Укрощение Россо Махи

Он не ответил, досадливо махнув рукой и показывая, что не намерен дальше пикироваться с супругой.

– Запомни, будешь мечтать, всё мечтами и закончится. –Снова повернулась мать к дочери. – А чтобы что –то было, надо работать!

– Это правильно, – кивнул отец.

– Пап, можно, я пойду, разведаю, что у них там? – Показывая, что устала от материнских нотаций спросила Власта, поднимаясь со стула.

Нет, – сказала тут же мать, – сиди! Нечего гулять в неизвестном для тебя месте.

– Ладно, пусть идёт, почему нет? – Примирительно сказал отец, глядя на жену. – Ничего не случится. Когда ещё на юг приедем? Мы ведь в отпуске.

Будто в подтверждение его слов, закрякали напуганные чем -то утки во дворе.

– Хорошо, иди, раз отец разрешает, – неохотно разрешила мать таким недовольным голосом, будто её силой заставили. – Только недолго!

Уже отходя, Власта услышала, как она, подтянув ногой к ножке стола целлофановые пакеты с купленными вещами, сказала всё тем же недовольным тоном:

– Накупила себе барахла, смотри. Все подаренные на день рождения деньги ухнула!

– Не трогай, если не твоё! – Увидев, что мать собирается копаться в её вещах, Власта повернулась и, изобразив бурное негодование, печатая шаг, так что пыль поднялась, пошла обратно. Дойдя до своих сумок, Власта с какой –то первобытной жадностью, сгребла в охапку все пакеты и попыталась отодвинуть их от матери, будто желая сказать этим: моё не трогай! Но то ли из -за того, что все пакеты были огромные, то ли из-за лени, она всего лишь прижала их друг к другу поближе, оставив всё лежать там, где это было.

– Нет уж, забирай с собой, а то ведь мать с отцом тебя ограбят! – Засмеялась Гразина. –Хорошо, что твой брат Тигран сейчас в армии, вот бы он на тебя полюбовался, какая ты стала!

– Я буду следить за вами. Смотрите, в моих вещах не копайтесь!

– Ох, ох, ох, смотри, какая жадная! – Сказала мать.

Отец на эти слова пробормотал что –то по-армянски, скривив губы в улыбке наполовину горделивой, а наполовину грустной.

– Нет, нет, не переживай, – успокоил дочку отец, – мы ничего не возьмём. Иди, погуляй.

– В кого она такая жадная? – Спросила жена мужа, когда Власта ушла.

Он пожал плечами, начав смотреть куда –то в сторону. Мать потянула руку к сумке.

– Я всё вижу…– донеслось откуда -то издалека. Мать одёрнула руку, но потом, будто стыдясь, что испугалась дочери наклонилась и смело взяла какую –то вещь из пакета. Это оказалась босоножка.

– Так мы и подчинились тебе, – проворчала мать, рассматривая дочкину обувь. – Я то знаю, в кого она такая жадная. В нашу бабку Казимиру! Она даже пробок жестяных от бутылок не выбрасывала, всё думала, что бы из них такое сделать, чтоб они пригодились.

Отец сделал вид, что не слышит её, молча сидя за столом и глядя в сторону. Дочка была его отрадой, гордостью, любовью и критику жены в её адрес, он воспринимал пусть как необходимую, но совершенно ненужную вещь.

– Почему ты всё время молчишь, Гриша и меня не поддерживаешь, когда я её ругаю? –Продолжала Грася. – Тебе всё равно, да? Какой ты стал безучастный!

И так как отец не возразил против этого её ворчливого замечания, наклонилась, бросив обратно в пакет босоножку и, глядя на неё, лежащую поверх всех вещей, заметила:

– Вот купила она эти босоножки на танкетке. Зачем они ей у нас в Надыме? У нас уже в августе впору валенки надевать. Мы её так совсем избалуем, Гриша. Сейчас вот, зачем ты сейчас её отпустил? Неизвестное совершенно место. Чеченцы какие –то…Куда она там пойдёт?

– Ничего не случится, – буркнул отец, глядя всё также куда -то в сторону. Но затем посмотрел на жену и сказал.

– Хватит ворчать, Грася, перестань. Мы же на отдыхе! Домой приедем, я обязательно с ней поговорю и строго! Увидишь, там всё по -другому будет…

– Что –ты всё время! Не надо строго, она уже почти взрослая. –Сказала мать.

– Вот именно – почти, – уже без улыбки заметил муж.

Власта, отойдя подальше от стола, за которым сидели родители, оглядела двор и зашагала вдоль заборчика, где на столбиках днищами вверх торчали глиняные кувшины.

Орал в ушах напоенный солнцем крымский воздух, шелестела за забором трава, пронзительно крякали бегающие возле корыта задастые утки, бобокали индюки, кудахтали куры. Стая воробьёв, звонко чирикая, пыталась разделить на всю компанию брошенный кем -то щипок лаваша.

