К новой философии

Явлинский, в своём утверждении насчёт экономики как 2+2=4, проецирует свои принципы и идеи с более высоких уровней на уровень ниже; либеральная экономика существует на 8-м. Математика в плане экономики в реальности так не работает, ведь экономика – это проявление души народа, а математика слишком категорична, чтобы позволить этой душе проявиться вовсю. И делать математику сложнее или понимать её более сложно тоже не нужно. Нужно сначала разобраться с душой народа, а потом уже идти дальше и строить из этого науку. Однако, мы знаем, что математика недостаточно хорошо сходится не только с приземлёнными вещами, но и с логикой, а именно необходимость и случайность иногда смешиваются и меняются местами ввиду событий, произошедших как в Эпохе Просвещения, так и в XX веке, когда позиции учёных весьма укрепились.

Понятия необходимости и случайности оказываются в итоге ключевыми для понимания онтологических конфликтов интеграторов по всем уровням. Явлинский исходит из точки зрения необходимости, как 2+2=4, почему он ни с кем и не идёт на компромисс по принципам. Навальный исходит из точки зрения случайности с Умным голосованием, где преобладает вероятностный подход в политике – мы выбираем не правильного кандидата, а кандидата наиболее подходящего, хоть и необязательно хорошего.

Между Бенедиктом Спинозой и Василием Налимовым, ещё одной онтологически конфликтующей парой, только в среде разновременных учёных, тоже ясно виден конфликт: первый со своей необходимостью склонялся к контексту, а второй со своей случайностью склонялся к объекту, на который он смотрел, в силу своей интеграторской природы, с точки зрения реальности. Такие конфликты не отображаются на Диаграмме, и их не так просто вписать, судя по тому, что онтологические категории не играют роли в метафилософских направлениях, в которых сливаются все представления воедино. Следует обратить внимание, что когда нет объекта в реальности, то этот объект случаен, но как только объект обретает существование из реальности, то он становится необходим именно в силу своего возникновения из реальности и зависимости от неё, которая при этом неслучайна. Иными словами, с точки зрения реальности все объекты (такие как материя) являются случайными, но с точки зрения объектов (таких как мы), они становятся необходимы, потому что возникли из неслучайной реальности. Если переведём на логический лад, не-А необходимо, а А случайно, «не-А есть А» необходимо потому, что исходит от необходимого, являясь цепью этой формулы. Эта формула непротиворечива, и в этом её основное отличие от формулы «А есть не-А», но смешивая логику с математикой разница между этими двумя формулами стирается, а следовательно и стирается разница между случаем и противоречивостью. Ещё одно более простое доказательство нашей необходимости состоит в том факте, что у нас есть сознание, а сознание людей не бывает без формы сознания. Наличие формы сознания у людей есть необходимость, потому что эта форма создаётся непосредственно самой реальностью, а не нами. В этом также пункт важной комплементарности, превосходящей частные расхождения.

У Спинозы всё держится на божественной необходимости – и природа реальности и природа людей. У Налимова основа на случайностях и вероятностях, которые лучше всего подходят для описания динамических процессов, изучаемых в химии, биологии, истории и гуманитарных науках в целом. Он придавал теореме Бейеса, которая имеет крайне ограниченный гносеологический характер, универсальный онтологический статус. Такое противоречие можно избежать, если не брать в основу своей философии субъективные формулировки (чтобы потом всем не представлять их объективными), такие как Бог у Спинозы или вероятности у Налимова. Точки зрения этих философов изначально исходили из реальности (их общих позиций), но затем остановились на одной стороне лишь в силу влияния на них внешних факторов – вокруг Спинозы верующих было очень много, в том числе среди учёных, а во время Налимова практически все были наполнены крайне размытыми понятиями, например «материей».

В итоге, мы видим, что необходимость по Модели левобортна, а случайность – правобортна. Теоретическое объяснение этому явлению можно дать такое и оно исходит из самой метафизики Модели: начинают все интеграторы с позиций метафизических и онтологически центральных, но по мере отдаления от позиции, по ходу направления, происходит скашивание или искривление, наклон либо в правую, либо в левую сторону, потому что проявление или дифференциация из критической точки (позиции интеграторов), коих такое же бесконечное множество, как реальных чисел, соответствующих онтическим концентрациям по горизонтали, обязательно выражается элементами Модели, и таким образом эти критические точки вполне могут соответствовать семантическому вакууму Налимова. Иначе сказать, интеграция всегда выходит на те уровни, где она натыкается на новые проблемы; интеграция по Модели всегда частичная, никогда не полная, ведь всё должно выйти из зоны синтеза в зону анализа и не может перепрыгнуть все уровни Модели по центральному направлению понятийно неразличённых (или нераспакованных в смысловом значении) точек. Если думать таким образом, то онтологические конфликты с точек зрений интеграторов могут сыграть решающую роль в их объединении без необходимого усложнения Диаграммы. Но в этом конфликте могут играть роль и иные сложности в понимании, а именно расхождения, которые обусловлены психологическим влиянием, недостаточностью знания или всем комплексом причин, которые мы обсудим далее.

