От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России

Использование термина «русский» продиктовано также самоидентификацией российских «равноправок» – женщин, выступавших за равноправие полов, которые, будучи по национальной принадлежности не только русскими, но и украинками, еврейками, польками, немками, грузинками, идентифицировали себя в рамках движения как «русские женщины».

Слова благодарности

Эта книга не смогла бы состояться без поддержки многих людей. Я приношу искреннюю благодарность сотрудникам Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров, сотрудникам Российской Национальной библиотеки (Санкт-Петербург) и моим коллегам, которые взяли на себя труд прочитать рукопись и высказать свое мнение, – доктору исторических наук В. А. Веременко, доктору политических наук М. А. Кашиной, доктору психологических наук И. С. Клециной. Их комментарии и замечания были очень важными для меня и позволили мне уточнить и конкретизировать мысли и идеи данной работы.

Введение

Женское движение как объект анализа

1. Методологическое введение

В России изучение женского движения первой волны (середина XIX – первая треть ХX века) проводилось в рамках исторической науки и историческими методами[2 - Гришина З. В. Женские организации в России (1905 – февраль – март 1917): Автореф. дис. … канд. ист. н. М., 1978; Она же. Движение за политическое равноправие женщин в годы Первой русской революции // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1982. № 2. С. 33–42; Тишкин Г. А. Женский вопрос в России: 50?е – 60?е годы XIX века. Л., 1984; Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении: От Марии Волконской до Веры Фигнер. М., 1988.]. Только в последние годы появились монографии, изучающие этот социальный феномен с применением политологических и гендерных концепций[3 - Хасбулатова О. А. Опыт и традиции женского движения в России. 1860–1917. Иваново, 1994; Айвазова С. Г. Русские женщины в лабиринте равноправия. М., 1998; Хасбулатова О. А., Гафизова Н. Б. Женское движение в России: вторая половина XIX – начало ХX века. Иваново, 2003.].

Современное российское женское движение (с 1985) сегодня также изучается в рамках политологии, гендерных исследований, социологии[4 - Айвазова С. Г. «Второй пол» и женское движение в России // Вы и мы: Диалог женщин. 2000. Спец. выпуск. [Эл. ресурс] http://www.owl.ru/win/info/we_my/2000_sp/12.htm; Она же. Гендерные исследования современных политических процессов // Женщина в российском обществе: Российский научный журнал. 2002. № 2. С. 24–32; Она же. Гендерное равенство в контексте прав человека. М., 2001; Она же. Женское движение в России: опыт типологического анализа // Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли и образы. М., 1999. С. 29–37; Она же. Женское движение как ресурс модернизации России // Гендерная реконструкция политических систем. М., 2004. С. 641–656; Она же. Русские женщины в лабиринте равноправия. М., 1998; Айвазова С. Г., Кертман Г. Л. Женщины на рандеву с российской демократией. М., 2001; Здравомыслова Е. Коллективная биография современных российских феминисток // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. Труды Центра независимых социальных исследований / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. Вып. 4. СПб., 1996. С. 33–60; Мельникова Т. А. Женское движение в России: традиции и инновации. М., 2000; Темкина А. Женский путь в политику: гендерная перспектива // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. Труды Центра независимых социальных исследований. Вып. 4. СПб., 1996. С. 19–32; Она же. Феминизм: Запад и Россия // Преображение. Русский феминистский журнал. 1995. № 3. С. 5–17; Она же. Женское движение как общественное движение: история и теория // Гендерные тетради. Вып. 1. СПб., 1997. С. 45–93; Юкина И. И. Деятельность, структура и характерные особенности женских организаций Санкт-Петербурга // Справочник проектов и программ общественных организаций Санкт-Петербурга. St.-Petersburg: euroCom Gesellschaft f?r europaische Kommunikation. СПб., 1995. С. 54–60; Она же. Женское движение России: новые тенденции и приоритеты // Реализация политики равных прав и равных возможностей женщин и мужчин в скандинавских странах Северной и Западной Европы и на Северо-Западе России. Калининград, 2003. С. 26–31; Konstantinova V. No Longer Totalitarianism, but Not Yet Democracy: The Emergence of Independent Women’s Movement in Russia // Women in Russia. A New Era in Russia Feminism / Ed. by A. Posadskaya. London, 1994. P. 57–73; Idem. Women’s Political Coalitions in Russia (1990–1994) // Women’s Voices in Russia Today / Ed. by A. Rotkirch and E. Haavio-Mannila. Aldershot, 1996. P. 235–247; Yukina I. Women’s Paths to Political Power // Give & Take: ISAR’s Journal on Civil Society in Eurasia. Issue on Women and the Third Sector. Summer 2000; Idem. New challenges for women’s movement in Russia // Women’s Strategies and Politics in transition. Dialogue across the East-West Divide / Ed. by I. Yukina, A. Saarinen, E. Kudriashova. Arkhangelsk, 2003. P. 78–84.]. Уже одно перечисление научных дисциплин и теоретических подходов, в рамках и при помощи которых исследуется женское движение как общественное, дает основание говорить о многомерности, сложной структурированности и междисциплинарности объекта анализа.