Она улыбнулась, подходя к ивовой ограде, и берясь за неё обеими руками, будто за рога жертвенника – трепетно и едва ли не благоговейно. Прутья, нагретые за день солнцем, приятно ласкали кожу. Привлечённая неким шумом, Власта повернула голову, оставив в сторону ногу. Вспугнутые ею воробьи подлетели, а затем снова сели, загалдев позади с новой силой.

Власта отняла от плетня руку, проведя ладонью по шершавой поверхности черепка, затем слегка стукнула ноготком по выпуклому боку. Звук получился глухой и короткий.

Заиграла откуда -то музыка. Она повернулась на звук и улыбнулась. Утки, которые рассмешили её, гуляли по двору в ластах, как у аквалангистов, издавая горлом звуки, похожие на крики притворнотонущих. Всё, что окружало её было щемяще новым и таким, что наполняло сердце гордостью за себя – вот, где я!

Она снова потрогала ладонью днища, отшлифованные множеством рук и словно покрытые уже лаком прутки забора. Всё это аукнулось какой –то щемящей радостью и непонятной тоской по тому времени, которое неизбежно выйдет и останется в прошлом просто воспоминанием о жарком лете.

Власта начала оглядываться, жадно впитывая всё, что видела вокруг. Ей, выросшей на Крайнем Севере, словно выпала оказана невиданная честь побывать в этом царстве солнца! Отливала золотом на крыше солома, томились на стульях в ожидании заказа гости, подбирая зёрна, импульсивно двигали головами куры, даже утрамбованный в землю гравий, если присесть на карточки и хорошенько в него всмотреться, отдалённо напоминал вершины гор, окутанных утренним туманом.

Всё здесь – залитый светом угол саманного дома, телегу с оглоблями у входа, в которую достоверности ради положили на солому огромную тыкву, да ещё дыню с арбузом и связки разноцветного лука. Всё это хотелось забрать себе, лечь плашмя на всё это богатство, интересно, сколько но стоит, вдохнув в себя его поглубже, запомнив все оттенки запахов до мельчайших подробностей, и забрать потом всё это с собой без остатка, чтобы однажды зимой в Надыме, этом ледяном погребе мира, доставать по кусочкам тёмными вечерами такую летнюю красоту из закутков памяти и наслаждаться ей в одиночку!

Ей отчего захотелось снять серый полированный горшок с колышка, чтобы рассмотреть его поближе. Но когда она повернулась, горшок уже был в руках некой маленькой девочки, которая держала его перед собой и рассматривала.

– Дай посмотрю, – села на корточки перед девочкой Власта, потянув горшок на себя.

Однако девочка оказалась с характером. Нахмурив брови и поджав губы, она замотала головой и отвела горшок за себя, будто Власта собиралась его отнять.

– Ух, ты, какая серьёзная! Ну, дай, что тебе, жалко? – Через силу улыбнулась Власта. Ей было неприятно, что девочка, такая кроха, пытается с ней конкурировать.

Но девочка ещё сильнее прижала горшок к себе и помотала головой. Её губы вовсе сжались в одну ниточку, а глаза смотрели исподлобья и сердито.

– Какая злюка! – Удивилась Власта.

– На-стя! – Донёсся женский голос от одного из столов. – Иди кушать!

Девочка обернулась на зов и, аккуратно повесив горшок на плетень, побежала к матери.

Власта, поглядев ей вслед, прошла немного вдоль плетня и вдруг, увидев за ним кроликов в клетках, по-детски пискнула от радости. Она начала искать травинку, чтобы сунуть мордатому, упитанному зайцу, но вокруг, как назло всё было истоптано. Лишь в конце дома, там, где заканчивался ангар, принадлежащий ресторану, лежало в ящике сено и оттуда же, из -за забора доносилось блеяние овец.

Власта пошла на звук, однако у самой цели дорогу ей перегородила чеченка с тазом в руках, шедшая, как и Власта ей навстречу по деревянному настилу.

Выйдя из распахнутой двери и едва не столкнувшись с Властой, чеченка остановилась, глядя на девушку в упор. На голове у чеченки была цветастая косынка, из под которой выбивались чёрные, как сажа, нечёсаные волосы. Из под грубого футляра платья без рукавов выглядывала леопардовой расцветки кофта. На ногах у чеченки были синие шаровары, белые вязаные носки и чесучёвые тапочки. Её толстые, сросшиеся брови показались Власте страшными. Однако карие глаза чеченки смотрели весело и испытующе.

– Я только овечек посмотреть, можно? – Спросила Власта женщину. Та молча кивнула, затем произнесла несколько гортанно:

– Гляди, раз хочешь, – и подкинув таз под рукой, пошла дальше по настилу размашистой горской походкой.

Тихонько открыв калитку, сделанную в плетне, Власта увидела овечек. Они все стояли в загоне, сбитом из грубых досок, пугливые, всклокоченные и жевали сено, набросанное там и тут. Она протянула руку к одной, та поначалу шарахнулась, но затем подошла и доверчиво ткнулась шершавым, сухим носом ей в руку. Однако увидев, что ладонь пуста, разочарованно заблеяла и отошла в сторону.