Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Полиция России. История, законы, реформы

Год написания книги
2011
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Постановления о жандармерии, как военной полиции, восполняются постановлениями о действии военной силы по призыву полиции и администрации. Уже в Высочайшем повелении от 25 марта 1859 г. выяснено было, что при разработке проекта наказа полиции следовало различать в определении обязанностей уездного исправника деятельность его в обыкновенное время и в чрезвычайных случаях. Во втором отношении следовало, пересмотрев до того времени существовавшие законы о чрезвычайных мерах, принимаемых в случаях нарушения общественного порядка, точно определить случаи, когда уездная полицейская власть должна была пользоваться чрезвычайными правами и полномочиями, и в чем именно они будут состоять. Кроме того, следовало предоставить право губернаторам командировать чиновников с особенными полномочиями в случаях нарушения общественного спокойствия, донося о том министру внутренних дел; в известных же случаях губернатор мог действовать именем Императора. Первый наиболее полный закон, изданный во исполнение вышеуказанных предначертаний 4 сентября 1861 г., носит название наставления военным начальникам в случаях употребления войск для усмирения народных волнений и беспорядков[39 - В том же году во временном наказе полиции говорится о праве городничих и исправников призывать войска и здесь же указываются правила о предупреждении бунтовщиков относительно того, что будет употреблено в действие оружие.]. В силу этого закона, все войска, по требованию начальников губерний и уездов[40 - Позднее, 22 июля 1866 г., сделано было как бы дополнительное разъяснение об обязанностях исправников в случае волнений и беспорядков: а) они должны немедленно доносить о них губернаторам и б) в крайних случаях могут самостоятельно принимать чрезвычайные меры, донося о том губернатору.], принимают участие в подавлении беспорядков. Воинские начальники только выполняют требования полиции; согласно с этим, оружие может быть употреблено в действие только по требованию полиции и не иначе как после троекратного предупреждения толпы чиновником полиции, что «оружие будет употреблено в действие». Воинские начальники сами распоряжаются всеми действиями только тогда, когда городничий или исправник будут в плену. Без указания полиции и троекратного предупреждения оружие может быть употреблено в действие только тогда, когда бунтовщики нападают на войско, когда, вследствие насилия со стороны бунтующих, кому-либо угрожает опасность лишиться жизни. Войска, находящиеся в карауле, обходах, патрулях тогда только употребляют оружие в действие, когда делают нападение на караул, когда оказывается сопротивление с угрозой, когда сопротивляются отдать оружие, когда делают покушение к захвату оружия.

Таким образом восполнен был один существенный пробел в нашем законодательстве о полиции – выработалось нечто подобное французскому закону прошлого столетия о полицейском вооруженном принуждении. Вообще подобного рода законы всегда и везде были продуктом тревожного времени и, собственно говоря, с реформенной деятельностью они ничего общего не имеют. Однако, некоторой неполнотой вышеуказанного постановления о действии военной силы вызвана была необходимость в издании в 1877 нового закона о призыве войск для содействия гражданским властям. По этому закону войска призываются в следующих случаях:

I) а) при церковных торжествах, ярмарках, торгах, народных гуляньях;

б) для сопровождения казенного имущества;

в) при народных бедствиях: пожарах, наводнениях;

г) для сопровождения арестантов;

д) для поимки зажигателей, разбойников, грабителей, которые могут оказать вооруженное сопротивление;

II) при преследовании партий контрабандистов, вооруженных и многочисленных;

III) в случаях, законом установленных:

а) для караулов;

б) для присутствия при исполнении судебных приговоров;

в) для содействия судебным властям. Право призыва войск принадлежит: ревизующим сенаторам, генерал-губернаторам, губернаторам, градоначальникам, исправникам и полицмейстерам, председателям судебных мест и судебным следователям.

Требование войск должно быть письменное, с указанием цели призыва. Призванными войсками распоряжается лично военный начальник, гражданские же власти делают им только указания. При народных беспорядках определение времени употребления оружия в действие зависит от гражданских властей, которые непременно обязаны предварить бушующую толпу, что, после троекратного сигнала на трубе, горне или барабане, оружие будет употреблено в действие. Без предварения оружие может быть употреблено в действие только тогда:

а) когда будет сделано нападение на войско;

б) когда нужно быстрым движением спасти жизнь лиц, подвергающихся насилию.