Исследователи изучают разные аспекты и структурные элементы движения. Поэтому анализ женского движения (как и других социальных движений) возможен с позиций разных наук и в их различных комбинациях в зависимости от предмета научного интереса исследователя.

Данная работа выполнена на стыке истории и социологии, а точнее – интеллектуальной истории и социологии общественных движений.

Выбор такого сочетания научных дисциплин обусловлен тем, что женское движение и феминизм первой волны – «исторические» движения, которые уже завершили цикл своего развития. Поэтому история – то «естественное» поле, та научная сфера, в рамках которой и при помощи методов и принципов которой (сравнительный, хронологический методы, принцип историзма) проведено исследование.

Социология общественных движений разрабатывает методологию исследования социальных движений. Эта отрасль в отечественной социологии стала оформляться только в 1990?х годах. Предметом ее выступает конфликтное взаимодействие между властью и представителями социальных групп, а также структуры и механизмы реализации этого взаимодействия. Базовые теории и теоретические подходы зарубежной социологии общественных движений разрабатывались на эмпирике «своих» движений. Тем самым историко-социологические исследования внесли значимый вклад в разработку теоретических моделей социологии общественных движений. Российские социологи идут по пути как осмысления теоретических разработок, традиции изучения западной социологии общественных движений, так и ее развития с учетом российского исторического, политического, культурного контекста[5 - Здравомыслова Е. Социология общественных движений – становление нового исследовательского направления // Социология в России / Под ред. В. А. Ядова. Изд. 2?е. М., 1998. С. 545–568.]. Работы Е. А. Здравомысловой, А. В. Дуки, В. В. Костюшева, А. А. Темкиной, В. А. Ядова и других конституировали российскую социологию общественных движений и послужили наряду с работами зарубежных социологов теоретическим основанием для данной работы.

Теоретические подходы, методология, понятийный аппарат, принятые в социологии общественных движений, дают возможность отойти от традиционной классовой модели анализа движений, задают тот «концептуальный каркас» (по К. Попперу), при помощи которого можно иначе выстроить и осмыслить исторический материал. Применение теоретических подходов социологии общественных движений к конкретному историческому материалу, то есть сочетание идеально-типических и конкретно-исторических исследовательских процедур, представляется методом плодотворным, открывающим новые перспективы анализа, несмотря на «сложности притирки нового инструментария к историческим источникам»[6 - Репина Л. П. Гендерная история: проблемы и методы исследования // Новая и новейшая история. 1997. № 6. С. 27.].

Интеллектуальная история – одно из подразделений исторической науки. Ее исходной предпосылкой является

осознание неразрывной связи между историей самих идей и идейных комплексов, с одной стороны, и условий и форм интеллектуальной деятельности – с другой <…> Таким образом, принципиальным становится учет взаимодействия, которое существует между движением идей и их исторической «средой обитания», теми социальными, политическими, религиозными, культурными контекстами, в которых идеи порождаются, распространяются, извращаются, модифицируются, развиваются[7 - Репина Л. П. Что такое интеллектуальная история? // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории / Под ред. Л. П. Репиной, В. И. Уколовой. М., 1999. С. 6.].

Привлечение подходов и установок интеллектуальной истории обусловлено тем, что ее предмет – идеи и способы их функционирования в обществе – актуален для всех социальных движений, поскольку их деятельность всегда мотивировалась и освещалась с идеологических позиций. Поэтому законно утверждение, что социальные движения меняют не только общество, они меняют культуру. Женское и феминистское движения первой волны не составляют исключения.

Обращение к интеллектуальной истории позволяет рассмотреть и оценить появившиеся в ходе развития движения идеи, ценности, нормы, идеологии, новые темы в социальных и гуманитарных науках как результат женского и феминистского движений.