35.2. Внутренняя конвергенция, коренные и некоренные категории

Как можно организовать группу так, чтобы её работа была наиболее эффективной? Для этого нужно рассмотреть внутригрупповую динамику по Диаграмме аналитическим методом. В правильно разработанной обстановке, когда каждый выполняет свою уникальную функцию, внутренний конфликт возникает только из-за сходства взглядов, а не их различий. Это психологический конфликт, когда Вы видите что-то своё в других и ненавидите их за это. Люди, которые не настолько психологически закомплексованы (а я думаю, что Рэнд проявила себя именно такой в отношении дебатов с дезинтеграторами), не будут так сильно подпитывать конфликт, а просто примут его в качестве основания для конвергенции. Не нужно разбивать черепа друг друга, если мы сходимся – просто усвойте, что у нас есть свои пространства, и места для всех хватает. В «О педагогике» Кант упоминает историю, связанную с этим мышлением. Это история дяди Тоби и мухи из «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена» Лоуренса Стерна. Вот выдержка оттуда:

– Ступай, – сказал он однажды за столом большущей мухе, жужжавшей у него под носом и ужасно его изводившей в течение всего обеда, – пока наконец ему не удалось, после многих безуспешных попыток, поймать её на лету; – я тебе не сделаю больно, – сказал дядя Тоби, вставая со стула и переходя через всю комнату с мухой в руке, – я не трону ни одного волоса на голове у тебя: – ступай, – сказал он, поднимая окошко и разжимая руку, чтобы её выпустить; – ступай с богом, бедняжка, зачем мне тебя обижать? – Свет велик, в нём найдется довольно места и для тебя и для меня. (гл. XII)

Таким же образом кантианцы и Объективисты могут сосуществовать в мире, который достаточно широк, чтобы вместить и то и другое, дез и мис. Это также мир, который может содержать инт.

Идеалисты не могут смотреть на свои собственные позиции даже аналитически, поскольку они берут свою собственную аналитику как априори и единственную (это их единственная «линза»). Следовательно, у них также есть «семейные» ссоры (протестанты против католиков – первое, что приходит на ум), как и многие люди в своих категориях. Теперь, тот факт, что эти лишь внутренние конфликты существуют без каких-либо внешних конфликтов, интересен, и я не знаю, как объяснить этот феномен с помощью Диаграммы. Однако, исходя из Диаграммы, эти конфликты могут быть признаны ненужными. Диаграмма способствует внутреннему миру и психологической уравновешенности сходных категорий. Так как мы рождены реальностью и имеем непосредственное к ней отношение, толерантность друг к другу должна быть нашей моральной прерогативой.

Одним из главных методов использования Диаграммы является более утончённая способность критиковать иные взгляды и спорить с оппонентами противоположных позиций. Так как их философии не исключаются из рассмотрения, мы стремимся к правильному и точному пониманию противоположных точек зрения, но извращение позиции оппонента или его изолирование не приведёт, посредством прогрессивного спора, к обоюдной истине. Если использовать эту Диаграмму, можно научиться более верно интерпретировать противостоящие философии в рамках своей собственной, и таким образом даже редуцировать или идеализировать другие философии осознанно, чтобы избежать крайних неточностей, приводящих к ненужному взаимному отталкиванию. Так, стороны будут способны более терпеливо относиться к возможностям своего соперника и уважать его или её за это.