Военные действия прекращаются, по усмотрению военной власти, когда беспорядки будут прекращены. С этого времени охранение общественного порядка снова переходит исключительно к местным гражданским властям. Как необходимое дополнение к этому, несомненно, весьма обстоятельному закону, изданы были 10 октября 1879 г. правила об употреблении оружия полицейскими жандармскими чинами[41 - Такого рода узаконение являлось тем более необходимым, что в эпоху реформ существенно изменилось вооружение полиции, в состав которого вошли, между прочим, револьверы – оружие, несомненно, гораздо более опасное и смертоносное, чем забавные дореформенные алебарды будочников.].

По этим правилам оружие может быть употреблено в действие чинами полиции жандармерии в следующих случаях:

1) когда на них произведено вооруженное нападение;

2) когда нападение было не вооруженное, но совершенное несколькими лицами и другого способа отразить это нападение не было;

3) для обороны других лиц от нападения;

4) при задержании преступников, когда они будут препятствовать этому насильственными действиями, или когда невозможно будет преследовать или настигнуть убегающих;

5) при побеге арестантов, когда нельзя настигнуть их или когда они оказывают сопротивление насильственными действиями.

Об употреблении в дело оружия должно быть немедленно доложено ближайшему начальству. В случаях призыва полицейских и жандармских команд для восстановления порядка должны быть соблюдаемы следующие правила:

1) время, когда следует приступить к действию оружием, определяет полицейское начальство, распоряжающееся на месте беспорядков;

2) к действию оружием можно приступить только после троекратного предупреждения об этом;

3) без предварения бушующей толпы можно употребить оружие в дело только тогда, когда надо отразить произведенное нападение, или когда надо спасти жизнь лиц, подвергшихся насилию со стороны бунтовщиков.

Смертоубийства, совершенные при действии оружием полицией, жандармерией и военной силой, не вменяются в вину.

И здесь мы встречаемся с восполнением в нашем законодательстве существенного пробела, заключавшегося в недостаточности дореформенных постановлений о праве вооруженного принуждения со стороны полиции, но не следует упускать из виду, что, как мы указали выше, самая необходимость восполнения этого пробела вызвана была, главнейшим образом, существенным изменением в вооружении полиции. Лучшей общей полицией считается вообще полиция не вооруженная, но раз она вооружена с головы до ног не только холодным, но и огнестрельным оружием, то употребление в действие этого оружия должно быть тотчас же нормировано законом, а потому закон 1879 г. нельзя не назвать законом запоздалым, имея в виду, что новое оружие дано было в 1859 г.

5. Ответственность полиции

Значение судебной ответственности полиции. Ответственность полиции перед начальством и лицами судебного ведомства. Оценка значения этой ответственности. Гражданская и уголовная судебная ответственность полиции по жалобам частных лиц. Оценка.

О дореформенной ответственности полиции мы говорили уже в нашем историческом очерке этого учреждения[42 - «Юридический вестник» 1884 г., № 11. По прежнему порядку потерпевшие от незаконных действий полиции могли обращаться или к начальству виновного или в суд, который в таком случае все-таки препровождал дело к начальству. Порядок этот, хотя и нецелесообразный, но, несомненно, очень простой, охарактеризован комиссией о преобразовании губернских и уездных учреждений таким образом: по указанию опыта, судебное рассмотрение не ведет ни к каким полезным последствиям и отличается от рассмотрения дела непосредственным начальством полиции только большей медленностью и сложностью форм.]. Эта ответственность никого не удовлетворяла и, как доказала практика, цели своей не достигала, а потому с самого начала реформенной эпохи речь шла об установлении системы так называемой судебно-исковой ответственности полиции, как она практикуется в настоящее время во всех культурных государствах Европы и Америки. Высказывалось желание, чтобы полиция, будучи снабжена достаточной властью для удовлетворительного исполнения возложенных на нее задач, была ответственна не только перед начальством своим, но и перед теми гражданами, права которых она нарушит противозаконными и произвольными действиями, т. е. чтобы граждане имели право в таких случаях обращаться непосредственно в суд, а не только к начальству виновного[43 - Комиссия о преобразовании губернских и уездных учреждений формулировала свой взгляд на этот предмет следующим образом: нельзя не признать, и по теоретическим данным, и на основании практических данных, что единственно надежного охранения и защиты от нарушения частных прав можно искать только в судебной власти.], причем указывалось, что, считая даже почему-либо опасным или преждевременным установление такого порядка ответственности для всех должностных лиц вообще, в отношении к полиции, ввиду особого характера ее власти и особого значения вверенных ей задач, применение судебно-исковой системы ответственности может быть только выгодным для самой же полиции.

