Подъем Испанской империи. Реки золота

Талавера вошел в Совет королевства по предложению Мендосы и в течение двадцати пяти лет пользовался там огромным авторитетом, равно как и влиянием на Изабеллу. Он делал для нее все, что мог, даже составил для нее расписание с целью наилучшей организации времени. Повсюду говорили, что хотя обычно исповедник встает на колени, чтобы выслушать исповедь своего царственного подопечного, Талавера стоял, в то время как Изабелла преклоняла перед ним колени. В 1475 году он написал руководство для духовной жизни своих братьев. Изабелла просила его объяснить то же самое для нее. Он скромно отказался, заявив, что то, что хорошо для монахов, не подходит для мирян. Она настояла, чтобы фрай Эрнандо написал девять глав для ее духовного руководства[80 - Библиотека Изабеллы включала книгу Ландульфа Саксонского «Жизнь Христа», «El Jardin de las nobles doncellas» фрая Мартина де Кордовы, «Soliloquies» фрая Педро дель Гвадалахары и «Exercitorio de la vida espiritual» фрая Гарсиа Хименеса де Сиснероса, а также многочисленные (поначалу) рыцарские романы.].

Сама Изабелла была серьезной, решительной, твердой и целеустремленной. Также она была прямым человеком. Она не была слишком улыбчива, хотя юмор понимала. Она обожала учиться, умела читать по-латыни, любила музыку, часто возила с собой хор из двадцати пяти человек, а то и больше. Она часто слушала игру на виуэле, старинной гитаре и, позже, «Cancionero del palacio» восхитительного Хуана дель Энсины, которая пелась, как и большинство его стихов, под шестиструнную виолу или лютню. Любопытно, что она слышала в этих строках:

Mas vale penar
Sufriendo dolores
Que estar sin amores.

Лучше сносить страдания,
Жить в скорби,
Чем не знать любви[81 - Хуан дель Энсина работал для герцога Альбы, и мы можем представить, как одна из его музыкальных пьес исполнялась в замке герцога в Альба-де-Тормес в канун Рождества 1492 года. Энсина был мастером музыки и поэзии.].

Изабелла рассматривала церемониал и музыку как полезные вспомогательные средства управления, которые подчеркивали еще и роскошный стиль королевского образа жизни. По этой причине она, не скупясь, тратила деньги на наряды – хотя во время осады Гранады носила, как правило, мрачный черный цвет[82 - Таким образом, она сказала исповеднику, Талавере: «No reprehendo las dadivas y las mercedes… No el gasto de las ropas y nuevas vestiduras, aunque no carezca de culpa en lo que en ello ovo de demasiado». (См. для дискуссии: Rodriguez Valencia [2:34], III, 5.) Германский путешественник Мюнцер описывает ее всегда одетой в черное: ‘Viaje por Espana’, in J. Garcia Mercadal, Viajes de Extranjeros por Espana y Portugal, Madrid 1952, 404. Антуан де Лалайн говорил то же самое в 1501 году: «No hablo de los vestidos del rey y de la reina, porque no llevan mas que panos de lana».]. Но говорили, что она также любила балы и затейливые наряды. Она восхищалась фламандскими художниками и купила, как минимум, одну картину Мемлинга (ныне она находится в королевской часовне в Гранаде). Она любила собак и попугаев, часто возила с собой циветт. Она могла бывать мстительной – но благочестивой она была всегда.

Королева была более культурной по сравнению с Фердинандом, своим супругом, в ее библиотеке было более четырех сотен книг – очень много для того времени. Она также поощряла новое искусство печати. Ее итальянский капеллан, Люцио Маринео Сикуло, говорил, что в 1490-х годах она могла слушать мессу каждый день и молиться в канонические часы, словно была монахиней. Она часто вспоминала поговорку: «Король, который не боится Бога, боится собственных подданных». Возможно, что она стала терциарием ордена францисканцев в монастыре Сан-Хуан Пабло в Вальядолиде. Еще один итальянец, Петр Мартир (Пьетро Мартире д’Ангиера), писал: «…Сама королева, которую весь мир отчасти почитает, отчасти боится, отчасти восхищается; но когда вы получаете право входить к ней свободно, вы застаете ее в печали». Он гадал, не печалится ли она оттого, что Бог покинул ее, последствием чего стало множество смертей среди ее ближайших родственников, в том числе умерли трое ее детей?[83 - Martyr, Epistolario [1:2], letter 150.]