Судя по многим примерам, отрицание Аристотеля как интегратора показывает, что интеграторы, придерживающиеся этой точки зрения, сами не осознают себя интеграторами, потому что быть осознанным интегратором значит принимать других интеграторов. Такие интеграторы скорее принимают, защищают, оправдывают и, следовательно, скатываются к аргументам, во многих важных моментах подчиняющимся неинтеграторам. Поэтому нужно ввести новый термин, который будет обозначать противоречивую природу таких интеграторов. Из этого рассуждения выводится разница коренных и некоренных интеграторов: первые признают и не смешивают интеграторов с дезинтеграторами, а вторые скорее относятся орицательно к интеграторам, подкрепляя это своим идеалом, что они за всех, но не осознавая, что это невозможно и что, в принципе, является таким же несбыточным и контраестественным идеалом, как у коммунистов, считающих что все люди есть одно – подчинённые их деспотической идеологии. Я выделяю интеграторов как особую категорию, и поэтому живу другой, возможно настолько же несбыточным внушением, что все интеграторы могли бы сойтись. Я верю, что мы можем сойтись, но другие выбирают схождение со всеми, кроме интеграторов, в особенности дезинтеграторами. Им может казаться, будто бы у них получается, но они не видят, как могло бы получиться с другими интеграторами. Они как искорки, которые быстро гаснут, окружённые тьмой неинтеграторов. Интеграторам нужно обьединяться посредством принципа коренной категории и создавать свою команду-авангард. Только посредством уровня выше могут объединиться все интеграторы. Интеграторы одиночки будут смотреть не на то, что нужно в более глобальном контексте. У них могут быть единичные успехи, но не более того.

Только при делении на конкретности, такие как добро и зло, правильность и неправильность, интеграторов и неинтеграторов, вообще возможно ясное единство. Иначе это исходит из влияния неинтеграторских категорий, типа мат8, что видно по основному посылу в неотличии. Но это только вначале, в возможности. Затем, в действительности, всё должно быть по-другому, поскольку начало из этики не должно подчинять себе ту цель, которая ведёт её далее. Дальше, выходя за пределы обычной этической основы, мы осознаём, что ограничения, применимые к людям, ограничены сами по себе, особенно в качестве оценок, а ограниченное существо подобает грубому, не развивающемуся посредством творчества, простирающего его за пределами своих ограничений. «Доброе» и «злое», применимые в целом не только к людям, но и всему человеческому, устаревают, когда мы начинаем представлять их абсолютными, так как они сразу же вступают в конфликт с окружением. Тем самым, судя по внешней реакции, мы начинаем чувствовать потребность в их изменении, не низведении их по уровням, а в представлении их в абсолютной смешанности и взаимопроникаемости во всём, до чего способны дотронуться руки человеческие и что способен изменить человеческий разум. Не «добра» и «зла» нет как таковых, а их границ, выстроенных человеческим умом. Иное выстраивание будет происходить постольку, поскольку наше понимание абсолютности данных этических понятий будет меняться в ту сторону, по которой выводятся эти понятия на иной, более высокий уровень. Абсолютность же их содержится не в том, что мы думали прежде, а по причине чего такие человеческие понятия стоит рассматривать в их динамике и взаимосвязанности, нежели в абсолютном отгорождении друг от друга. Каждая категория настолько же сложна, как и любая другая, но познать сложность всего мы можем только в отвлечении от всех обособленностей, особенно в том случае, когда мы сами пытаемся достичь налаженности внутри некоторого общества, возведённого из наших собственных отношений. Тот, кто стоит в этом обществе на ответственном месте, должен не только знать, что делается на периферии своего круга, но и способствовать соединению своего знания о периферии с более высоким, понятийным, которое он представляет своей собственной персоной. Таким образом, знание о каждом члене выводится из их взаимодействия, хоть и неполного, но значимого для того, чтобы вывести наиболее точное представление обо всех его членах, взятых вместе. Если поэтому нет в каждом обществе абсолютного добра и зла, значит нет и абсолютных делений внутри него, нет того, что бы ограничивало творимое им вместе с его собственными масштабами. Все границы могут меняться, либо внутренности смешиваются с тем, что снаружи. Если для этики есть строгие деления, то для более объективной и возвышенной этической дисциплины, применимой на практике, такие деления нелогичны и даже нерациональны. Их же противоположность как раз и будет являться тем неизменным и всепобеждающим добром, которое ищут, но не находят, абсолютисты по нравам, потому что именно такое добро можно найти во всём, а не только в конкретном. Для этой цели нужно настроиться наблюдателю, хоть это и произойдёт не без трудностей.