Выгоды эти следующие:

1) контроль над действиями полиции, столь трудный для одного правительства, будет облегчен содействием граждан;

2) в действиях ее устранен будет произвол, вследствие чего

3) выиграют условия гражданской или общей безопасности[44 - Без сомнения, многочисленный и негодный штат безответственной полиции, снабженной огромной властью, представляет сам по себе весьма серьезную опасность.];

4) полиции реже придется встречать сопротивление или скрытое противодействие, а потому

5) личный состав полиции может быть значительно сокращен;

6) в действиях полиции будет отсутствовать тот одиозный элемент, в силу которого действия эти не подлежат публичному обсуждению;

7) полиция приобретет себе то уважение, которое для нее столь необходимо, чтобы действовать успешно и чтобы привлечь к полицейской службе достойных лиц, и

8) слово «полиция» утратит в общественном мнении свое отрицательное значение, выражая собой понятие о строгой законности, а не о произволе и угнетении.

Спрашивается, в какой же мере существующий порядок ответственности удовлетворяет этим указаниям? Кроме ответственности по жалобам частных (потерпевших) лиц[45 - Позднейшее узаконение по этому предмету находится в Положении об охране, где в ст.27 сказано, что на действия подчиненных главноначальствующему учреждения жалобы могут быть приносимы в порядке подчиненности в двухнедельный срок.] и кроме ответственности по их инициативе или перед непосредственным начальством[46 - В ст.22 Положения об охране сказано, что за бездействие власти при исполнении обязанностей по охранению государственного порядка и общественного спокойствия виновные могут, по определению суда, быть подвергаемы определенным в законе взысканиям не только в высшей мере, но даже одной или двумя степенями выше.] и полковым судом, где он существует, по Судебным уставам полиция ответственна еще перед председателями судов, мировыми судьями, судебными следователями и прокурорами, так как на нее возложены теми же уставами некоторые судебно-полицейские обязанности.

Относительно председателей судов, полиция, согласно ст.311 Устава уголовного судопроизводства, ответственна наравне с судебными приставами, при исполнении обязанности последних. По ст.53 указанного Устава, в случае неисполнения полицией обязанностей, возложенных на нее по производству дел у мировых судей, последним предоставляется делать полицейским чинам предостережения, а о важных с их стороны упущениях сообщать прокурору или его товарищу. На основании статей 485–487 того же Устава, полицейские чины за упущения и беспорядки по следственной части привлекаются к ответственности прокурором, который или предостерегает неисправных лиц или предлагает действия их на рассмотрение надлежащего суда. Если суд признает вину незначительной, то о вынесении виновному замечания или выговора сообщает непосредственному начальству; в случае же важных упущений суд предоставляет прокурору войти в сношение с начальством обвиняемого о предании его законной ответственности, согласно с заключением суда о свойстве и степени их. Когда между прокурором и начальством последует разномыслие, то дело поступает или в губернское правление или в соединенное присутствие первого и кассационного департаментов Сената, в зависимости от класса должности обвиняемого[47 - Законом 7 марта 1866 г. прокурорам предоставлено, между прочим, право предлагать подлежащим присутственным местам или должностным лицам о назначении следствия, предания суду или о наложении адм. взысканий на служащих. В 1871 г. последовал новый закон о порядке сношений прокурорского надзора с полицией и о напоминании последней относительно выполнения всех законных требований прокурорского надзора.]. В случаях, когда в преступлении вместе с должностными участвовали и частные лица, когда с обвиняемого требуется вознаграждение за вред и убытки, причиненные его действиями, и когда должностное лицо обвиняется в таком преступлении по должности, которое по закону влечет за собой лишение всех прав состояния или же потерю всех особенных, лично и по состоянию присвоенных виновному прав и преимуществ, – тогда требуется производство предварительного следствия через судебного следователя, а начальству обвиняемого предоставляется командировать к следствию своего чиновника. Следствие, по окончании его, представляется прокурору того суда, коему обвиняемый подсуден, а от него, при его заключении о дальнейшем направлении дела, передается начальству обвиняемого. Если начальство, вопреки мнению прокурора, признает, что обвиняемый не подлежит судебной ответственности, то возникшее разномыслие, как указано выше, разрешается губернским правлением или Сенатом.