Однако труды Изабеллы в первые десять лет ее пребывания королевой Кастилии были замечательны во многом. Ни одна женщина в истории не превзошла ее достижений. Вот как пелось в популярной песенке:

Flores de Aragon, Flores de Aragon
Dentro de Castilla son
Flores de Aragon en Castillo son.

Цветы Арагона, цветы Арагона
В Кастилии,
Цветы Арагона цветут в Кастилии.

Фердинанд, когда он стал рыцарем бургундского ордена Золотого Руна, взял своей эмблемой ярмо, символизирующее объединение государств, а также буквы «F» – Фердинанд и «Y» – Изабелла.

Эти двое монархов основали свое королевство на сотрудничестве, пусть не всегда счастливом, но чрезвычайно важном и выгодном для обоих государств. Но проблемы Испании не закончились, когда Изабелла взяла власть в свои руки. Если большая часть Севера поддержала ее, на Юге отношение к ней было двойственным. Новый маркиз Вильена, сын Пачеко, твердо стоял за двенадцатилетнюю Хуану, дочь умершего короля Энрике, которая находилась под его контролем и которую друзья Изабеллы двусмысленно называли «дочерью королевы». Земли Пачеко на востоке и юге были способны выставить целую армию. Теперь его поддерживал раздраженный архиепископ Каррильо, граф Бенавенте, знать северо-западной Кастилии, Родриго Понсе де Леон в Севилье и Альваро де Суньига, герцог Бехар, в Эстремадуре.

Португальский король Афонсу заявил о своем намерении жениться на Хуане, и вспыхнула война. Много городов поддержали Хуану. Португальская армия вторглась в северо-западную Кастилию. Некоторые полагают, что эта война не имела смысла[84 - К примеру, сэр Питер Рассел, цит. у: Edwards [2:25], 1.]. Но если бы победили португальцы и Ла Бельтранеха, будущее полуострова стало бы совершенно иным, поскольку возник бы союз Португалии и Кастилии, а не Арагона и Кастилии. Выгоды такого брака тоже были бы немалыми, – но история пошла бы другим путем.

После множества нападений из засад, маневрирования, набегов на территорию Португалии и усилий Изабеллы и Фердинанда по достижению мира Фердинанд встретился с Афонсу в марте 1476 года в битве при Пелеагонсало возле Торо – укрепленного пограничного города на реке Дуэро. Хотя люди Фердинанда устали и артиллерия вовремя не подошла, победа его оказалась решительной. Некоторое время война еще шла на побережье Африки, продолжались бои в Эстремадуре. Но дело Хуаны было проиграно[85 - Прекрасное описание этой войны дано в: Edwards [2:25], 23ff.]. Афонсу, который уже передал престол Португалии сыну, попытался убедить Францию помочь ему, но безуспешно.

На следующий год Фердинанд сменил отца на престоле Арагона. Он неустанно отстаивал интересы своего королевства и служил королевству своей супруги.

Будучи по происхождению кастильцем, но выросшим в Арагоне, Фердинанд был идеален для своей сложной роли. Он поставил опыт успешного управления Арагоном и Каталонией на службу Кастилии. Он был более обходителен, чем королева, но при этом и более жесток, расчетлив и циничен. Эти качества хорошо совпадали с предсказаниями многих религиозных деятелей о том, что он станет королем, который вернет христианам Святую Землю[86 - Об ином пророчестве см. главу 37.]. Он был трудолюбив и знал свое дело, обладал чувством юмора, которого, казалось, была лишена его супруга. Он инстинктивно искал умеренного решения проблем, предчувствуя, что в противном случае решить их не удастся[87 - Как, например, Фердинанд продемонстрировал своим эффективным урегулированием социальных проблем Каталонии где он обеспечил конец хроническому противостоянию между крестьянами и помещиками.].

Фердинанд мог быть нравоучительным, если это было необходимо. «Во всех моих королевствах я всегда в первую очередь забочусь о благе людей, а не о моих личных интересах», – написал он однажды лучшему своему военачальнику, Гонсало Фернандесу де Кордова, «Еl Gran Capitan», который предлагал ввести особые концессии в отношении поставок пшеницы на Сицилию[88 - Luciano Serrano y Pineda, Correspondencia de los Reyes Catolicos con el Gran Capitan durante las campanas de Italia, in Revista de Archivos, Bibliotecas y Museos, vols. XX–XXIX, 1909–13, dated 10 July 1505.]. Несмотря на часто высказываемые теплые слова в отношении своей супруги, он был скорее счетной машиной, чем страстным человеком. Немецкий путешественник Мюнцер, однако, всегда вспоминал его как человека, зависшего между смехом и серьезностью[89 - ‘De semblante entre grave y risueno’, Munzer in Garcia Mercadal [2:57], 406. Из всех биографий Фердинанда последней является: Ernest Belenguer, Fernando el Catolico, Barcelona 1999.].