Историко-социологические исследования важны еще и потому, что развитие теоретической социологии и теоретических обоснований интеллектуальной истории возможно только на основе эмпирического материала. Отечественный исторический материал, осмысленный социологически, дает основу для теоретической разработки темы российских социальных движений. В то же время существующие зарубежные концептуальные социологические модели служат дорожными указателями для исторического исследования и создания отечественной традиции их изучения.

Нет сомнений, что изучение общественных движений, как «исторических», так и современных, как и развитие теоретического обеспечения этих исследований на отечественном материале, актуально для современной социальной и гуманитарной науки и современного российского общества.

Таким образом, специфика данной работы состоит в использовании методологии социологического анализа исторического материала для изучения российского женского и феминистского движений первой волны.

Рассмотрение причин возникновения женского движения середины XIX – начала ХX века, факторов его роста, динамики, стратегии и тактики, мотивов участия при помощи социологических теорий и социологического инструментария позволяет вскрыть закономерности развития общественных движений. В отечественной науке «исторические» движения (за исключением работ последнего десятилетия) рассматривались при использовании марксистской методологии, которая объясняет все конфликтные отношения между классами и социальными группами с классовой (в марксистском понимании) позиции.

Классовая модель анализа движений плохо работает при изучении классических общественных движений – либерального, женского, рабочего, не говоря уже о новых движениях постиндустриального общества (экологических, пацифистских, сексуальных меньшинств и так далее). Она огрубляет и упрощает даже рабочее движение, имеющее в своей основе классовый конфликт. Причина этого заключается в теоретической неразработанности темы социальных движений и принципов ее изучения.

Исследование социальных движений всегда означает исследование социального неравенства, по поводу которого и возникает разного рода конфликтное противостояние тех или иных социальных групп и классов. Стало быть, эти исследования неизбежно приносят в методологический арсенал исследователя стратификационные теории и модели.

Согласно марксистской теории, основу социальной структуры общества составляют классы, которые напрямую связываются с развитием отношений частной собственности и материально-экономическим неравенством людей. К. Маркс, а за ним и В. И. Ленин, разрабатывая теорию классов и классовой борьбы[8 - Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2?е изд. Т. 4. С. 433–434; Ленин В. И. Великий почин. М., 1979.], определяли класс как главную силу в процессе социальных изменений. Принадлежность к классу они рассматривали сквозь концепцию производственных отношений как определяющую жизненную позицию индивида. Многие марксистские определения классов включали не только различия по месту и роли людей в системе производственных отношений и по образу их жизни (условиям жизни), но и по политическим, социальным, духовным отличиям, по особенностям их общественного сознания[9 - Российская социологическая энциклопедия / Под ред. Г. В. Осипова. М., 1998. С. 195; Краткий философский словарь / Под ред. А. П. Алексеева. М., 1997. С. 139.]. Таким образом, марксистское понимание отношений между классами исходит из противостояния социально-экономических групп, из их деления на экономически господствующих и зависимых, эксплуатируемых в капиталистическом обществе[10 - Краткий философский словарь / Под ред. А. П. Алексеева. М., 1997. С. 138.].

Все социальные протесты и конфликты объяснялись в марксизме сквозь призму этой теории классовым неравенством и интерпретировались в терминах классовой борьбы[11 - Советская историческая энциклопедия. Т. 7. М., 1965. С. 408.].

Согласно марксизму, в капиталистическом обществе (а именно в нем по большей части развивалось женское и феминистское движения первой волны) существовало два основных антагонистских класса: буржуазия и пролетариат. Главным актором социальных изменений определялся пролетариат. Поэтому другие социальные группы и классы не рассматривались как акторы позитивных социальных действий. Целью классовой борьбы пролетариата объявлялась смена социального строя. Так, классовый конфликт разрешался через классовую борьбу. В рамках марксистской теории классовой борьбы любой социальный конфликт, который не ставил своей целью уничтожение капитализма, рассматривался как ревизионизм, догматизм, оппортунизм. Понятно, что женскому движению, феминизму не было места в этой схеме. Поэтому исследователи женского движения испытывали огромные сложности методологического характера по «вписанию» его в эту жесткую конструкцию. Марксистская методология уводила их на поиск конфликта, который не являлся принципиальным для данного движения и, соответственно, не выступал причиной его зарождения.

