Неудобные люди

– Тихо-тихо, куда ты так ломанулся. Не вскакивай резко, а то опять головка заболит.

Люблю делать готовить с бабушкой. Вообще только с ней и готовить готовим с ней. Мама не разрешает. А бабушка всегда разрешает.

Бабушка сделала яблоки и место тесто и сказала мне его де мешать. И я мешал тест а потом бабушка сказала давай его на эту штуку забыл как. И я вылил тесто на яблоки на штуке и представлял, что это такое густое наводние енине.

А потом мы поставили штуку в печь. Бабушка включила тепло и села потому что устала.

Валентина Аркадьевна тяжело и густо дышала.

– Бабушка, всё хорошо? – стоял рядом с ней внук и беспокойными, бегающими глазами смотрел, как ее плечи медленно поднимаются и опускаются, а она сама держит руку на груди.

– Да, милый, – ответила, отдышавшись, Валентина Аркадьевна. Посидела еще минуту. – Пока готовится, хочешь, сыграем в шашки?

Дима очень, очень их любил. Шахматы для него были сложны, карты – тоже, да и не особенно интересовали. А в шашки они играли часто, и Валентина Аркадьевна нередко поддавалась, удивляясьнеожиданному превращению Диминых обычных фишек в дамки.

До поступления Димы в школу оставалось два года. Сильно способнее он не становился, у Ани с Даней нервы скручивались в пружину и обещали в скором времени выстрелить из тела, если не найдется какой-то вариант.

Они поднялись на нужный этаж. Дошли до двери, Даня пропустил вперед жену и вошел следом. Такое же невзрачное – аккуратное, но простое – помещение, как здание снаружи. Большая комната, окна по длинной стене, за ними – вечер чернее темных подвальных углов. Даня увидел людей, расставляющих стулья в круг.

– Извините, это группа…

–Другие родители? – К ним обернулся плотный мужчина с седой бородкой. – Да, всё верно. Берите стулья и садитесь к нам.

Аня посмотрела на мужа. Тот пожал плечами и заблокировал телефон. Экран с открытой в ВК страницейГруппа Другие родители погас. Они рассекали интернетные просторы с запросами а-ля как жить с отсталым ребенком или воспитание отсталых детей, и один сайт выдал ссылку на это родительское сообщество. Повезло, подумали они. Приятно понимать, что ты не один волочишься в безвременье с проблемой, которая больше тебя и от которой не убежать.

Даня подошел к стоящим в углу стульям, будто собравшимся в небольшое стеснительное стадо, взял по одному в каждую руку и понес к общему кругу. Сидушки и спинки смотрели катышками, лоснились тонкими полупрозрачными вуалями годами содранных слоев.

Они приехали вовремя. Все остальные рассаживались.

– Итак, добрый вечер всем, – через пару минут взял слово уже знакомый им мужчина с бородкой. – Сегодня у нас несколько новостей. Во-первых, давайте поприветствуем наших новых гостей. – Он указал на Даню с Аней, и человек пятнадцать забросали их всяческимиприветами. – Представитесь нам? Ага, отлично. Я – Василий. Остальных вы узнаете во время беседы. Во-вторых, еще важные вещи. У нас, кажется, решена проблема с арендой…

И Василий несколько минут посвятил формальным вопросам. Когда закончил, спросил:Кто-нибудь хочет рассказать, как прошла неделя?

– Ну надо же. Только пончиков с кофе не хватает, как в сериалах, – шепнула Аня мужу.

Он тихо вздохнул.

Женщина, сидевшая до этого со сцепленными руками, подергивая колготной ногой, подняла руку.

– Давайте я начну. – За рукой она подняла и взгляд и не пугливо, а скорее безнадежно посмотрела на присутствующих. – Вы знаете, меня месяц не было. Была занята. Возили Сашеньку. Если кто-то не знает, у него тяжелая отсталость. Нам порекомендовали одного врача, мы возили, он выписал токи, мы всё прошли, сдали анализов, но ничего, вообще ничего. Сказали, у Саши из-за кро… кровоизлияния после родов… погибли нейроны. И ничего уже не сделать.

Женщина, видимо, держалась как могла, и Даня с Аней про себя поблагодарили ее за то, что не ударяется в слезы.

– Роза, мы с вами, – сказал-пропел Василий. – Держитесь. Расскажите, как сейчас справляетесь.

Розу тряхнуло, и она продолжила:

– Очень, очень плохо. Муж всё время на работе, я одна не могу это вынести.Он ходит под себя, мычит, не говорит совсем. А ему уже пять. На детской площадке только на качелях раскачивается. Стал агрессивным таким, по ночам истерики. Капаю неулептил, только с ним засыпает.

– Как-как называется? – спросила женщина слева от Ани.

– Неулептил.

Все вразнобой, но не очень активно начали утешать Розу. Когда она закончила рассказ о своем сыне-идиоте (или там был даун?), Даня с Аней будто сидели на тысяче иголок, прорывающихся через кресла. Она поглядывала на него, он на нее, и оба молча обводили взглядом собравшуюся компанию, иногда посматривая на дверь.