Таким образом полиция поставлена была под двоякий надзор – начальства и некоторых органов судебного ведомства. Мировые судьи и прокуроры могут делать предостережения, имеющие значение легчайшей меры дисциплинарного взыскания, которая стоит ниже замечания и не ведет ни к каким определенным законным последствиям, как и замечание[48 - В ст.1201 Устава о службе гражданской сказано, что чиновник, подвергшийся в течение одного года многократным замечаниям, предается суду. Но слово «многократно» имеет значение условное, законом не определенное; толкование же, что здесь речь идет о 3-х замечаниях в течение календарного года, не имеет приложения в данном случае, ибо в соответствующей статье, очевидно, говорится исключительно только о мировых судьях.]. Собственно же судебно-уголовная ответственность полиции не подверглась какому-либо принципиальному изменению, оставшись в сильнейшей зависимости от начальства, снабженного, кроме того, огромной дисциплинарной властью в отношении к подчиненным. Тем не менее такое решение капитальнейшего вопроса об ответственности полиции не удовлетворило ни полицию, ни суд[49 - Комиссия, занимавшаяся приготовительными работами для составления Судебных уставов, руководствовалась при составлении этих статей следующими соображениями: «Имея в виду множества жалоб, которые полиция вызывает своими действиями по судебной части, комиссия сочла долгом обратить внимание на причину этого зла и на средства к его исправлению; из ближайшего соображения практических сведений по этому предмету оказывается, что причина медленности и нерадения полиции заключается преимущественно в безответственности ее, которая происходит главным образом от того, что взысканиям за проступки они подвергаются не иначе, как по усмотрению той административной власти, которой непосредственно подчинены. Такое ненормальное состояние содействия полиции судебному делу комиссия признала необходимым изменить и нашла, что зла этого избежать возможно будет лишь тогда, когда за упущения и противозаконные действия полицейских чинов наложение дисциплинарных взысканий и предание суду будет зависеть непосредственно от власти судебной». Однако вопрос о предании суду решен был иначе, при сохранении прежнего принципа.].

Полиция и администрация указывали, что в данном случае не следует упускать из виду, что по буквальному смыслу ст.1316 Устава гр. суд. предостережения, объявляемые в смысле осуждения известного рода действий, могут подать повод к начатию иска об ущербах и убытках, причиненных частным лицам, обществу или казне, а потому, принимая в соображение те последствия, с коими это может быть сопряжено для виновного, вина которого нередко состоит только в том, что он ревностно исполнял приказания начальства, – следовало бы, применяясь к статьям 284–288 Устава уг. суд., предоставить чинам полиции право обжалования по инстанциям, а затем предоставить им же, если они подвергнутся взысканию со стороны судебного ведомства, и на этом основании привлечены будут к ответственности за убытки, в порядке суда гражданского, просить о предании их суду уголовному, с тем, чтобы в таком случае иск гражданский был приостановлен до окончания суда уголовного. Затем указывалось, что, независимо от вышеприведенных статей, определяющих ответственность полиции перед судебными органами, независимо также от того, что по новым узаконениям полицейские органы сделались более исполнителями приказаний судебной власти, нежели административной, крайнее подчинение полиции судебному ведомству выражается, главнейшим образом, в совершенной невозможности для полиции, на случай обвинения со стороны судебных мест и лиц в неисполнительности или в каких-либо других противозаконных действиях, опровергнуть или даже устранить эти обвинения. Непосредственное начальство полиции, определяющее и увольняющее чинов ее, обязано подчиниться безусловно постановлению суда о наложении административного взыскания на чинов полиции, равно как принимать в соображение заключение его о привлечении тех чинов к ответственности по суду, потому что, например, хотя полицейским чиновникам предоставляется право изъявлять неудовольствие на приговоры мировых судей, представляя их товарищу прокурора, но так как от последнего вполне зависит, предъявить ли отзыв мировому же судье или оставить его без последствий, то, несомненно, что, при принципе возвышения судебной власти, товарищ прокурора может действовать всегда именно последним способом, вследствие чего полицейские чины лишены будут возможности оправдываться. Наконец, относительно возложенного на прокуроров надзора, министерство внутренних дел развивало ту мысль, что, «вникая ближе в существо сих обязанностей и самого надзора и соображая при этом указания продолжительного опыта, можно, кажется, заключить безошибочно, что, с одной стороны, означенные обязанности имеют преимущественно значение чисто бюрократическое, которое, не принося существенной пользы делу, усложняет только переписку и нередко возбуждает пререкания между властями; с другой же стороны, самый надзор, состоящий в отрицательном праве протеста или предложения, которые могут быть оставлены без последствий и в губернии, и в министерстве юстиции, очевидно, не достигает своей цели и потому не имеет никакого практического значения. Таким образом в губернии является двойственный надзор двух самостоятельных властей – прокурора и губернатора», а потому министерство внутренних дел полагало более целесообразным, устранив прокуроров от надзора над полицией, возвысить власть губернаторов, причем делалась ссылка на недовольство правительства существующим порядком и на то, что во Франции надзор этот принадлежит префектам, в Пруссии – обер-президентам, в Австрии – штатгальтерам. Судебное же ведомство, в свою очередь, и несравненно более основательно, ссылаясь на пример западноевропейских законодательств, роптало на Судебные уставы, что они не захотели поставить органы полицейские в подчинение органам судебной власти, вследствие чего получилась полная разобщенность как деятельности, так и интересов тех и других.

