в камне звери, ковры, изящная мебель… Как к этому относиться? Назвать это «роскошью» было бы неправильно. Слово «антиквариат» несколько лучше встраивалось в этот мир ценностей, пыли и тишины, однако Рульфо подозревал, что антиквары держат такие вещи не дома, а в своих магазинах. Все вещи были в полном порядке, как будто их владелица все еще здесь жила.

– Вот она, – произнесла Ракель.

Сеньорита Гаретти, стройная, элегантная, с короткими черными волосами, подстриженными по моде двадцатых годов, стоя во весь рост, смотрела на них с большого, в натуральную величину модели, полотна, висевшего на задней стене. На ней был узкий, облегающий черный парадный костюм с атласной отделкой, причем жакет без рукавов с отворотами цвета фуксии выставлял на всеобщее обозрение ее белоснежные плечи и обнаженные руки. «Добро пожаловать», – читалось на ее лице. Тем не менее алые губы не улыбались.

«Аристократка Лидия и ее дом-музей», – подумал Рульфо. Кто она? Кем она была в реальной жизни? Что она делала здесь одна, живя в этом огромном мавзолее? «Мы даже не были с ней знакомы, она мертва, но привел нас сюда не кто иной, как она». Он подошел к портрету и сосредоточил внимание на одной детали – золотом медальоне на точеной женской шее. Он имел форму маленького паучка.

– Лестница, – сказала Ракель.

Лестница располагалась слева, как и в их снах, ее ступени вели наверх, в темноту. И оба знали куда. Они переглянулись.

– Будет, наверное, лучше, если мы сначала пройдем по нижнему этажу, – предложил Рульфо.

Двустворчатая дверь вела в глубину дома. Скоро Рульфо осознал, что они идут тем же путем, что и убийца в их снах: коридор, гостиная и, наконец, спальни служанок. На косяках дверей все еще виднелись прилепленные полицией наклейки. Они вошли в первую спальню. Комната оказалась совершенно пустой, без мебели. От постели остался лишь скелет пружинного матраса. На покрывающем пол ковре видны пятна. Не все смогли отчистить, не все исчезло.

Они покинули спальни и пошли сквозь анфиладу гостиных. Отворив последнюю дверь, Рульфо остановился.

– Библиотека, – прошептал он.

Книжные полки – семь стеллажей по семь полок в каждом – от пола до потолка покрывали стены. Рульфо позабыл о кошмарах, о гибельном ощущении, источник которого – как раз то, что он обследует дом, куда раньше не ступала его нога, но который в каком-то смысле уже ему знаком; он озирался, зачарованный этим необъятным арсеналом книг. Попытался открыть одну из стеклянных дверок, но безуспешно. Принялся рассматривать корешки томов и отметил, что часть из них – с золотыми надписями. Рядком стояли книги одного автора, с номерами томов. Уильям Блейк…[6 - Блейк Уильям (1757–1827) – английский поэт и художник.] Роберт Браунинг…[7 - Браунинг Роберт (1812–1889) – английский поэт.] Роберт Бёрнс…[8 - Бёрнс Роберт (1759–1796) – шотландский поэт.] лорд Байрон… Что-то в них привлекло его внимание. Он подошел к другому стеллажу. Джон Мильтон[9 - Мильтон Джон (1608–1674) – английский поэт, политический деятель.]. Пабло Неруда[10 - Неруда Пабло (1904–1973) – чилийский поэт и дипломат, лауреат Нобелевской премии по литературе (1971).]. Наудачу перевел взгляд еще на одну полку. Федерико Гарсия Лорка[11 - Гарсия Лорка Федерико (1898–1936) – испанский поэт, драматург, музыкант, график, центральная фигура «поколения 1927 г.».]. Пересек комнату и подошел к противоположной стене. Публий Вергилий.