Во времена Фердинанда и Изабеллы Испания начала смотреть за обычные пределы – не на Средиземноморье, где Арагон многие поколения проявлял активность, но на Атлантику. Завоевание Канарских островов казалось мелочью. И все же как зимой луч солнца говорит о приходе весны, так и испанское завоевание Канар стало знаком настоящего восхождения страны на международный небосклон. Итальянский царедворец, Петер Мартир, рассматривал это как результат достижений двух монархов. Испания была «единственной счастливой страной»[90 - Martyr [1:2], 50.].

Глава 3

«Великое спокойствие и порядок»

Эти католические монархи были весьма прославляемы в те дни за их мудрость и за то, что установили великий покой и порядок в своих королевствах.

    Гвиччардини, «История Италии»

В годы своей совместной власти Фердинанд и Изабелла достигли исключительного успеха. Трудно найти важный вопрос, по которому бы их мнения расходились. Их девиз «Tanto monta, monta tanto, Isabel con Fernando» («Все едино, Изабелла есть одно с Фердинандом») указывал на их равенство – оба монарха могли управлять обоими своими королевствами, а также тем или другим. Но это с самого начала было личным замыслом Фердинанда – сложный узел лучше просто разрубить, как это сделал Александр с Гордиевым узлом[91 - Александр Великий, прибыв в Гордиум, обнаружил узел, завязанный настолько сильно, что никто не мог развязать его. Тот, кто сделал бы это, стал бы завоевателем мира. Александр разрубил узел мечом, сказав: «Tanto Monta», что по-испански в XV веке стало означать «Это то же самое» («da lo mismo»). Другими словами, Фердинанд был приглашен отстаивать свои права путем выбора прямых решений. См.: P. Aguado Bleye, ‘«Tanto Monta»: la Empresa de Fernando el Catolico,’ Revista de Santa Cruz, 8, Valladolid 1949.].

И Изабелла, и Фердинанд унаследовали от своих предшественников уверенность в том, что королевское правосудие должно защищать слабых и вознаграждать успешных. Они воспринимали свой долг настолько же серьезно, как серьезно относились к своей славе. У них также был дар вызывать доверие даже в душах своих беднейших подданных. Они покончили с хронической гражданской войной, которая была обычным способом выяснения отношений между монархами и знатью в обоих их королевствах. Все хронисты того времени свидетельствуют о жестокостях былых дней – даже если делать поправку на их желание польстить новым правителям[92 - Например, Бемальдес говорил о Кастилии как о переполненной «mucha soberbia, e de mucha herejia, e de mucha blasfemia e avarica, e rapina, e de muchas guerra e bandos, e parcialidades, e de muchos ladrones e salteadores, e rufianes e matadores, e tahures, e tableros publicos…» (Andres Bemaldez, Historia del Reinado de los Reyes Catolicos, 2 vols., Seville 1869, 25).]. Их деяния сравнивались с деяниями их современников – монархов Франции и Англии, где короли восстановили мир и порядок после долгих лет гражданских войн. Но ни там, ни там не было такого единения, как между Кастилией и Арагоном.

Постоянно странствуя, сурово подавляя мятежи, благоразумно раздавая награды и титулы, монархи свели знать к положению одного из сословий королевства, тогда как прежде она бывала соперницей Короне. Кастильские дворяне могли все еще вести свою локальную политику, но национальной политики они уже не определяли. Например, в прошлом они составляли большинство в Совете королевства. Но после кортесов 1480 года в Толедо его составили прелат (прежде всего кардинал Мендоса) в качестве председателя, восемь или девять ученых государственных служащих (letrados) в качестве членов совета, а также три рыцаря. Аристократия и высшие церковные иерархи по-прежнему могли присутствовать на Совете – но без права голоса. Этот комитет, который прежде был судебным, становился руководящим элементом управления[93 - Azcona [1:21], 214–215, указывает, что социальное положение Совета было достаточно скромным, он состоял большей частью из уважаемых людей местности.]. Все больше и больше юридической работы между тем выполнял верховный суд (audiencia real), чьи судьи (oidores) собирались в Вальядолиде.

