Выбор за тобой

– Как что? Полиция уже сделала заявление: он попал в аварию.

– Вы уверены? – Юлита взглянула ему в глаза. – На сто процентов?

Леон не ответил. Ветер раскачивал цепь, и та со звоном ударялась об ворота. Тополя на обочине дороги тихо роняли свои листья.

– Давайте поговорим в каком-нибудь спокойном месте, – прервала тишину Юлита. – Я отниму у вас всего пару минут, обещаю.

Леон долго молчал, не глядя на нее. Наконец включил мотор.

В районе Пельцовизна выбор кафе был невелик: столовки в подвальных помещениях, где из колонок льется адская попса, а отбивная размером с тарелку, жестяные будки с восточной тайско-вьетнамско-китайско-японской кухней, где заодно подают кебабы и картошку фри, да прокуренные тошниловки с рекламными слоганами типа “обеды как у мамы” – детство у их клиентов явно было не из легких.

Леон подъехал к наименее отталкивающему из всех окрестных заведений, армянскому ресторану “Севан”. Иногда он приходил сюда на ланч с Игнацием, и проблемы с животом настигли его лишь однажды, что на фоне местных конкурентов можно считать хвалебным отзывом. Интерьер был маняще отвратительный. На обитых вагонкой стенах висели вышитые арабесками ковры, а точнее – их фотографии, напечатанные на матовой бумаге. Под потолком некий последователь Никифора[17 - Никифор Крыницкий (Епифаний Дровняк) (1895–1968) – польский художник-примитивист лемковского (украинского) происхождения.] нарисовал вьющийся виноград, в люстре перегорела половина лампочек, из кухни разило прогорклым маслом и жареным луком. Леон и Юлита сели за столик в углу, на выложенные подушками лавки. Официантка принесла меню, они заказали кофе. Кроме них в кафе было только несколько парней в черных толстовках с капюшонами.

– Ты могла просто подкараулить меня у офиса, – буркнул все еще злившийся Леон. – А не цирк с конями устраивать.

– Могла. Но положа руку на сердце, вы бы вряд ли со мной…

– Я же сказал, хватит мне выкать.

– Как скажешь, – кивнула Юлита. – Так вот, положа руку на сердце, если бы я представилась на паркинге, ты бы согласился со мной поговорить?

– Нет, – нехотя признался Леон. – Я бы прогнал тебя взашей.

– Вот именно. По телефону так и прозвучало. Я понимала, что мне нужно время, чтобы тебя убедить, поэтому решила подойти к проблеме творчески. Женщине в слезах никто не откажет, я знала, что ты впустишь меня в машину…

– А улица Платерувок?

– Тупик, мощеная улица… Заехать туда можно, а выехать сложно. А еще это несколько дополнительных минут на то, чтобы тебя уговорить.

– А тебе не приходило в голову, ну, не знаю, что ты могла напороться на психа? И кто знает, что он сделает, как только окажется с тобой в этой дыре?

– Приходило, конечно. – Юлита достала из сумочки газовый баллончик. – Поэтому я захватила вот это. Береженого бог бережет.

– Мать моя… Все журналистки такое носят?

– По крайней мере те, кому доводилось жить на Праге[18 - Район Варшавы, имеющий криминальную славу.]. Ты бывал когда-нибудь после полуночи на Брестской?

– Нет.

– Тем лучше для тебя.

Официантка принесла кофе: крепкий, сваренный в турке, с ароматом кардамона. У нее были такие длинные ногти, что она никак не могла подцепить ложечку из плетеной корзинки: пальцы соскальзывали с металла, как металлические лапы в автомате для вылавливания плюшевых игрушек на морском курорте.

– Ну как… – Юлита положила в чашечку кусочек сахару, – готов?

– Можно и так сказать.

– Не возражаешь, если я запишу нашу беседу?

– Нет.

– Прекрасно, – Юлита положила на стол диктофон. – Тогда, может, начнем с самого начала?

– Ладно. – Леон сделал глубокий вдох. – В тот день я проспал, а мне надо было быть на работе вовремя, у меня была встреча в… Впрочем, неважно. Я въехал на S8 в сторону Таргувека…

Леон рассказывал, парни в черных толстовках пили кофе, официантка сидела за столиком в углу и складывала салфетки. Диктофон мигал красным, отмеряя ускользающее время.

– …И тут Бучек стал сигналить и мигать фарами, чтобы я съехал, но мне некуда было съезжать, потому что рядом…

– Погоди, погоди, остановимся на секунду. Ты не видел, за ним кто-нибудь ехал?

– В смысле гнался?

– Ага.

– Нет.

– А может, он за кем-то следил? И взбесился, что ты ему дорогу преградил?

– Подожди, дай подумать. – Леон поднял взгляд вверх, на потрескавшийся потолок. – Нет, передо мной ведь никого не было. Съезд был пустой.

– Ну ладно. И что дальше?

– Бучек ускорился, почти что меня протаранил. Водитель автобуса притормозил, чтобы освободить мне место. Я уступил Бучеку дорогу… А он врезался в ограждение и вылетел с дороги. Вот и вся история.

– Вспомни самый последний момент. Не было ли чего-нибудь странного, подозрительного?

Леон поставил чашку на щербатое блюдечко.

– А с чего ты взяла, что могло быть что-то странное?

Юлита наклонилась, поставила локти на стол.

– Ты согласился со мной поговорить, только когда я предположила, что это была не простая авария. Значит, ты что-то заметил. Что-то, что не дает тебе покоя.

– Тебе просто нужна дешевая сенсация.

– Мне нужна правда. Если в комплекте с сенсацией, тем лучше.

Леон потер лицо, разглядывая дешманский пейзаж с Араратом. Юлита сидела, даже не моргая. Знала: именно сейчас решается, приведет ли ее куда-нибудь весь этот разговор. Она не хотела все испортить.

– Я видел его в зеркале. Он что-то кричал.

– Окей… Как это выглядело?

– Сначала мне показалось, что он на меня орет, ну, как водители обычно орут друг на друга. “С дороги, кретин!”, “В сторону, баран!”, вот это все.

– Ага.