Имена знаменитых писателей. Он читал их всех. Но что в них общего? Да они поэты! На какой-то миг он столбом застыл посреди комнаты, ошеломленный. Ему пришло в голову нечто удивительное: это и была та единственная нить, которая связывала его с Лидией Гаретти.

– Пойдем к лестнице, – сказал он.

Вернувшись в вестибюль, они стали подниматься по покрытым ковровой дорожкой ступеням. Но вдруг посредине пролета девушка остановилась.

– Что такое? – задал вопрос Рульфо.

– Не знаю.

Секунду они постояли, прислушиваясь к тишине. Затем продолжили подниматься и оказались в коридоре, где пол был застелен ковровой дорожкой. По обеим сторонам – мраморные бюсты. Имена на пьедесталах почти стерлись, но Рульфо подумал, что мог бы узнать всех с закрытыми глазами: Гомер, Вергилий, Данте, Петрарка, Шекспир…

Поэты.

Было очевидно, что сеньорита Гаретти обожала поэзию. Но в тот момент единственное, что имело значение для Рульфо, находилось в нескольких метрах впереди, в конце коридора.

Они дошли до маленького холла, и слегка дрожавшей рукой Рульфо включил свет. Стала видна двустворчатая дверь, ведущая в главную спальню, стены из искусственного мрамора, деревянная подставка…

На нем не было никакого аквариума.

– Он стоял здесь, с подсветкой.

– Да, я тоже его помню, – подтвердила Ракель.

Рульфо подошел и стал внимательно рассматривать поверхность подставки. На ней виднелись следы пребывания какого-то прямоугольного предмета. Кто мог его унести? Полиция? Для чего?

Что-то еще вызывало в нем сильнейшее беспокойство. Он огляделся в поисках источника этого ощущения, но не увидел ничего необычного. На изящных предметах гарнитура черешневого дерева, размещенных вдоль стен, были расставлены снимки Лидии Гаретти в рамочках. На стенах висели картины. Обведя их взглядом, он остановился. По крайней мере дюжина полотен различных размеров, каждое – женский портрет, однако, в отличие от фото, ни один из них не был похож на портрет Лидии. Рульфо стал рассматривать их более внимательно. Костюмы и живописная техника довольно серьезно различались: здесь были дамы в кринолинах, париках, корсетах – перья в прическах, фижмы, фалды. Встречались работы в стиле Тициана[12 - Тициан (Тициано Вечеллио) (ок. 1476/77 или 1489/90–1576) – итальянский живописец, глава венецианской школы Высокого Возрождения.], Ватто[13 - Ватто Антуан (1684–1721) – французский живописец и рисовальщик.], Мане…[14 - Мане Эдуар (1832–1883) – французский живописец, один из основоположников импрессионизма.] И вот тут на шее одной из дам он заметил знакомый предмет.

– У этой дамы такой же медальон, как у Лидии, видишь? Похожий на паука.

– И на той, – указала Ракель.

Заинтригованные, они обследовали остальные портреты. Каждый раз, когда поза персонажа это позволяла, такой же медальон – а если не совсем идентичный, то лишь с незначительными различиями, объясняемыми тем, что их изображали разные живописцы, – представал перед их глазами. Золотой паук.

– У нас еще спальня, – вспомнил Рульфо.

Взялся за ручку двустворчатой двери. Открыл ее. Роскошная, покинутая, погруженная в тишину комната, казалось, приглашала их войти. Но место это изменилось. Причем кардинально. Свет шел от голых лампочек, кое-как подвешенных к продырявленному тут и там потолку. Почти вся мебель исчезла, как и гардины. На кровати не было покрывала, отсутствовал и балдахин с драпировкой. Повсюду были видны следы скрупулезной работы стражей закона: еле заметные следы мела, обрывки липкой ленты, бесчисленные отпечатки подошв…

И чем-то пахло, хотя Рульфо не мог бы определить, хорошо или плохо; но запах был другим, не таким, как в остальных помещениях.