Задачей муниципальных советников (corregidor)[94 - Постепенно коррехидоры во всех крупных городах стали назначаться Короной – это означало, что в Кастилии опасность муниципалитетов, стремящихся к независимости по итальянскому образцу, сильно уменьшилась. Сама эта должность существовала здесь с XIV века, но начала широко использоваться, как правило, с 1480-х годов.], которые уже существовали в большинстве крупных городов, было укрепление королевской власти, ибо эти представители Короны, часто происходившие из мелкого дворянства, председательствовали в городских советах. Типичным коррехидором в Толедо был поэт Гомес Манрике, чей брат являлся магистром ордена Сант-Яго[95 - Его племянник, Хорхе Манрике, был гораздо более знаменитым поэтом. В 1494 году уже пятьдесят четыре города Испании имели своих коррегидоров.]. В 1490 году около пятидесяти таких чиновников, представителей центральной власти, насчитывалось по всему королевству – зачастую в заштатных регионах, таких как маркизат Вильена.

Флорентийский историк Франческо Гвиччардини, дипломат, бывший в Испании в 1512 году, писал, что «эти двое монархов были весьма прославляемы в те дни, – то есть в его дни, – высоко чтимы за их мудрость и за то, что установили великий покой и порядок в своих королевствах, которые прежде были самыми мятежными»[96 - Francesco Guicciardini, The History of Italy, tr. Sidney Alexander, New York 1969.].

До Фердинанда и Изабеллы большая часть королевского дохода поступала от налогов на продажу (alcabala) или таможенных пошлин (almojarifazco). Хотя объединенная монархия не пренебрегала этими источниками, новые люди изобрели новые способы добывания денег – в теории, на войну с исламом, но которые предполагалось сохранить и потом: налог, известный как cruzada, «крестовый» налог; доля от десятины и пожалований церковным собраниям; прямые сборы с епископов и городов. Корона также разработала прибыльные соглашения с Местой – коллегией, которая владела двумя с половиной миллионами мериносовых овец в Кастилии[97 - Julius Klein, The Mesta, Cambridge 1920, 27. Клейн указывает, что между 1477 и 1512 годами их было 2,6 миллиона. Королевские поступления от «servicio y montazgo» из стад, перегоняемых по «’canadas reales» 78 метров в ширину, были абсолютно гарантированы.]. В 1488 году Корона попыталась регулировать различные методы взвешивания продукции – имелись большие различия в разных унциях, – объявив, что все меры весов должны согласовываться с недавно установленными стандартами для драгоценных металлов[98 - Earl Hamilton, American Treasure and the Price Revolution in Spain 1501–1650, Cambridge 1934, 157.]. Фердинанд добился титула великого магистра всех трех важных военных орденов (Сант-Яго, Алькантара и Калатрава), что принесло ему богатство и славу, ибо эти организации имели много земель и в прошлом служили основой для власти крупнейших аристократов, Альваро де Луна или Хуана Пачеко.

Таким образом, корона Кастилии могла в течение долгого времени обходиться без кортесов, поскольку у нее было меньше необходимости искать дотаций, чем у Арагона. В Кастилии кортесы ни разу не созывались между 1480 и 1498 годами. Это собрание, как упоминалось ранее, в любом случае было не столь влиятельно, как аналогичный орган в королевстве Фердинанда. Присутствия церковников и знати не требовалось, и поэтому они там созывались редко. Число городов, присылавших procuradores (представителей) в кортесы, было снижено до семнадцати[99 - После 1492 года к ним будет добавлена Гранада. В числе этих городов были Авила, Бургос, Кордоба, Куэнка, Гвадалахара, Хаэн, Леон, Мадрид, Мурсия, Саламанка, Сеговия, Севилья, Сория, Толедо, Торо, Вальядолид и Самора. Последняя утверждала, что говорит за Галисию!], и большую часть XV столетия от каждого города было не более двух представителей. То есть даже когда королева ощущала необходимость созвать кортесы, поскольку нуждалась в деньгах для войны, ей просто было нужно встретиться с тридцатью четырьмя представителями, из которых многие были ее друзьями, а остальных можно было уговорить.