Трудность ещё имеется в том, что идеи об абсолютном единстве не сводятся к единственному единству без внутренних конфликтов – единству интеграторов, в особенности идеологополитическому. Для радикального изменения мира нужны радикальные решения в жизни, в том числе таких интеграторов, которые на это способны. Фамильярность по дружеским или родственным принципам отходит для них на задний план, на периферию – так уменьшатся и с этими людьми конфликты. Будут ли они способствовать творческому расширению границ круга, зависит от того, какую позицию они будут занимать по отношению к центру, пассивную или активно поддерживающую. Мы должны смотреть только на категории людей и возвышать их объективно, независимо от косвенных или тривиальных признаков, базирующихся лишь на традиции или вкусе. Настоящая семья – это ваша категория. Общая категория – внутренний круг и центр. Как можно не считать Аристотеля интегратором, если он в одной с вами общей категории, таким образом, получается архетипное противоречие. В этом и состоит мой вывод о некоренной интеграции, которая по сути своей безуспешна, потому что как можно интегрировать пустоту дезинтеграции по сравнению лишь с ошибочной интеграцией, но тех, которые не скатываются к дезинтеграции посредством тупого схождения с дезинтеграторами, а примыкают к центру с периферии. На Диаграмме ясно видны точки соприкосновения интеграторов и мисинтеграторов, и, как видно из исторической практики, их плоды – это лучшее, что породило человечество по сей день: Платон и Аристотель, Христос и Иоанн, Маккартни и Леннон и другие. Им нечего противопоставить, но остальные свободны в праве попробовать своё. Некоренных и несходных с вашей категорией можно держать на периферии до тех пор пока они не укоренятся, а если сходной, то даже до укоренения можно сразу же их включить ближе к центру, чтобы таким образом они скорее пришли к с самим себе.

«Коренные» и «некоренные» – это более точные, придаточные понятия внутренних Направлений, потому что под «коренными» обозначается основная черта самоосознанности (своей категории) человека, вне зависимости от таких факторов самоосознанности, которые больше ассоциируются с необыденностью, рефлексирующей специализацией. Самоосознанным не обязательно быть коренным, но коренным обязательно быть самоосознанным. Некоренные могут быть одновременно необыденными и несамоосознанными по своей категории, поскольку нельзя себя осознать, не осознав также других в своей категории или подобных себе. Самоосознанность заключается в полном внутреннем развитии всех внутренних Направлений, росте личности, приобретающей всевозможные характеристики. Коренная категория не имеет внутренних конфликтов, так как она не ассоциируется с чужими категориями. Самоосознанные люди придерживаются категориальных закономерностей, потому что опираясь на такие закономерности можно обнаружить истинные изменения.

Получается, в таком ключе, что обыденность и самоосознанность не являются противоположностями, и что следует стремиться к последнему, как из потенциального к реализованному, дабы избежать их разрушающих взаимодействий. Самоосознанность – это более чистое, основательное проявление своего самопознания без внутренних конфликтов, приводящее к иному пониманию морали. Получается, что самоосознанность метаэтична в плане абсолютной гармонии внутри своей категории, то есть любой конфликт с категорией такой же, как у себя, обязан выливаться в затушёвывание осознанности. Человек может быть очень грамотный, образованный и необыденный, но в то же время не осознавать себя как уникального, отличного от других индивида в плане своей категории. Стоит ещё заметить, что между самоосознанием и самопризнанием есть пробел, который может приводить к внутренним конфликтам и напряжению. Моё понимание самоосознанности, которое я считаю присущим коренной категории, основано на отличии себя от других, но которое исходит из сравнения себя с другими без конфликта.

Понятие «коренности», однако, не может объяснить влияние политики на философию, и мнимых расхождений, которые появляются, как мы видели в предыдущей секции о комплементарности. Чтобы решить проблему мнимых расхождений и ответить на вопрос о том, как возможны комплементарность с конвергенцией, можно свести проблему «коренности» к мнимым направлениям. Если мы уже смотрели на онтогносеологические интерпретации категорий, то ещё стоит рассмотреть политические влияния, в особенности горизонтальные: влево и вправо.

Дезинтеграции, как те, о которых речь ещё будет вестись ниже, идут только гносеологически от объекта, а политические направления не ведут никуда, только вдохновляют те направления, которые уже имеются у субъекта. Если материалист левый, то идёт он и так, и этак вниз, и у них политика с гносеологией полностью сходятся. У левых интеграторов лишь укрепляется направление сверху вниз, но оно не дезинтеграторское, а интеграторское, хоть и сходится с дезинтеграторским, потому что проблема в итоге лишь в несбалансированности направлений интеграторов в данном случае. У левых идеалистов направление реалистическое тоже вниз, и в этом они хорошо сходятся с левыми интеграторами, как Сократ с Поппером. Правые мат повёрнуты к эгоизму или интеллектуализму с направлением вверх, правые интеграторы мистические, а правые идеалисты раздираются изнутри на части, потому что упираются вверх, не могут идти дальше и у них не получается иначе, кроме как спускаться вниз против воли, что отражается на их озлоблении и подчинении других себе или своим идеям более, чем если бы они естественно спускались вниз как левые идеалисты. Правые идеалисты вынуждены идти вниз, а левые это делают по желанию. Этим можно объяснить и их политические взгляды – первые верят в принуждение всех, а вторые верят в свободу. Однако, тут ещё важно усвоить разницу между правым интегратором и правым идеалистом. Правый интегратор мистический и занимается мистикой по желанию, а правый идеалист всё делает по принуждению и других заставляет так же делать. Между расходящимися интеграторами главная особенность именно в различии их политических (горизонтальных – также ромбиками показанных на Диаграмме) и, следовательно, «мнимых» (с философской точки зрения) или некатегориальных направлений. Их политические взгляды влияют на их онтологию, а сбалансированность направлений или их несбалансированность, выражающаяся в искривлении, появляется именно под таким влиянием. Любопытно, что Поппер интерпретирует Аристотеля, когда он того упрекает во вдохновении марксизма и нацизма, ровно так же, как Явлинский Навального. Параллель очень чёткая, и можно даже сравнивать их индивидуальные слова. А вся проблема, оказывается, лишь в том искривлении философии, которое производит левая политика.

