– Что значит зачем? Ты ведь должен освоить лихо.
– Лихо… Нарада! Как ты по-другому его называл? Скажи. Я забыл.
– Намерение, Ганимед. Лихо – это намерение. Так что хочешь не хочешь, а заниматься надо. Когда ты станешь взрослым, лихо тебе очень пригодится. Ты пойдёшь в армию, станешь сильным воином.
– Нарада! Ты что, забыл? Я уже в армии. Я же сержант.
– Да? – удивился монах. – И вправду забыл. Вас, мирварианцев, нелегко понять.
– Но ты же такой умный! – сверкнул большими глазами в сторону старика Ганимед.
– Умный-то умный. Дел просто очень много. Всего и не упомнишь.
– Ну давай я тебе расскажу! – воодушевлённо воскликнул мальчик.
– Расскажи, – улыбнулся Нарада и медленно отвёл взор в синюю небесную даль. Он стал задумчивым и даже серьёзным.
– У нас все служат в армии. Только мама не служит, и ещё несколько женщин из дворца. А остальные все солдаты. Мы рождаемся со званием сержанта, а умираем в том звании, которое заслужили. И смерть для нас высшая награда. И хоронят нас с почестями за доблестную службу империи.
– Я вспомнил. – Лицо Нарады смягчилось, и он ласково посмотрел в глаза Ганимеда. – Значит, все у вас тут служат, и тебе придётся служить. А для того чтобы стать хорошим воином, надо хорошо заниматься.
– А ты, когда был маленьким, хорошо занимался?
– Я? – брови Нарады поползли вверх.
– Ну ты ведь тоже служишь. Только не империи, а Богу.
– Верно, – улыбнулся монах. – Я хорошо занимался и очень старался. Я и сейчас занимаюсь. Каждый божий день.
– Но ведь ты уже старый, – мальчик недоверчиво посмотрел на Нараду. – Ты ведь и так должен всё знать.
– Мне просто этим нравится заниматься.
– Читать свою мантру? Да? Можешь сказать мне её ещё раз.
– Ты что, не запомнил? – улыбнулся Нарада.
– Ну скажи, скажи! Мне очень нравится, как ты её произносишь.
– А знаешь, почему нравится? – улыбнулся монах.
– Потому что у тебя очень хороший голос
– Хм. У тебя лучше, Ганимед.
– Нет, Нарада. Самый лучший голос у тебя. Ну что? Скажешь мне свою мантру?
Нарада внезапно помрачнел и оглянулся. Немного прищурился и шумно втянул ноздрями воздух.
– Не сегодня, Ганимед. Ты должен идти.
– Что, опять? – округлил глаза мальчик.
– Да не расстраивайся ты так. Может, завтра тебя ещё раз по голове ударят, и мы увидимся снова. Кто их знает.
– Но сегодня было так мало, – опечалился Ганимед. – Мы даже ни о чем не поговорили.
– Сегодня быстро, да. Но если бы ты не спрашивал про солнце, я бы тебе успел дальше рассказать про добро и зло. Там, знаешь, сколько всего интересного.
– Мне просто так сильно нравится твоё солнце.
– Оно не моё, Ганимед. И не твоё. Солнце светит для всех.
– Жаль, что до Мирвара его прекрасные лучи не доходят, – повесил голову мальчик.
– В следующий раз не спрашивай меня о том, что мы уже обсуждали. Я всё пытаюсь тебе как можно больше рассказать, а ты со своей травой да солнцем.
– Мне ещё небо нравится! Да мне всё здесь нравится.
– Да, небо очень хорошее, как и ты, Ганимед. Ну всё уже, иди. Занимайся хорошо. И ни на кого не вздумай обижаться. Понял?
– Понял, Нарада. Надеюсь, скоро увидимся.
– Увидимся. Но удар учись держать. Терять сознание – это не очень хорошо.
– Потому что сознание дал Бог? Да?
– Да, Ганимед, поэтому.
– Нарада!..
Ганимед стал беспокойно оглядываться по сторонам. Появился запах крови и пота, звуки стихли, в глазах помутнело.
– До встречи! – улыбаясь, кивнул монах, и мальчик исчез.
***
– По коленям бить нельзя, щенок!
Ганимед очнулся оттого, что кто-то хлестал его по щекам. Весь перепачканный кровью он лежал на деревянном полу спортзала, а перед ним стоял здоровый подросток.
– Ещё раз промахнёшься, я тебя убью! Понял?!
– Я не специально, Калатит! – Ганимед сел и замотал головой. Круги перед глазами постепенно исчезали. – Я не хотел.
– Мне плевать, что ты не хотел. Я тебя предупредил.
– Прости, Калатит.