Что касается международных отношений, то после поражения в 1470-х король Португалии был отстранен от власти и больше не представлял угрозы для Кастилии – и для Канарских островов, которые, как и часть африканского побережья, к тому времени находились в основном под испанским правлением – хотя острова Тенерифе и Ла-Пальма еще предстояло завоевать. Также был достигнут мир с Францией, хотя будущее Перпиньяна и Руссильона (захваченных Францией в 1460-х) оставалось неясным. Англия была связана с Кастилией договором о взаимопомощи, подписанном в Медина-дель-Кампо в 1489 году. Эти дипломатические успехи отчасти были следствием организации Фердинандом постоянных посольств в пяти европейских столицах. Это помогало ему быть более информированным, чем его современники-монархи. Этот успех также был результатом того, что Кастилия и Арагон, пусть у себя на родине и бывшие самостоятельными королевствами, внешне воспринимались как единая сила.

Учреждение по предложению советника Изабеллы Кинтанильи кортесами 1476 года в Мадригалье национального варианта вооруженных братств (hermandades), осуществлявших поддержание порядка на местах, стало рождением кастильской национальной полиции с юридическими функциями: каждый город должен был выставлять одного всадника от сотни домовладельцев. Первым командующим стал сводный брат Фердинанда, Альфонсо де Арагон, герцог Вильяэрмоса[100 - В целом о средневековом бэкграунде см.: Edwards [2:25], 42.].

Как обычно, когда монархам приписывается какая-то важная перемена, некоторые начинают утверждать, что преобразования начались задолго до правления конкретно этих королей. Историк Тарсисио де Аскона, например, называет всю династию Трастамара и тех, кто их поддерживал, революционерами[101 - Лучшее обобщающее описание можно найти в главах VII–VIII и XI биографии Асконы [1:21], 87.]. Но достижения этих двоих последних представителей династии, Изабеллы и Фердинанда, были особенными.

Трудно сказать, сколько в точности собралось солдат в Санта-Фе в 1491 году для последнего сражения с исламом в Испании: возможно, от 6 до 10 тысяч рыцарей и от 10 до 16 тысяч оруженосцев в составе армии, которая в целом составляла 80 тысяч человек[102 - Предполагается, что число жителей уменьшилось в два раза с 1486–1487 годов, момента падения Малаги. См.: Ladero Quesada, in La Paz y la guerra en la epoca del Tratado de Tordesillas, Valladolid 1994, 270.].

Фердинанд показал себя благоразумным полководцем – это качество он продемонстрировал и раньше, в кампаниях против португальцев и мятежных кастильцев. Разрушение Тахары, осада Малаги, захват Ронды, прежде считавшейся неприступной, а также маленьких городов, таких как Сетениль (где потерпел поражение дед Фердинанда) и Алора («о ты, град крепкостенный у потока»), были личными триумфами Фердинанда. Он научился импровизировать в самых неблагоприятных условиях[103 - «La bien cercada, tu que estas en par del rio».].

Королева в своих приготовлениях в Кордове в 1484-м, как и при осаде Бургоса, показала себя способным интендантом. Она основывала военные госпитали, эффективно снабжала артиллерию, поставляла провизию, присылала людей и лошадей. Инженеры, дорожные строители, кузнецы и быки требовались всегда. Организовать все это было непростой задачей – армия Кастилии потребляла ежедневно 30 тысяч фунтов ржи и ячменя[104 - Figures in Ladero Quesada [3:12], 271–272.].

Среди ведущих испанских командиров выделялся порывистый Родриго Понсе де Леон, граф Аркос, рыжий и высокий, герой как современной ему хроники, написанной Андресом де Бернальдесом, так и американского историка XIX века Уильяма Прескотта. Дон Родриго воплощал в себе рыцарский дух, исповедовал честь, отвагу, верность монархам, куртуазность и щедрость. Шотландский философ Дэвид Юм писал, что «в XV веке в Испании рыцарский дух и благородство подпитывались воображением людей и развились в настоящий культ»[105 - David Hume, History of England, 8 vols., Dublin 1775, vol. III, 278.].

Хотя дон Родриго одно время поддерживал Хуану Бельтранеху и португальцев и нарушил королевское перемирие с Гранадой в 1477-м, чтобы захватить два маленьких мусульманских городка в следующем году, он также спас Фердинанду жизнь в бою[106 - См.: Ladero Quesada [3:12], 266.]. Он был опытным командиром – в 1482 году он собрал 2500 всадников и 3000 пехотинцев у Марчены и незаметно провел их по сложной местности, чтобы захватить богатый город Альгаму – наиболее замечательный подвиг этой войны. Он также изобретательно построил деревянную крепость, способную вместить 14 000 пехотинцев и 2500 всадников, чтобы они могли послужить при осаде Малаги в 1487 году.