Мы видим на примере отличие этики от метаэтики, а следовательно этики от метафизики. Например, дезинтеграторы часто смешивают добро со злом, и данное смешение у недезинтеграторов – признак скатывания к дезинтеграторам. Это происходит примерно так: добро представляется злом, а зло, в свою очередь, добром. У мат10: инорасовые интеграторы – зло, а сами фашисты – добро. У мат9: средний класс – зло, а сами революционеры-террористы – добро. У мат8 может не быть этики как таковой, и в аморальности у них всё возможно, но может быть в виде веры в добро – зло, а аморальность – добро. Все, однако, сходны в рассуждениях об одинаковости людей, потому что рассматривают их лишь по внешности, ограничиваясь материальностью. Так как категории добра и зла в отношениях по гносеологической этике плюралистичны и, следовательно, более субьективны, в связи с их ситуативностью, категории моральности и аморальности метаэтики должны иметь более объективное, общественно-политическое значение, которое, однако, не должно отводить роль лишь одной из сторон политического спектра, а это значит, что все категории могут быть левыми или правыми в политическом плане (а также сверху, или более авторитарными, или снизу, или более либертариарными, если смотреть на различие уровни, но и это усложняется тем, что любые политические воззрения возможны у любых категорий). Такая метаэтика нужна и применима всеми, так как жить по категориям – значит жить сознательно, различать и развивать своё понимание форм сознания, познавать свои ограничения и самое себя, а также смотреть на мир более сбалансированно, вычленять истинное из мнимого, и на почве этого делать соответствующие суждения и деяния.

Как мы увидим далее, самые худшие последствия появляются не от смешения этических категорий, представленных выше, а от того, на что способен некоренной или мнимо расходящийся по отношению к своей категории. В таком случае, к примеру, возможно, что у тех, кто сознательно атакует интеграторов, будут защитники и среди интеграторов, а это значит, что к любой категории может быть подвязана в дружественных отношениях интеграторская, и это главная причина, по которой коренные интеграторы, не желающие конфликта со своей категорией, должны остерегаться насилия в общем. Дальше мы углубимся в анализ понятия некоренных категорий на основе нескольких примеров. Есть случаи, когда некоренными становятся впоследствии, как с рационалистом Спинозой, который сам по себе не принадлежал ни к одной интеграторской традиции, или космополитом Карлом Поппером, который был в традиции Антисфена, но и эти экстремальные случаи пока ещё сложны для нашего понимания, если мы будем смотреть на них только с точки зрения философии. Мы лучше разберём и возьмём за стандартные примеры современные некоренные воззрения у идеалистов в традиции Рэнд, но которые как будто предшествовали ей и были наподобие спящих, принадлежащих к несформированным категориям, но не окажутся ли и их проблемы мнимыми?

36. Вопрос по кругу: Что такое некоренная философия?

Я сначала задался вопросом о противоречивых философиях, когда начал оценивать результаты Диаграммы. Хоть я думаю, что мои первые затруднения в отношении природы так называемой «спящей» философии были значительными, сейчас я считаю, что такая философия даже намного сложнее, чем казалось раньше. Помимо встречи с такими персонами в реальной жизни, я также считаю важными нескольких представителей в литературе и искусстве, которых хорошо было бы обсудить. В частности, я хочу упомянуть философии писателя Филипа Дика, персонажа из Шантарам Робертса и Андрея Тарковского, российского кинорежиссера. Эти новые сравнения и выводы заставляют меня поверить, что, как минимум, такая «спящая» философия сходится по Направлениям с идеалР (хоть это и неочевидно), и такое схождение отсутствует при разборе подробностей. Несмотря на то, что можно постулировать иные формы для этих лиц, например идеализм/реализм, такие формы не только противоречат принципам Диаграммы, но и являются лишними, так как формально сходяться с основными признаками уже существующей категории, а именно идеалР. Схождение по общим, в данном случае, формальным признакам Направлений, на практике оказывается (или может оказаться) противоречивым, и, следовательно, тут применим метаэтический термин «некоренной» философии, то есть такой, которая эмпирически не приемлет содержание в своей форме черт, отличающихся по моральным признакам. Расхождение на практике не стоит расценивать как нечно плохое, а лишь как отличие в представлении морали данной категории, иначе говоря, их внутренние конфликты. Всё же размышления о том, означает ли это, что в будущем данная философия сможет привести к образованию новой формы из неё или останется с такими неосознанными или даже осознанными внутренними противоречиями, неокончательны.