В советское время под воздействием господствующей идеологии были исключены теоретические поиски в разработке темы общественных движений с неклассовых позиций. Попытка поставить вопрос в такой плоскости в лучшем случае была бы оценена как ревизионизм со всеми вытекающими для исследователя последствиями.

Поэтому в исторических, философских энциклопедиях и энциклопедических словарях советского времени понятие «общественное движение» отсутствует в принципе. При всей чувствительности отечественной науки к изучению неравенства с интенцией на его преодоление советские ученые не могли выйти за рамки марксистско-ленинской теории классов и классовой борьбы. Только в последних социологических энциклопедических справочниках и словарях дается определение общественных движений, в которых сделана попытка преодолеть пропасть между теорией классовой борьбы и теоретическим осмыслением социальных движений вне марксистской парадигмы. Но это теоретические наработки ученых других стран[12 - Бабосов Е. М. Социология: Энциклопедия. Минск, 2003. С. 965–970; Ферреоль Ж. Социология: Терминологический словарь. 2?е изд. СПб., 2003. С. 113.].

Отличительные черты марксистского подхода в изучении проблемы социального неравенства – поляризация классов, социальных групп и представляющих их интересы политических сил; продвижение общества по пути прогресса исключительно через кризисные пики социальных революций – нашли отражение в отечественной исторической науке.

Например, ситуация 1859–1861 годов рассматривается в советской историографии, основанной на трудах Ленина, как первая революционная ситуация, которая не перешла в революцию, но сделала возможными буржуазно-демократические реформы. Политические силы страны резко поляризуются и разделяются на контрреволюционный лагерь (правительство, крепостники и либералы) и лагерь революционной демократии, состав которого четко не определен[13 - См.: Революционная ситуация в России в 1859–1861 гг. М., 1960.]. Ценностные установки, взгляды представителей этих групп также противопоставляются: консерватизм и политический либерализм одних и революционный демократизм других. Одни защищают интересы дворянства и буржуазии, другие – трудящихся и широкие народные массы. Но не все можно объяснить с позиций марксистской методологии. Например, тот факт, что лидеры революционной демократии (а затем и рабочего движения) были в большинстве своем по происхождению дворянами. Почему они выступили против интересов своего класса? Как минимум это говорит о том, что такой поляризации по классовому признаку в российском обществе не было, особенно в отношении убеждений, морально-нравственных установок личности.

Проблема социального неравенства исследовалась не только в марксистской парадигме. Существует школа М. Вебера – Г. Зиммеля – П. Сорокина, в которой представления о стратификации не оппозиционные и полярные, а взаимозависимые и многоуровневые. И тогда на сцене появляется средний класс, который, с одной стороны, имеет двойственное положение в структуре общества, а с другой – всегда выступает основой социальной стабильности. Вместе с тем появляется возможность рассмотреть женское движение, которое являлось движением женщин среднего класса, под другим углом зрения. Отмести такие обвинения в его адрес, как «буржуазность» и нереволюционность, стремление к мирному сотрудничеству с правительственными структурами, и увидеть его прогрессивный демократический характер и устремления, направленные на развитие личности и строительство правового государства на новых демократических основах.

Через этот «стратификационный подход» уже можно объяснить, казалось бы, необъяснимый факт лидерства представителей среднего класса в рабочем движении.

Таким образом, в современном отечественном социально-гуманитарном знании сложилась ситуация некоего противостояния между историографией, которая опиралась на марксистскую методологию в исследовании социального неравенства и социальных движений, и социологией общественных движений, которая имеет в своей основе разнообразие стратификационных моделей.

Эта ситуация переходного периода – от использования марксизма в качестве единственной верной теории (теоретической парадигмы) к использованию разных теоретических подходов. Она, безусловно, временная.

Хочется еще раз подчеркнуть, что социологический подход, лишенный классовой, политической ангажированности, позволяет отойти от жесткой дихотомичности и увидеть исторический процесс в переплетении идей, действий, судеб, услышать общественный диалог, выйти за рамки классового анализа и обнаружить «новых» людей, которые примыкали и к тому, и к другому лагерю и способствовали продвижению общества самыми разными путями к обществу гражданскому и демократическому.

Цель данного исследования определена как анализ женского движения России первой волны на широкой источниковой базе с использованием теоретических подходов социологии общественных движений и интеллектуальной истории.