Относительно частных лиц, потерпевших от неправильных действий полиции, в Судебных уставах, в ст. 1316 Устава гр. суд., постановлено было, что все должностные лица, в случае причинения их нерадением, неосмотрительностью или медленностью убытков частным лицам, могут быть привлекаемы к судебной ответственности. По поводу этой статьи министерство внутренних дел полагало, что вопрос о наличии нерадения, неосмотрительности или медленности должен подлежать предварительному обсуждению высшего в губернии начальства, так как действия, которыми нанесен убыток частному лицу, могли быть вызваны распоряжением начальства обвиняемого, а потому и преследование перед судом не могло бы доставить должного удовлетворения потерпевшему. Против же всякого излишнего снисхождения потерпевшие лица имеют достаточно обеспечения а праве обжалования. Но Государственный Совет рассуждал по поводу той же статьи следующим образом: «Не подлежит сомнению, что действия сих чинов бывают весьма часто принудительные, и что чины эти во многих случаях находятся в необходимости действовать не по одному указанию закона, а по инструкции и даже по словесному приказанию своего начальства. Точно в такой же мере не подлежит сомнению, что никакое административное начальство не имеет права давать подчиненным инструкции или словесные приказания на совершение действий, недозволенных законом или причиняющих частному лицу вред или убытки. По сему, для того, чтобы всякое должностное лицо административного ведомства действовало в пределах законности и не только само не делало бы распоряжений противозаконных, но и не уполномочивало бы подчиненные себе лица на распоряжения, в чем-либо нарушающие права частных лиц, необходимо, чтобы все распоряжения чинов администрации подлежали рассмотрению в случае принесения на них жалоб со стороны тех, чьи права теми распоряжениями нарушаются. Чтобы такое рассмотрение было беспристрастным и привело к справедливому разрешению, необходимо предоставить оное не самому административному начальству, по предписанию или инструкции которого действовало административное лицо и которое поэтому не может быть судьей в своем деле, а суду, и притом суду в особом присутствии, в котором, кроме чинов судебных, участвовали бы и чины администрации для того, чтобы обсуждение распоряжения административного лица могло происходить и с полным беспристрастием, при уравнительном участии элементов судебного и административного, и с полным знанием свойств сделанного административными лицами распоряжения… Когда жалобы на административных чинов стали бы рассматриваться начальством, число подаваемых жалоб не только не могло бы от того уменьшиться, но скорее увеличилось бы, ибо отказ непосредственного начальства повлек бы новые жалобы высшему начальству и т. д.» Вообще же Государственный Совет пришел к тому заключению, что «по коренным гражданским законам и по тем началам, по которым, согласно воле Государя Императора, должна быть произведена судебная реформа, предъявление исков к должностным лицам о вознаграждении за причиненные их действиями вред или убытки должно зависеть лишь от усмотрения лица, понесшего вред или убытки; отступления же от этого порядка не могут быть допускаемы».