36.1. Безумные миры Дика

Наверное, самый важный из некоренных идеалР – это Филип Дик: провидец-фантаст и писатель-философ. В Экзегезе Филипа К. Дика (2011) мы находим некоторые очень интересные идеи Дика, которые относятся к другому способу восприятия реальности. Хоть Дик не был профессиональным философом, мы можем обнаружить, что у него действительно что-то есть. Например, рассмотрим этот отрывок о божественном существе Валисе:

… эффекты Валиса ощущаются до того, как Валис существует, и эти эффекты следует рассматривать как акаузальные; у них нет причины, потому что их причина ещё не существует. (83:150)[123 - Тут я использую обозначение [папка]: [страница].]

Если мы свяжем это высказывание с субатомным уровнем, то мы обнаружим, что частицы являются случайными только до тех пор, пока не достигнута Богопричинность, которая, в конечном итоге, будет выявлена, заставляя нас позже понять, как все частицы были вызваны. Интересно, что Валис считается полностью существующим только тогда, когда мы полностью его обнаружим, но, в настоящее время, он может существовать лишь частично с помощью тех материальных частиц, которые мы ощущаем.

Головоломка усложняется, когда мы знакомимся с онтологией Дика: «Часть – это реальное целое» (49:1132, курсив его). Это смешение онтологии и метафизики противостоит различению части и целого, что имеет решающее значение для онтологии, являющейся областью исследования, отличающейся от метафизики. Если часть и целое одинаковы, то мы теряем различие в масштабе между частицами и космическими сущностями. В конечном итоге, Дик описывает своё затруднительное положение:

Таким образом, если вы продвинете сущность достаточно далеко с точки зрения возрастающих уровней, то обнаружите, что прошли полный круг. (1:121)

Следовательно, мы можем установить, что его метафизика спускается с пятнадцатого уровня Модели, а затем он соединяет её с первым уровнем по всему кругу, делая свою область максимальной и цикличной, в связи с неполной самоосознанностью обратного, идеалистичного Направления, как и у Рэнд. Отличие может состоять в том, что Рэнд предпочитала линейный взгляд на мир, ушедший вправо в аналитическом и политическом измерениях, а следовательно вниз, потому что выше Бытия для неё ничего не было, а Дик, всё же, бросается в стороны, в связи с контекстуализмом и левостью, уходом в синтетическом и соответствующем политическом направлениях, что раскрывает его некоренное поведение, которое скорее поднимается вместо того, чтобы опускаться. Из-за круговой природы своей философии он может с лёгкостью опускаться, а также подниматься по двум служащим границами уровням (1 и 15), потому что они кажутся ему плавно проходимыми. Однако же, Дик, кажется, сходит с ума, потому что его идеи настолько неорганизованны, что наталкивают на мысль, что такое сложное возвращение по максимальному идеалистическому масштабу скорее неправдоподобно, чем реально по левостороннему взгляду. Рассмотрите эти его заявления: «Я = Бог» (20:18), «Итак, я Бог, не осознавая этого» (1:262), и «Я святой» (75:D-9). «И я заявляю тоже: что я сумасшедший» (там же).

36.2. Разгрузки с Кадербхаем Робертса

Ещё с одним странным персонажем, возможно полувыдуманным, можно познакомиться в знаменитом полуавтобиографическом романе Грегори Дэвида Робертса Шантарам (2003). Кадербхай – глава мафии, – стремится помочь своим людям в других странах. Его философия, как мы увидим, не более надуманна, чем философия Дика. Рассмотрим первое рассуждение этого персонажа:

Истина в том, что все мы – каждый из нас, каждый атом, каждая галактика и каждая частица материи во вселенной – движемся к Богу. (гл. 9)

Это странное движение, которое Кадербхай называет научным и объективным, есть движение от простоты к сложности, как в «…самые первые доли секунды после этого расширения вселенная представляла собой нечто вроде густого супа, состоявшего из простейших частиц. Эти частицы были по составу даже проще атомов. В то время как вселенная охлаждалась после произошедшего, частицы соединялись друг с другом, образуя скопления, которые, в свою очередь, объединялись в атомы» (гл. 23).

