Я заберу твой Дар. Вор

Никто и никогда не смел называть меня дворовой собакой, и никто и никогда не смел оскорблять моих друзей. Это взъярило не на шутку. Однако посмотрев на Софи и увидев ее слегка настороженное лицо с внимательным взглядом, направленным на хамку, я решила сдержать нелицеприятные слова до поры до времени. Что ж, практика показала, что «Моника» видит и понимает чуть больше меня.

Послушавшись свою подругу, старшую на десять лет, я посмотрела на желтоглазую. На ее губах играла надменная улыбка. Это разозлило еще сильнее. Услышав мое шумное пыхтение, Софи вновь до боли стиснула запястье. Подействовало. Проследив за нашими руками, женщина презрительно хмыкнула, издевательски выгнув черную тонкую бровь.

– В коем-то веке хоть одна соображающая лима, – вальяжно растягивая слова, произнесла она с гаденькой усмешкой. – Я повторяю для особо «одаренных», не сметь выходить за пределы своих покоев без паранджи. Если вас увидят грайдеры, уверяю, вам это очень не понравится. Даже вайгар не сможет их остановить. Не говоря уже о том, что вы можете принести непоправимый вред всему Харну, если попадетесь Видящему. При грайдерах не разговаривать и уж тем более не смеяться. Желательно, при них, стараться двигаться без резких движений. В идеале, вообще избегать встреч с ними…

– Дышать можно? – не выдержала я самодовольного превосходства мерзкой тетки, получив еще одну «крапивку» на запястье.

– Если получится, то лучше, если и дышать не будешь, лима, – лилейно протянула она.

– А вы кто, собственно, такая? Почему распоряжения раздаете? Почему хамите? – не унималась я, испытывая лишь желание нахлестать по высокомерной физиономии.

– Ариадна, – негромко зашипела Софи, но меня прорвало.

– Если хозяйка замка, так что ж вы так себя ведете? Или не слышали никогда о гостеприимстве? Полагаю, если вы прибежали на наши визги, то именно вам поручили заботу о нас. Как-то не очень качественно работу выполняете. Даже не объяснили, как работают ваши душевые. Или сами раз в месяц моетесь, так и другие потерпят?

Продолжая противно улыбаться, женщина жеманно сцепила руки, начав покручивать большими пальцами по оси.

– До вас, ни у одной группы лим не возникало проблем с омовениями. Прошу простить, не думала, что у вас такие проблемы с умственными способностями. Признаю, мое упущение.

– Да, очень недальновидно. Я ведь собиралась сейчас из платья выпрыгнуть да пойти по замку расхаживать, в чем мать родила. Что бы вам за это было, госпожа… как вас там? Может быть, даже самому вайгару попалась бы на глаза. Что с меня взять-то, с дуры иномирной.

А вот эти мои слова совсем-совсем не понравились «хозяйке». Улыбка на ее лице скисла, как свернувшееся молоко. Желтый взгляд недобро потемнел. Она сделала несколько шагов по направлению к нам.

– Запомни, лима, даже думать о таком запрещено, – зашипела тетка, словно змея, но меня особо не пробрало. – Если бы ты видела, хоть часть того, что происходит на Харне. Как погибают люди и грайдеры, то даже бы не посмела свой рот раскрыть, выплевывая столь ядовитые слова. Ты ничего не знаешь и ничего не понимаешь. Глупая. Но я вас научу. Для этого я здесь. Я – ваша наставница. Все мои слова и приказы, вы обязаны исполнять неукоснительно. Иначе можете погибнуть. За месяц, с моей помощью, вы выучите харнский язык. Всё, что вам важно знать о нашем мире, я также постараюсь донести до вас. Мое имя – Ландзо?ра Хумбо?ра. Вы должны будете обращаться ко мне дера Ландзора. А теперь смойте с себя всю грязь. Через два часа, я приду за вами и отведу в ученическую. Лима Ариадна, возьми у лимы Софи паранджу и отправляйся в свою комнату.

Смерив нас уничижительным взглядом, Ландзора задрала свой острый нос и вышла. Как только дверь в комнату закрылась, а шаги в коридоре затихли, я первая заговорила:

– Гадина какая…

– Ариадна, ты меня поражаешь! – тут же возмутилась Софи, амплитудно откинув мою руку и направившись в спальню. – Язык за зубами вообще не умеешь держать?

Меня это страшно оскорбило, ведь я пыталась отстоять нашу честь.

– Да кто она такая, что позволяет себе нас оскорблять?

