Огонь и ветер

– Изверги… Тринадцатый, ты садюга… я тебе это потом… ох… припомню…

– Изверги были те, которые тебе трубой по спине врезали. – По голосу было слышно, что Брид, видимо, всё-таки сжалился. – Ещё пять минут потерпи, и всё. Тринадцатый, добудь какой-нибудь свитер в шкафу, чтобы он потом надел…

– Может, одеяла хватит?

– Не хватит, пусть прогреется получше…

– Мелкие, я ж не со зла… правда, больно… вот эта вот точка, по которой пяткой… уй… как раскалённым гвоздем…

– Ну, правильно, она проблемная… вот и больно… Ит, последний раз прошу, расслабься! Ну не будет больше так больно, чем хочешь клянусь!..

– Всё, всё, лежу и не дышу, – сдался Ит. – Мучители…

– Что-то мы с тобой давно не щекотали этого гермо… давай на «раз-два-три» с двух сторон, – хреновый из тебя заговорщик, Тринадцатый, если бы молча, то запросто подловили бы.

Ри усмехнулся.

– Не, не надо. – А вот Брид, кажется, настроен серьёзно. – А то вся работа насмарку пойдёт…

Ри подошёл к двери в свою спальню и замер на пороге. Вспомнилось – сорок с лишним лет назад, на этапе очередных переговоров с Альянсом, уже после войны, когда доказывали невозможность активации порталов… доказывали долго, лет пятнадцать, и одной, и другой стороне, объясняя раз за разом: нет, активировать порталы невозможно, для этого не хватает элементов, и никогда не будет хватать, потому что элементов не существует в природе; наши совпадения с порталами – случайность, и не более того… Огромная серия экспериментов (дело тогда перешло на международный уровень), призванных доказать лишь одно – система безопасна, она никогда не сработает.

И вот тогда Ит, если можно так сказать, подставился.

Их в те времена ещё выпускали за границу, и он по своей воле пошёл на переговоры с Альянсом – пошёл только из-за Украины, на самом-то деле, потому что трепали Украину, трепали серьёзно и долго, и он поехал, ни много ни мало, в Германию.

А когда вернулся, его тут же взяли.

Был какой-то странный закрытый суд, была припаяна «измена Родине» (какая родина, о чём вы вообще, я же миллион раз говорил, что… это абсурд, на каком основании?!), вменяли ему в вину разглашение информации, которая и без него была Альянсу отлично давно известна, были и другие, столь же нелепые обвинения – и дали срок, десять лет, и уволокли куда-то на Колыму, и он отсидел два года…

И все эти два года они мотались по инстанциям, и решительно настроенный Кир порывался ехать и освобождать психа любым способом, и ему всё доказывали, что нельзя, что будет только хуже всем, и психу в первую очередь.

И они со Скрипачом тогда добились-таки пересмотра дела и за год, не пропуская ни одного заседания, доказали, разбирая каждый пункт, что обвинения необоснованны, что дело сфабриковано, что всё неправда, что всё иначе… а потом произошло чудо, и им чуть ли не на дом привезли оправдательный приговор, и они все тут же поехали забирать Ита, а он, оказывается, поехал домой сам – выпустили ведь.

Они разминулись тогда на пять суток.

Пять суток он просидел под дверью московской квартиры, еле-еле до неё добравшись, и за эти пять суток ему куска хлеба никто не вынес – соседи, перепуганные вусмерть событиями последних лет, вернувшихся с зоны людей боялись хуже, чем чумы. Он сидел под дверью – ничего у него не было, ни ключей, ни сил, чтобы вскрыть замок (у него-то!..), и когда они вернулись… Оказалось, что Кир умеет плакать, ещё как умеет – от бессильной злости, от отчаяния. Ри вспомнил свою собственную реакцию – брезгливый ужас, смешанный с жалостью, с удивлением… существо, которое сидело на пороге квартиры, было ожившим кошмаром, но никак не его другом… Скорчившееся, трясущееся, одетое в вонючую засаленную телогрейку; без половины зубов, грязное, со страшным, едва успевшим затянуться шрамом на левом виске, с постриженными чуть не под ноль волосами – если что в Ите прежнее и осталось, так это только глаза. И ничего больше.

…Полдня отмывали, потом вызвали «Скорую», а «Скорая» брать не хотела, потому что документов не было, только справка об освобождении… но всё-таки взяли, и где-то через неделю он, уже немного придя в себя, сумел рассказать, что там происходило два года, пока сидел. Голову и спину ему изуродовали в одной из бесчисленных стычек между бараками, по две сотни человек, стенка на стенку, зубы выбили тогда же. Драки эти, кажется, сами же вертухаи и провоцируют, но не было сил и времени разбираться, надо было выжить как-то, и при этом не сбежать (он бы сумел, но боялся – сбежишь, и всю семью пересажают, слышал о таком), не сорваться, вытерпеть это всё…

А потом произошло что-то совершенно невозможное. Чуть ли не среди ночи его вызвали в контору, сунули в руку справку, разрешили наскоро собрать вещи, и… пинком выставили за ворота, буквально пинком, не понимающего ничего.