Так мы начинаем с сингулярности Большого взрыва Хокинга, которая, если мы следуем рассуждениям Кадербхая, предшествует Богу. Затем он связывает её со светом, и всё становится интереснее и сложнее, соотнося жизнь с его первым утверждением об истине:

Жизнь, как и все прочие характеристики всего сущего во Вселенной, такие как сознание, свободная воля, тенденция к усложнению и даже любовь были даны Вселенной светом в начале времён, известном нам. (гл. 33, мои выделения)

Однако, Кадербхай относит свет к Богу не через Большой взрыв, а следующим образом:

Я не думаю, что свет – это Бог. Я думаю, что возможно, и разумно сказать, что свет – это язык Бога. Свет может быть способом, с помощью которого Бог говорит со вселенной и с нами. (гл. 34, его курсив)

Это интересно, учитывая, что мы узнали, что свет – это источник всего сущего, поэтому всё должно быть просто языком, используемым Богом, который не может быть определён иначе, как через невозможность. Итак, в общем мышлении Кадербхая есть некоренная потеря направления, когда он говорит, что мы начинаем с сингулярности и идём к сложности, но затем он говорит, что, хоть свет находится в начале вселенной в сингулярности, он не первичен, а вторичен Богу, что означает, что он начинается с Бога, а затем заканчивается хаотичными и случайными квантовыми колебаниями, которые он назвал бы языком Бога и которые затем «плавно» соединяются в противоположность его первоначальному утверждению. То есть, что Бог как «простая» сингулярность движется к свету, выражающемуся в людях и остальных вещах. Следовательно, мы видим такую же потерю направления в мысли Кадербхая, как и в мысли Дика.

36.3. Смысл жизни по Тарковскому

Так что же всё это значит для некоренного человека? Их смысл жизни теряется в сложностях материализма в их идеализме, как и в работе Андрея Тарковского, известного кинорежиссёра. Хоть Тарковский сказал в интервью редакции журнала Esquire 30 апреля 2014, что «жизнь никакого смысла, конечно, не имеет», он уточнил это, когда написал:

Искусство реалистично в том случае, когда оно стремится выразить нравственный идеал. Реализм – это стремление к истине, а истина всегда прекрасна. … Искусство символизирует смысл нашего существования. (en.wikiquote; дата обращения: 29.10.2019)

Как и другие ранее рассмотренные творческие личности, мы находим, что некоренные настолько очарованы искусством, что они могут вытеснять отдельные философии, учась находить уникальные способы самовыражения через искусство. Подобно Дени Вильнёву, Тарковский также сотрудничал в своих сценариях с материалистами (братьями Стругацкими) и обычными идеалистами (Андреем Кончаловским), не уступая их мировоззрениям, но и не выражая своего коренного. Таким образом, он создал свои классические и всемирно известные фильмы, такие как Андрей Рублёв (1966), Солярис (1972), Зеркало (1974) и Сталкер (1979).

Некоренные, такие как Тарковский, могут работать с материалистами по причине их сопутствующих Направлений и политических (практических) воззрений. Может быть, это также объясняет, почему такие некоренные, как Дик и Кадербхай, используют кантианскую этику, в которой Бога как постулата иногда путают с настоящим идеалистичным Богом. Пожалуй, верующие в «Бога» материалисты, такие как Мартин Скорсезе и Терренс Малик, направлены к этому, казалось бы, божественному «Богу». Но мы не станем спрашивать насчёт того, насколько хорошо некоренным это понятно.

Глава VIII: К новой эстетике

В августе 2016 года Би-би-си выпустила список 100 лучших фильмов XXI века по мнению критиков, среди которых были несколько раз выбраны такие режиссёры, как Дэвид Линч и Терренс Малик. Прочитав этот список, Вы, возможно, поймете, что вид субъективизации всех мнений о фильмах, с которыми сталкиваются кинозрители, сопровождается признаком культурного вырождения кинокритиков, которые должны стеречь за нами «сверху», но которые кажутся такими же счастливыми быть рядом с менее сознательными из нас в кинотеатре. Если люди говорят только, что им нравится или не нравится фильм, не вдаваясь в подробности того, что им нравится и почему, мы никогда не сможем развить утончение критики среди группы критиков, которые принимают картинки собачьего говна (среди других, которые соответствуют их выбору) и фильмы такие же плоские, как картины, за шедевры. Так почему же в XX веке нам понравились идеалистичные фильмы Кубрика и Хичкока, а теперь речь идет о разновидностях телесно-центрированного материализма? Когда мы начнём понимать, что критика фильмов имеет значение только по той причине, что существуют правильные и неправильные мнения и что не у всех нас есть правильные мнения?