Более космополитичным рыцарем был Иньиго Лопес де Мендоса, блистательный граф де Тендилья, племянник кардинала Мендосы, который стал губернатором Альгамы после ее падения. Он был послом в Риме и поразил Ватикан своим экстравагантным поведением[107 - Например, однажды Мендоса предложил курии ужин на берегу Тибра, на котором – отголоски Петрония – каждое блюдо подавалось на новом серебре, после чего его бросали в реку. Некто из гостей, Тендилья, поставил в реке сети и выловил все, кроме одной ложки и двух вилкок. Когда Ватикан оказался отрезан от снабжения дровами, он купил несколько старых домов и разобрал их на дрова. Его портрет можно увидеть на медали, выбитой в честь него в 1486 году.]. Мы не должны забывать и о наследном коннетабле Кастилии, Педро Фернандесе де Веласко, графе Аро, который был ранен в лицо при Лохе. Пост коннетабля стал в его семье наследным в 1472 году – как раз в то время, когда пост адмирала Кастилии был пожалован семейству Энрикес. Это был хороший способ обеспечения лояльности. Герцог Медина Сидония, некоронованный король Севильи, в свое время поставил сто галер с припасами для королевской армии при осаде Малаги.

Эти и многие другие аристократы воевали так, словно, как минимум, заглядывали в «Трактат о достижении воинского триумфа» (Tratado de la Perfection del Triunfo Militar), написанный секретарем королевы Альфонсо де Паленсия, или в «Рыцарский катехизис» (Doctrinal de los Caballeros) покойного епископа Бургосского, Алонсо де Картахены.

Историки одно время любили описывать одежды, которые носились при этом воинственном дворе. И ранее как мужчины, так и женщины одевались так, чтобы производить впечатление. Например, английский рыцарь сэр Эдуард Вудвил был одет в длинную кольчугу, поверх которой носил «французское сюрко из темного шелкового броката». Коней также часто наряжали в шелк, а мулы, на которых ехали дамы королевы, были, как мы читаем, «богато украшены». Королева по случаю носила парчовую юбку. Ее подруга, Фелипа де Португаль, носила платье настолько плотно расшитое, что оно защитило ее от кинжала убийцы при Малаге[108 - О лицах XVI века см.: John Pope-Hennessy, The Portrait of the Renaissance, New York 1963. Об одежде см.: Carmen Berm’s, Trajes y modas en la Espana de los Reyes Catolicos, I Las Mujeres: II Los Hombres, Madrid 1979.]. Таким образом, война стимулировала торговлю и, как всегда, технологические нововведения. Капитаны Кастилии жили между этими двумя мирами.

Под началом этих капитанов служили люди изо всех уголков Испании. Их можно было разделить приблизительно на восемь групп. Во-первых, это были муниципальное ополчение, кавалерия и пехота – преимущественно кавалерия. Все регионы Испании, включая далекие Галисию и Бискайю, присылали своих людей. Во-вторых, здесь были три главных военных ордена, Сант-Яго, Алькантара и Калатрава, которые сыграли столь важную роль в прежних войнах с исламом. В этой войне с Гранадой они были мобилизованы в последний раз. Орден Сант-Яго снарядил около полутора тысяч рыцарей и примерно 5000 пехотинцев, другие два – чуть меньше[109 - Я принимаю цифры Мартира (Martyr, [1:2] I, 113), но см. также: Ladero Quesada [3:12], 266.]. Они не всегда показывали себя хорошо – командующий ордена Сант-Яго, Алонсо де Карденас, в 1483 году возглавил атаку на Малагу из Антекеры, но заблудился в Сьерра де Ахарка и потерпел жестокое поражение, хотя свою жизнь спас. В-третьих, монархи имели королевскую гвардию в тысячу конных копейщиков. Ими командовал Гонсало Фернандес де Кордова, младший сын одной из знатнейших семей Кордовы. В юности он был пажом архиепископа Каррильо, постоянно сражался в войнах с Гранадой, начиная с Альгамы, был ранен в сражении при Сумии и особенно проявил себя в совсем не романтическом деле tala – уничтожении сельского хозяйства в веге Гранады. Он всегда считался «зерцалом рыцарства» – надменен со знатными, прост с солдатами, учтив при дворе, не терял самообладания при любых условиях, особенно в бою. Его владение арабским делало его хорошим переговорщиком, равно как и воином. Самый страшный для мавров кастильский военачальник, Фернандес де Кордова был Ахиллом без мрачного символа суетности этого эпического героя – его уязвимой пяты[110 - См. прекрасную биографию Jose Enrique Ruiz-Domenec, El Gran Capitаn, Barcelona 2002. Кампания в Андалусии была для «Эль Гран Капитана» репетицией Италии.].