2. Теоретические подходы к изучению женского движения как общественного

В социологическом исследовании общественных движений существует три основных теоретических подхода, или концептуальные модели, или интеллектуальные традиции изучения феномена общественных движений. Эти подходы сосредоточиваются на его различных аспектах как приоритетных предметах изучения, по-разному интерпретируют сам феномен общественного движения[14 - Здравомыслова Е. А. Парадигмы западной социологии общественных движений. СПб., 1993.].

Первый теоретический подход – традиционный (H. Blumer, T. Gurr, J. Gusfield, L. Killian, N. Smelser и др.) – акцентирует внимание на изучении причин возникновения движений, роли идеологии, значении внутренних норм. Движение рассматривается как стихийный и дестабилизирующий общество феномен.

Второй – коллективных действий, или мобилизации ресурсов (W. Gamson, D. McAdam, J. McCarthy, A. Obershall, Ch. Tilly, M. Zald и др.), в котором движение предстает исключительно рациональным субъектом. Внимание обращено на организации, коллективные действия, процессы мобилизации. Движения рассматриваются как норма социальной жизни общества, способствующие его прогрессу.

Третий – новых социальных движений, или идентичности (A. Melucci, C. Offe, A. Pizzorno, A. Touraine и др.), признавая движение рациональным субъектом, значимым фактором общественного развития, акцентирует внимание на поиске и обретении участниками движения новых идентичностей, ориентацию их на новые ценности.

Каждый теоретический подход не является единой теорией, скорее «это набор концепций, совпадающих между собой в общей перспективе анализа социального движения»[15 - Там же. С. 6.]. Важно отметить, что в разных парадигмах движение определяется по-разному, хотя суть его, безусловно, сводится к одному: к противостоянию и конфликтному взаимодействию социальных групп, классов, с одной стороны, и власти – с другой.

Традиционный подход зародился в США в 1950?е годы. В его основе лежат теории коллективного поведения, массового общества и относительной депривации. В рамках этого подхода общественные движения стали самостоятельным предметом социологии.

Политическая направленность данного подхода консервативна. Согласно этому подходу, общественное движение является одним из видов коллективного поведения, которое сильно отличается от обычного. Оно характеризуется спонтанностью, отсутствием четкой организационной структуры. Это антиинституциональное поведение групп людей, которые руководствуются нормами, отличными от общепринятых. Их поведение представляет собой реакцию на проблемную ситуацию в обществе, разрядку психологической напряженности. Участники движения – маргиналы. В подтверждение этого тезиса приверженцы этого направления утверждали, что организации появляются на поздних стадиях движения, предшествующих его институционализации.

Социальные движения в этой концептуальной модели не рассматривались как постоянно действующие силы общественной жизни. Их оценивали как признаки временной дисфункции социальной системы или как показатели структурной напряженности, которая находила реализацию в коллективном поведении. После краткосрочных взрывов протеста стабильность общества восстанавливалась.

В этом подходе общественные движения рассматривались через призму социального порядка, внимание исследователей акцентировалось на дестабилизирующем характере движений в демократическом обществе. Но те же исследователи зафиксировали тот факт, что движения несли в себе новые ценности, новые формы общественной жизни, т. е. имели созидательное начало.

Для традиционного подхода приоритетным оказалось изучение следующих сторон.

1. Причины возникновения и формирования движений. Возникновение любого общественного движения (либерального, женского, рабочего) с позиций этой парадигмы рассматривается как результат структурной напряженности в обществе, дисфункции социальной системы. Подчеркивалась роль массового недовольства в возникновении протеста. Теории коллективного поведения и относительной депривации[16 - Gurr T. R. Why Men Rebel? Princeton, 1979; Idem. A Causal Model of Civil Strife: a Comparative Analysis Using New Indices // American Political Science Review. 1968. Vol. 62. № 4. P. 1104–1124.], лежащие в основе данного подхода, давали объяснения не только причинам возникновения движения, но и причинам участия в нем.

2. Причины участия в движении. Участие рассматривали с позиций социальной психологии, изучались установки и ориентации личности, способствующие ее приходу в движение. В данном подходе преобладал взгляд, что главными причинами участия выступают неудовлетворенность, недовольство, вызванные как объективными условиями жизни (абсолютная депривация), так и субъективным восприятием условий жизни (относительная депривация).

3. Коллективный характер движений. Здесь изучались нормы, ценности идеологии движения как средства формирования коллективного характера движения.