37. Соотношение метафизики и эстетики

Я не люблю писать о метафизике самой по себе, но хотел бы попробовать сделать это через эстетику. Поскольку я не различаю логику и метафизику как несвязанные области исследования, я предпочёл бы объяснить более изящную философию, используя практические примеры, которые может испытать любой человек в мире. Как практическое выражение своей формы сознания, эстетика любопытней метафизики. Метафизика для меня – последняя, в конце всей философии, а не её начало, так же как философия в основном связана с гносеологией, а не с метафизикой для Рэнд и её главного последователя, Леонарда Пейкоффа, которому я обязан за разработку своих собственных контекстуальных и метафилософских концепций. Факт перенесения сверху метафизики делает все мои философские ветви (политология, этика, гносеология, теология и эстетика) противоположностью того, что типичная философия, сосредоточенная на метафизике, исследует и ценит. Однако я хочу доказать, что мои вопросы не менее интересны, чем те, которые были изучены в течение более двух тысячелетий размышлений.

Таким образом, мы начинаем с эстетики, чтобы помочь людям стать более деликатными и чувствительными в своих вкусах. Я исследую объективную эстетику как метафизику, сосредоточенную в искусстве. Поэтому Вы можете думать, что я пишу о метафизике через эстетическую линзу. Объективная эстетика основывается на метафизике, так как любая Позиция метафизическая, что также структурирует все категориальные мировозрения, отображаемые искусством. Поскольку просмотр фильмов – это занятие, которое разделяют практически все в мире, я думаю, что фильмы – лучший предмет для философской критики, чтобы научиться не только испытывать, но и правильно анализировать произведения искусства. Искусство потребления фильмов – это эстетика тонкого вкуса. Поскольку мы желаем испытать красоту и удивление, мы обнаруживаем, что животная жизнь менее приличествует человеческой. Люди могут совершенствовать свои навыки и вкусы, в то время как животные пожирают практически всё одинаково и равнодушно. Я хотел бы подчеркнуть, что мы не должны потреблять что-либо, не задаваясь вопросами о различении. Поэтому мы переходим к этому искусству потребления фильмов, которое похоже на еду для гурмана, вино для ценителя и метафору для риторика. Три следующих фильма как раз демонстрируют эти качества: Пряности и страсти (2014), Удача винодела (2009) и Охота (2012).

Потому что это введение предполагается для побуждения вопросов, а также понимания читателей, эти фильмы только упоминаются, чтобы послужить примерами рамок исследования критического потребления фильмов, а не для моего более детального анализа. Для начала Вы могли бы сами испытать свои навыки применения данных рамок перед тем, как будут приведены примеры других фильмов с подходящими атрибутами к данному введению. Можно лишь дать вспомогательные наводки на эти три фильма: первый фильм как еда, затем фильм как вино и фильм как метафора. На этих фильмах вы проверите, насколько хорошо вы понимаете предоставленный ранее материал, и испытаете свои собственные навыки в эстетике, чтобы ответить на вопрос: Какой из этих фильмов относится к идеализму?

Для более основательного рассмотрения эстетики с объективной точки зрения, определение искусства гласит, что «Искусство – это избирательное воссоздание реальности в соответствии с метафизическими ценностными суждениями художника» (Романтический манифест, 1971, гл. 1, курсив в оригинале).[124 - Помимо объяснения основных четырех направлений своей философии (этики, политики, гносеологии и метафизики), Айн Рэнд также писала о природе эстетики, последней, пятой ветви. Для более подробного изучения Объективистской этики смотрите Добродетель эгоизма (1964), политики – Капитализм: незнакомый идеал (1966), гносеологии и метафизики – Введение в объективистскую эпистемологию (1990).] Другими словами, искусство для Рэнд – самоцель, а не средство. Искусство – это «конкретизация метафизики» (там же); у него нет социальных или дидактических целей. Поэтому я решил, что эстетика также является важной отраслью философии, которую я должен рассмотреть. Это философия красоты, которая мотивирует и вдохновляет стремиться к Истине и становиться более опытными в «чувстве жизни», то есть в душе. В своём анализе эстетических работ я сосредоточусь на внутренней метафизике, руководящей ими. Конечно, следует отметить, что метафизика, которую я выбрал для защиты в этой короткой современной сфере киноэстетики XXI века, принадлежит мне, а не Рэнд.