– Вот именно! Кто она такая? Ты знаешь? – резкими рывками начала заправлять кровать Софи. – Вот и я не знаю. Мы вообще ничего не знаем об этом мире. Тебя оборотни не смущают? Ты можешь быть уверена, что женщины здесь не умеют оборачиваться? Я вот нет. Глаза ее видела? Как у хищницы! Местные женщины наверняка не просто так от нас бегают, как черт от ладана. Ты договоришься рано или поздно, Ариадна. Кто-нибудь перегрызет нам глотки, и дело с концом.

– И что ты предлагаешь? Глотать хамство и молчать? – наблюдая за рваными движениями девушки, недовольно проворчала я, признавая разумность ее слов.

– Да, Ариадна, да! Молчать и слушать. Слушать внимательно, запоминать и мотать на ус. Незнание убьет нас, а знания дадут, если не власть, то силу точно.

– Но она меня собакой назвала, а тебя кобылой… – попыталась в последний раз я оправдаться.

– Да хоть горшком прикроватным назовет! Тебе какое дело вообще до ее слов? Подумаешь, собакой назвала. Эко горе! Тебе лет-то сколько…

Застыдила. Да, Софи это умела. Я ощутила острое чувство стыда за неразумность и свое необдуманное поведение. Где-то на задворках сознания пронеслось – как же хорошо, что она со мной, и в нужные моменты меня одергивает. Без нее я бы, наверное, уже давно влипла в какую-нибудь очень скверную историю.

Агрессивно «протерев» складки на ровной поверхности золотистого покрывала, Софи распрямилась и подошла к креслу с аккуратно сложенными вещами, хватая сверху синий квадратик паранджи.

– Иди к себе, мойся, да пойдем учиться. Хоть какое-то дело, наконец, – всё еще хмурилась подруга, протягивая мне свою одежду. – Молчим и слушаем, Ариадна, молчим и слушаем.

Выровняв чачван, я ушла к себе, очень обстоятельно обдумывая свое поведение. Действительно, пора начинать вести себя умнее и хитрее. Как Софи. У меня здесь нет защиты в виде всемогущего папы. Нужно следить за своими словами. И, очевидно, мыслями, если я хочу в целости и сохранности вернуться домой.

Глава 5

Спустя два часа, мы с Софи сидели за одной из четырех парт (парт!) в ученической, располагающейся на третьем этаже. Класс был довольно уютен: высокие клетчатые окна с темно-зелеными портьерами; массивные столы для учеников и чуть большего размера у учителя; белая доска с узкой полкой, где лежали маленькие черные кусочки, похожие на уголь, но более плотной текстуры и менее грязной консистенции; полы и стены из светлого дерева; разлапистые зеленые растения в больших горшках с рисунками разноцветных волн; огромная карта Харна, представляющая гигантский материк и россыпь больших и не очень островков вокруг него.

Стоило усесться на жесткой лавке, Ландзора Хумбора выдала нам по толстой чистой тетради и небольшие пишущие палочки с зеленым шариком на одном конце и тонкой иголочкой на другом, после чего прошествовала к небольшому столику, где стояла резная шкатулка тонкой работы. Уверенным движением она открыла омерзительно скрипучую крышку, из-под которой тут же вырвался яркий желтый свет. Наши посиневшие после ужасающе ледяного душа губы слегка приоткрылись, когда дера вальяжно протянула:

– Это Свет Ая?рны. Аярна – богиня мудрости и познания. Этот Свет – редчайшее сокровище Харна. Благодаря ему даже самые глупые лимы способны изучить наш язык в кратчайшие сроки.

Я сжала челюсти. До чего ж противная баба! Не знаю, кем именно она является в этом замке, но не удивлюсь, если никем. Обычная училка, получившая капельку власти и раздувшаяся от собственной важности до размеров дирижабля. Из моего опыта, именно такие ничего незначащие человеческие экземпляры, дорвавшиеся до управления хоть чего-нибудь, ведут себя как последние свиньи.

«Молчим и слушаем, Ариадна, молчим и слушаем», – повторяла я про себя заклинание Софи, открывая пустую тетрадь. Как ни странно, это помогало успокаиваться.