При каждом из монархов Кастилии всегда находились по пятьдесят вооруженных арбалетами телохранителей, monteros de Espinosa, традиционно происходивших из живописного кастильского городка под этим же названием в очаровательной долине в южных предгорьях Кантабрийских гор. Их задачей было оберегать персону государя денно и нощно[111 - В X веке егерь (montero) из Эспиноса спас жизнь графа Санчо Гарсия. После этого монтерос стали королевскими телохранителями.].

В-четвертых, были отряды из эрмандад – полицейских сил, организованных в национальном масштабе в 1476 году. Во время войны они выделили 1500 копейщиков и пятьдесят стрелков, разделенных на отряды. Эти войска часто находились под командованием дворянина и обычно составляли гарнизоны захваченных городов.

Также нельзя не упомянуть армию слуг и рабов, которые обслуживали монархов и всех прочих выдающихся членов двора, включая клириков. Вероятно, на службе короля состояли одновременно около тысячи человек[112 - A. de la Torre (Documentos sobre las relaciones internacionales de los Reyes Catolicos, 6 vols., Madrid 1949–1951).]. Рабы были с Канарских островов, из пленных мусульман, захваченных в прежних войнах, а также чернокожие из Африки.

Члены испанского двора, испанская знать и торговцы, церковники и пекари всегда обычно держали по два раба, а особо знатные – намного больше. Например, у герцога Медина Сидония в 1492 году было девяносто пять рабов, многие из них были мусульманами, среди них около сорока чернокожих[113 - Miguel Angel Ladero Quesada, Los senores de Andalucia, Cadiz 1998, 247–8.]. В 1490 году в Испании насчитывалось примерно 100 000 рабов, основная часть – в Севилье. Некоторые рабы могли быть потомками рабов из Восточной Европы, которых продавали в Западной Европе в Средневековье, заменив старое латинское слово «сервус» на «слав»[5 - Легенда о происхождении слова «sclav» (раб) от «slav» (славянин) не имеет исторического подтверждения и, очевидно, родилась в Австро-Венгрии во второй половине XIX века. (Прим. ред.)].

Национальный состав испанских средневековых рабов был чрезвычайно разнообразен – среди них были черкесы, боснийцы, поляки, русские. Некоторые могли быть захвачены в сражениях с Гранадой и сами могли быть мусульманами. Остальных покупали на процветающих рынках западного Средиземноморья – возможно, в Барселоне или Валенсии, Генуе или Неаполе. Некоторые из рабов, мужчины и женщины, были захвачены на Канарских островах, даже на еще не завоеванном Тенерифе или уже покоренных Ла-Пальме или Гомере. Остальные, по большей части берберы, прибывали из маленьких североафриканских аванпостов – Сахары, находившейся на берегу почти в прямой видимости Канарских островов, или Лансарота. Немного чернокожих рабов могли быть куплены в Лисабоне у торговцев, которые в течение двух последних поколений торговали людьми, закупали их на западном побережье Африки, где-то между Сенегалом и Конго, вероятно, в Гвинее. Многих продавали флорентийские и генуэзские торговцы – в Португалии или, через своих представителей, в Севилье.

Количество рабов не удивительно. Рабство в Средиземноморье никогда не отмирало со времен Античности и особенно процветало во время войн в Испании между христианами и мусульманами. Христиане обычно обращали в рабов своих мусульманских пленных – точно так же мусульмане поступали с пленными христианами, иногда отправляя их в Северную Африку на государственные работы, – а христиане использовали своих рабов-мусульман для строительных работ. Многих рабов использовали в домашнем хозяйстве, а остальные работали на сахарном производстве на островах в Атлантическом океане (Азорах, Мадейре или Канарах). Некоторые хозяева нанимали их за деньги.