Амбивалентность

– Когда это я лезла на рожон, Кать?! Преподаватель спросил фамилию ученика, а я ответила, вот и все.

– А могла и не говорить. Тебе что, нравится выводить его из себя?

– Я сделала так, как должна поступить староста потока, и поступила бы так с любым другим однокурсником.

Я и сама не верила своим словам. Я поддалась сиюминутному желанию подразнить наглого и слишком заносчивого парня и хотя бы на секунду стереть спесь с его лица, и обязанности старосты тут абсолютно не при чем. Возможно, действительно не стоило этого делать. Чего я этим добилась?

– Да ты сразу, как его увидела, вместо привета начала читать ему нотации! – Недовольствовала подруга, – Такое бы никому не понравилось.

– А я и не обязана ему нравиться. И вообще, с чего вдруг ты ринулась его защищать?

– Да потому что мы теперь выглядим, как олицетворение скуки. Посмотри, все веселятся, а одни мы сидим как клуши. И все потому, что тебе приспичило конфликтовать с тем, кто понравился всем нашим однокурсникам, – уже более тихо говорила Катя.

– Кать, если хочешь, пересядь ближе к остальным, дружи с Ником, общайся. Я не обижусь, правда. Мое отношение к нему не должно влиять на тебя, – убеждала я.

– Дура, ты Лерка! Как я могу тебя бросить? – Примирительно улыбнулась она.

В этот момент я вздрогнула, только сейчас заметив Ника, бесшумно подошедшего и теперь стоявшего за спиной подруги. Он беспардонно вклинился между нами, отодвинув нас с Катей в разные стороны, и, вопреки моим ожиданиям, даже не взглянув на меня, заговорил с Катей:

– Почему ты ничего не ешь? – Дружелюбно поинтересовался он.

– Я… не хочется, – Катя замялась и на секунду взглянула через Ника на меня.

Парень потянулся и пододвинул коробку с пиццей поближе.

– Как тебя зовут? Твоя вредная подружка нас не познакомила.

– Катя.

– Красивое имя. Не стесняйся, Катя, – он подвину коробку еще ближе, взял оттуда кусочек и протянул подруге.

Та приняла его и выглядела при этом немного смущенной. Я удержалась, чтобы не скривиться. Неужели она станет жертвой его притворного обаяния? Может, он хочет таким образом повернуть все так, чтобы у меня не осталось на потоке друзей?

Я отогнала от себя эти мысли. Катя может общаться с кем хочет, я сама говорила ей это минуту назад. Она ведь может дружить со мной и общаться с ним.

– Пересядешь к нам? У нас повеселее будет.

– Да нет, – не очень убедительно отвечала подруга, – я с Лерой буду.

– Не бойся. С хорошими девочками я не кусаюсь.

Он по-хищному улыбнулся, заглядывая подруге в глаза. Сложно было поверить, что так он всего лишь старается подружиться с большим количеством новых однокурсников. Я уже видела: ему не надо прикладывать и малейших усилий, все и без этого сами окружают его, желая познакомится с необычным новичком, а тут он впервые за день подошел к кому-то сам. Может, Катя ему просто понравилась больше остальных?

– Я учту на будущее, – Катины губы тоже изогнулись в легкой улыбке.

– Буду польщен твоей компанией, – выразительно сказал он и удалился.

Как только парень отошел, я пробубнила себе под нос:

– Надо же, он умеет вежливо общаться!

Катя проводила его взглядом и посмотрела на меня с немного виноватым выражением лица.

– Ты не злишься на меня?

– С чего бы мне злиться?

Голос мой звучал так мрачно, что подругу вряд ли убедил мой ответ.

– Просто мне кажется, что с такими людьми для себя же лучше хотя бы постараться поддерживать хорошие отношения, – зачем-то оправдывалась она. Левая рука нервно теребила пальцы правой. – Это как с собакой, доберманом каким-нибудь. Ты не знаешь, что может взбрести ему в голову. И ты можешь или погладить его и дать вкусняшку, или начать дразнить и злить. Так что, я на твоём месте подумала бы, что выбрать.