А дальше началось что-то непонятное. Свет Аярны странно действовал на нас. В голове стало пусто. Ни одной мысли или чувства. Полное равнодушие накрыло, как теплая пелерина. Я слышала лишь голос Ландзоры, который удивительным образом облекал произнесенные ею неизвестные слова в ясные формы и аналогии. Каждый новый черный символ на белой доске, выводимый рукой деры, намертво отпечатывался в памяти. Нам оставалось копировать их в тетрадь. Хумбора настаивала, чтобы мы переписывали новые буквы и символы с идеальной каллиграфичностью. У меня с этим проблем не возникло. Мой почерк всегда отличался красотой и ровностью. В отличие от Софи.

Спустя несколько часов, я поняла, что у этого Света есть и побочный эффект. Перед глазами появился мутный туман, а на ресницы будто повесили крохотные грузики, слепляющие веки между собой. Громкий вскрик подруги, воспринялся мною не сразу. Словно это крикнула не рядом сидящая со мной девушка, а кто-то далекий из другой комнаты или вообще с улицы. Несколько отстраненно, я повернула голову в сторону звука. Слегка пьяным сонным взглядом Софи разглядывала свои пальцы, из которых вывалилась пишущая палочка. На ее бледных костяшках горела краснотой тонкая полоса. Необычная отметина не удивила меня. Вообще-то она не вызвала в моем сознании совершенно никаких эмоций. Ну есть и есть. Может и раньше была. Пальцы Софи я особо-то и не разглядывала никогда.

– Символ Ки’яр пишется не так, лима. Посмотри на доску и перерисуй вновь, – спокойно произнесла дера Ландзора, нависшая над подругой.

Только сейчас я заметила в ее руках тонкий зеленый прутик, покрытый легким пушком. Мой заторможенный взгляд переместился за учительский стол, где красовалась высокая хрустальная ваза дивной красоты с десятком таких же прутиков. Мысли очень неохотно выстраивались в логические цепочки.

– Не отвлекаемся. Пишем, – властно потребовала наставница.

Все мои силы уходили на борьбу с невидимыми грузиками на ресницах и переписыванием харнского алфавита с его правилами. До меня так и не дошло, что произошло. Я просто вернулась к своей тетради, тщательно выводя очередную закорючку. Софи вроде бы тоже возвратилась к своим принадлежностям, но точно не скажу, не помню.

Через несколько минут или часов (время утратило границы), Ландзора сказала, что урок окончен. Мы натянули паранджу и вышли из ученической. Нас тяжелым прессом придавливала сонливость, поэтому что-то обсуждать с подругой не стали, разбредясь по своим спальням и тут же отключившись.

Вечером меня растолкала гадкая Ландзора, заявив, что необходимо поесть, дабы были силы для усвоения новых знаний. Несмотря на неприятную слабость, как после болезни, сопротивляться я не стала. Поела и даже заставила себя сходить в душ. Там я слегка взбодрилась, но отнюдь не от того, что вода была ледяной. Совсем наоборот. Вода оказалась даже слегка горячей. Не сразу до меня дошло, что, вероятно, она нагрелась за день. И душ лучше принимать вечером, а не утром, когда водопроводные трубы выстужались за ночь вместе со своим содержимым. Это-то меня и разозлило. Ведь дрянная Ландзора однозначно знала об этом и, как наша наставница, вполне могла предупредить. Нет, она с гаденькой ухмылкой смотрела, как мы трясемся с утра, не попадая зуб на зуб.

На следующий день я зашла за Софи, и мы вместе направились в ученическую.

– Ты не помнишь, что вчера произошло на уроке? – неуверенно спросила она меня.

– В каком смысле? – не поняла я.

Подруга вытянула руку с растопыренными пальцами, на которых пролегла красная полоса, покрывшаяся маленькими волдырями. Странно, она выглядела как картинка из далекого забытого сна.

– Что это? – остановившись и схватив Софи за пальцы, хмуро свела я брови, разглядывая внимательнее необычное повреждение.

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю. Я не помню, чтобы где-то обжигалась или царапалась. Но зудит страшно. Думала, может во время урока что-то произошло, да я запамятовала просто. Потому что состояние вчера у меня было, как после наркоза. Ничего кроме харнских слов и кучи закорючек не помню.

– И я ничего такого не помню.

В полном недоумении мы зашли в класс. И всё повторилось вновь. Ландзора открыла чудо-шкатулку, полился яркий желтый свет, и нас очень быстро одолело уже знакомое пустое равнодушие, акцентирующее наше внимание исключительно на голосе наставницы.

Ничего примечательного на этом уроке я не запомнила. Новые слова, их написание и произношение. Затем очередное бессилие, ознаменовавшее конец занятия. Мы с Софи рассыпались по своим комнатам и уснули.