– Туда иди, где посёлок, – подсказал чуть слышно молодой солдат из охраны, махнув рукой в толстой серой варежке куда-то в сторону далёких колючих зимних огоньков. – Там станция. Со справкой задаром доехать можно куда надо. Вали, чего уставился?

– Что…

– Освободили тебя, что. Пошёл вон, мясо!..

И он пошёл.

И две недели добирался до Москвы, и добрался – с пневмонией, без копейки денег, едва живой. Поняв, что дома никого нет, он просидел пять суток под дверью квартиры, а его обходили, как прокажённого, и только одна старушка из угловой по ночам выносила ему попить. Если бы не выносила, он бы, наверное, загнулся…

Почти год лечили, правдами и неправдами, через «ангелов» сделали зубы, поправили ещё кое-что, на что хватило средств и связей, вот только спина по холоду у него всё равно болит. Причём именно то место, по которому много лет назад пришёлся удар обрезком трубы.

А Брид и Тринадцатый могут помочь. Пусть на какое-то время, но могут – их дарования вполне хватает для того, чтобы на неделю, а то и больше, полностью снять боль. Ит никогда не просит сам, но они, к чужой боли чувствительные, видят её и, по словам Брида, берут его «в оборот». Разминают спину, поправляют то, на что хватает сил. Брид сказал, что, живи они рядом, спину бы, может, удалось полностью вылечить… В это слабо верилось, но кто знает. Может, и правда.

То, что сейчас подслушал Ри, давным-давно тоже превратилось в своеобразную игру. Брид и Тринадцатый изображают сволочей и палачей, а Ит играет в невинную жертву – всем очень весело. Для Ита платой за это веселье будет спанье с мелкими под мышкой. Он, правда, терпеливый, и ему это не в тягость совершенно.

– Ри, у тебя просто детей не было никогда, – как-то сказал Ит. – Мальчишки, правда, на детей не похожи, но принцип тот же.

– Какой принцип? – не понял Ри.

– Надо просто выключить эгоизм. Полностью. Да, они вдвоем способны отлежать руку, но им настолько хорошо, когда они вот так дрыхнут, что это стоит десяти отлежанных рук, поверь. Они славные.

– Что они славные, я вроде бы в курсе. Но они умудряются занимать половину кровати и отнимать у меня три четверти одеяла.

– Ну… им просто холодно. И всё равно, Ри. Режим эгоиста.

…Ри снова прислушался – за дверью всё ещё смеялись. Он постоял ещё с полминуты, улыбнулся каким-то своим мыслям и, наконец, отправился к себе. Ужасно хочется спать, честно говоря. Тем более, что времени – второй час ночи.

* * *

Билеты удалось взять без проблем – в СВ они всегда были в избытке. Брали их редко, уж больно дорого. Чуть не вшестеро дороже, чем в общий отсек, а дорогу вполне можно перетерпеть и в общем. Подумаешь, десять часов! Это ж не двое суток, верно?

Купив билеты и выйдя из здания вокзала, Ит задумался – куда дальше? Автопоезд уходил в десять вечера, времени у него сейчас было более чем много. Мелькнула мысль – прогуляться по городу, а то когда ещё увидит, но эту мысль он отогнал и решил вместо прогулки съездить в Военно-медицинскую академию. Работал там один дальний знакомый, хороший онколог, и если удастся его застать, то, может, получится проконсультироваться. Денег, правда, нет… А если часы продать? Или не часы, часы жалко. Консультация у этого знакомца, как Ит помнил по прошлому году, стоила пятьдесят рублей, а у него оставалась всего пятёрка. Ладно, сейчас подумаем.

Он зашёл в столовую, расположенную неподалёку от вокзала, и потому шумную и грязную, взял, выстояв порядочную очередь, кружку жидкого, отдающего стиральным порошком пива, забился в угол, где было потише, и принялся прикидывать – где бы раздобыть нужную сумму?

– Дядь, а дядь… – раздался откуда-то сбоку голос. – Слышь, купи у меня книжечку…

– Какую книжечку? – равнодушно поинтересовался Ит. Не спеша отпил глоток пива, вытер рот тыльной стороной ладони.

– А во какую, – говоривший подсел к нему за столик. Неопрятный паренёк лет двадцати, светловолосый, с пронырливым хитрым взглядом. – Гляди…

– Если попробуешь сунуть руку мне в карман, сломаю, – предупредил Ит. – Не карман, а руку. Тебе. Дошло? Развелось щипачей…

– Ты…

– Я – нет. На твоё счастье. Не бойся, не сдам. Так что за книжечка-то?

– Правда купишь?

– Не видел пока, не знаю. Покажи.

Интересно, за кого щипач его принял? То ли за одного из скупщиков, которых вокруг вокзала вертелось множество, то ли за лоха, которого можно развести на дешёвку.

«Книжечка» оказалась блокнотом, исписанным примерно до половины и переплетённым в красиво выделанную коричневую кожу. Ит с удивлением понял, что замочек на блокноте – золотой, а в обложку, в уголок, вставлен… ого! Рубинчик. Дело принимало интересный оборот.

– Почём? – равнодушно спросил Ит.