– Собак надо воспитывать и держать на поводке! Тем более тех, кто готов накинуться на каждого встречного.

Я насупилась и скрестила руки на груди. Ну почему один единственный человек своим присутствием портит весь день?!

– Ты же видишь, что он немного не… Он какой-то неуправляемый, – негромко сказала Катя и покосилась в сторону Ника, – лучше не трогать его.

Тот запрокинул ноги на соседнюю лавку и, не забывая сохранять некое веселое превосходство в голосе, пререкался с работницей столовой, которая оповещала, что «со своим» нельзя и требовала убрать ноги со скамьи.

– На каком основании вы предъявляете требования?

– На основании того, что сюда нельзя свою еду приносить! Идите, вон, в кафе, и там делайте, что хотите! – Уперев руки в боки, причитала полная женщина с седыми, с бабушкиным сиреневым оттенком, волосами.

– Не вижу никаких юридический оснований в Ваших требованиях. Закреплено ли в уставе университета, что я не могу сидеть так, как хочу, или есть пиццу на территории столовой? – Яров склонил голову, внимательно наблюдая за реакцией работницы.

Женщина лишь цыкнула языком, не придумав, что ответить. Наверно, никто, кроме ректора, никогда не читал устав и даже не задумывался о его существовании.

– Ты посмотри, какие все умные стали! – Все же вымолвила она. – Сказали нельзя, значит нельзя!

Теперь она, не обращая внимания на слова Ника, резкими раздраженными движениями стала собирать еще не опустевшие коробки с пиццей со стола и размахивать над ним тряпкой.

– Стоп, стоп, стоп, – почти проворковал парень и перехватил руку женщины, – мадам, а теперь вы посягаете на мою собственность. Я заплатил за эту пиццу, вы не имеете права ее отнять.

– Тьфу на вас! – Бросила вконец разозлившаяся работница, махнула рукой на наш стол и затопала обратно.

Вокруг тут же раздались одобрительные возгласы, кто-то из однокурсников попытался дать Нику «Пять».

– Вау, ловко он, – прокомментировала Катя.

– М-да, – слабо откликнулась я, потому что, несмотря на мою неприязнь к новенькому, не могла с ней не согласиться.

С первого курса все знали, что наша столовая – территория сплошных запретов. Со своей едой – нельзя, сидеть совсем без еды, когда просто хочешь переждать окно между парами, нельзя, долго засиживаться – нельзя. Никто даже и не пытался спорить, а Яров всего какой-то парой фраз отмел все возможные претензии.

Весь оставшийся день я ожидала новых выходок от него, но парень вел себя на удивление мирно: не перебивал преподавателей на парах, подсел к Саше Семенову и говорил с ним довольно тихо, а на переменах его поведение даже было приближено к понятиям о приличии. В мою сторону он больше ни разу не посмотрел.

Когда он не лез из кожи вон, чтобы стать центром вселенной, меня снова захлестнули скучные мысли о домашних заданиях, теме диплома и поисках работы. Хорошо, так и должно быть. Спокойно и привычно. После пар мы с Катей зашли в кафе неподалеку от универа, выпили по бокалу вина в честь начала учебного года, последнего в нашей жизни, и стали обсуждать платья на выпускной. Глупо пока о них задумываться, но простая болтовня прекрасно поднимала настроение.

Домой я пришла в хорошем расположении духа (насколько это возможно в первый учебный день) и оставалась бы в нем до конца вечера, даже невзирая на домашнее задание, если бы не мама. Нет, ее я ни в чем не виню – за ужином она спрашивала, как дела и что нового в университете. В общем, проявляла заботу, как она делает всегда, но один вопрос заставил меня снова окунуться в не самые приятные мысли.