Так определена ответственность полиции в порядке суда гражданского; что же касается уголовной ответственности чинов полиции, то Судебные уставы оставили в полной силе прежнее коренное правило нашего законодательства, на основании которого предание суду должностных лиц за упущения и преступления по службе во всяком случае зависит от начальства. Поэтому ответственность полиции вообще оказалась нормированной таким образом, что она служит не столько к обеспечению правильности действий полиции, сколько к еще большему усилению и без того уже непомерной власти высшего полицейского начальства, вследствие чего, как мы указывали уже однажды по поводу вопроса об ответственности администрации вообще, нередко органы полиции изображают собой как бы двуликих субъектов, одно лицо которых, обращенное к начальству, запечатлено страхом и раболепием, другое же лицо, обращенное к гражданину и обществу, выражает дерзость и пренебрежение. В результате же, как это все знают или чувствуют, наша чрезвычайно многочисленная и пестрая полиция, снабженная огромной властью, не стоит на высоте своей задачи, в ущерб своему достоинству и условиям общей безопасности.

Заключение

В первом отделе нашего исследования, после предисловия, мы указали как на те цели, которые имелись в виду при реформе полиции, так отчасти и на избранные для этого средства. Следующий отдел посвящен был исследованию, в какой мере избранные средства были выдержаны в отношении к городской, уездной, губернской и жандармской полициям, и в какой мере достигнуты были намеченные цели, причем вопрос об ответственности полиции рассмотрен был особо. В том и другом случае получился ответ безусловно отрицательный. Внутренняя политика, касавшаяся предмета нашего исследования, отличалась замечательной, чуть ли не беспримерной неустойчивостью, знаменующейся резкими переходами к радикально противоположным началам; цели же оказываются, в большей части случаев, не только не достигнутыми, но, кроме того, искаженными самым прискорбным образом до такой степени, что поступательное движение, прогрессивное начало делаются неуловимыми в густом тумане непримиримых противоречий и внутренней политики «от случая к случаю».

Этот ответ, как результат научного исследования, вполне совпадает с таким же ответом, к которому приведено было правительство исследованием практики и который дважды формулирован был официально: при назначении сенаторской ревизии в 1880 г. и при учреждении так называемой Кахановской комиссии. Тем более в таком ответе, имея в виду, что он касается оценки результатов реформенной деятельности, нельзя не видеть явления необычайного, чрезвычайно знаменательного в истории вообще, в истории же полиции – в особенности. Искать объяснения этому явлению, как это делали и делают некоторые, в афоризмах, что «слишком поспешный опаздывает так же, как и слишком медленный», или что «стремясь к лучшему, часто губим мы и хорошее», по меньшей мере, ненаучно, так как вместо объяснения предлагается одно только голое порицание, нисколько не содействующее раскрытию тех именно внутренних и внешних причин, которые привели к отрицательному результату, формулированному в данном отрицательном ответе.

Внутренние причины явились прямым порождением тех условий, при которых разрабатывались все реформы прошлого царствования. Нет и не было никогда реформ совершенных, а потому не только не удивительно, а совершенно естественно, что в быстро следовавшие одно за другим реформенные законоположения вкрались более или менее существенные ошибки, которые обусловливались, с одной стороны, бюрократическим порядком разработки большей части этих законоположений, с другой – явным и тайным противодействием со стороны тех лиц и общественных групп, интересы которых существенно затрагивались этими реформами, или же – независимо от интересов и вообще своекорыстных видов – взгляды которых не согласовались с началами, положенными в основании реформ, так как при одинаковом стремлении к добру можно резко расходиться в выборе средств для достижения общей цели. Влияние этих чреватых последствиями условий было, разумеется, весьма различно, но во всяком случае ими порождены те погрешности, которые с самого начала выразились в реформах и которые заключались в неудачных компромиссах, отступлениях от основных начал, непрактичности некоторых законоположений, смешении разнородных принципов, неравномерности разработки частей и т. п. Отрицательное воздействие этих погрешностей, конечно, неизбежно до тех пор, пока они остаются незамеченными и не устраненными; но в настоящее время, благодаря энергическим усилиям единичных лиц, общества и правительства, погрешности эти найдены, на них указано и отчасти изысканы средства для устранения их. Поэтому, упомянув только о существовании этих внутренних причин, мы пройдем их мимо, а остановимся на причинах второй категории – на причинах внешних, тем более, что воздействие их, будучи более интенсивным и экстенсивным, оказывает на реформы наиболее пагубное влияние, до такой степени, что от реформ могут остаться только принципы, парящие над жизнью, но не проникающие в нее; а так как принципы эти были облечены в форму закона, то всё более и более отступающая от них практика окрашивается всё гуще и гуще оттенком незакономерности. Отсюда неизбежные неудовольствие, шатание, резкие противоречия и нетерпеливая погоня за лучшим, не изведав еще хорошего…
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6