Василий спросил, кто хочет сказать следующим – не хочет ли кто-то, акто хочет. Ясно, высказаться должны были все. Ане стало интересно, какая история у самого Василия.

– Я не знаю, что делать со своей, – начала женщина, переспросившая до этого про лекарство, в короткой, не по размеру кофточке и плотной юбке, с виду учительница или консьержка. – Она постоянно за мной таскается, жить не дает.

– Напомните нам вашу историю. Не все в курсе, – дружелюбно, но настойчиво.

– Четыре месяца назад умерла наша мама. Мы не были близки, она почти нами не занималась, мной и Юлей. Это моя младшая сестра, у нее умственная отсталость слабой степени.

Легкой степени, поправил про себя Даня, в интернете по вечерам (а иногда и днем, прямо на работе, когда хочется бросить всё, и катись бы оно куда-то подальше огненным шаром, и сожги бы всё на пути) изучавший нарушения умственной отсталости.

– Мне пришлось взять ее к себе.

– И как вы теперь живете?

– Да вот так, она постоянно лезет в мои дела, требует внимания. Ей уже шестнадцать, но на самом деле будто десять или восемь, или того меньше. Спрашивает, куда я иду, зачем, что делаю. Заходит в мою комнату и смотрит на меня, иногда заходит, когда я сплю. Я потом узнаю по незакрытой двери. Иногда будит меня. Запретила ей входить без повода, теперь она придумывает идиотские причины, типа:А какая погода сегодня? Вечно злится, когда не так, как ей надо. Каждый день одни и те же вопросы: А правда, что есть Бог? А как там мама? Одно и то же, одно и то же! Постоянно хочет есть и говорит о еде. Приходит из школы, спрашиваю, как дела, говорит только, что давали на завтрак и обед. Едем куда-то – А там есть будем? Но самое главное: она весь сплошной негатив! Обращает внимание только на плохое, на улицах, в магазинах ей всё время кажется, что на нее плохо смотрят, она злится и истерит. Перед каждым приходится извиняться, люди просто шарахаются!

После каждого такого откровения Василий благодарил и спрашивал остальных, есть ли у них мысли, как помочь. Даня с Аней молчали: их мысли были другими.

Несчастье? Да, огромное, у этих людей неподъемная ноша, которую они согласились нести. Тяжелее ли их ноша, чем та, что у Дани и Ани? Наверное, тяжелее: нет ни времени, ни денег, кладбище родственников, коммуналки, страшные диагнозы, болота мечтаний. Но примеры типаа в Африке дети голодают никогда не работали. Кто заберет у Дани и Ани то, что свалилось на них?

Да, деньги. Да, время, и да, возможности, и, боже, да, легкая степень отсталости у ребенка – и не буйный, не агрессивный. Ну и что. Им растить неполноценного ребенка, жить с ним. Пытаться убедить себя, что всё нормально, когда вокруг миллионы обычных семей.

– Слушайте, они же не хуже, они просто другие. – Полная, буйно накрашенная женщина перебила скудный поток сочувствий какому-то очередному невротику. – Почему мы говорим так, будто на нас проклятье свалилось? Наши дети такие же, как все, просто немного особенные. Мы все их не сдали в детдома и всякие интернаты, значит, любим, так? Да, тяжело, бывает очень тяжело, но мы сами выбрали этот путь, надо справляться.

– Я не могу, – прошептала Аня. Тошнило от морализаторства незнакомой, дурно одетой бабы. – Пойдем отсюда.

– Мы же не можем просто уйти посреди… – начал он.

– Блядь, Даня, мы можем, – Аня шипела. – Еще одна такая история, и я…

– Может быть, вы с нами поделитесь вашей… расскажете о вашей ситуации? – обратился к ним Василий.

Даня затянул растерянноеэ-э, Аня встала и пошла к двери. Он обернулся, начал: Извините, нам надо… Аня вернулась, взяла его за рукав и потянула за собой.

– Извините, нам надо, – повторил Даня, растворяясь в дверном проеме.

– Нет, это просто издевательство какое-то! – Аня нажимала и нажимала на кнопку вызова лифта, а тот издавал далекие утробные звуки. – Если бы я хотела послушать, как всем тяжело жить, я бы новости включила. Чего там слушать, и так понятно. Нам бы кто помог.

– Да уж. – Они зашли в лифт, и Даня отправил кабину вниз. – Непростая атмосфера.

– Атмосфера. Атмосфера?! Нет, а главное, эта, эта, с губами которая!Мы все не сдали в детские дома. Да кто бы еще знал тогда! Ему диагноз-то поставили сразу, что ли. Вот если бы сразу, то му…

– Так! – прервал Даня. День был тяжелым. Вечер – не легче. Хватит негатива. – Хватит всякихесли. Никто никого не сдал, поехали домой.

– Ок. Но больше мы сюда не вернемся. – Аня шагнула из долгого лифта.

– Ок, ок, – вздохнул.

Аня почему-то вспомнила тот вечер. То собрание, неровный круг овальной формы, тех людей с уже сточившимися в памяти лицами, бесцветными бежевыми масками. Что-то ей напомнило о том вечере, произошедшем много лет назад, когда Диме было пять и до поступления[16] в школу оставалось два года. Какой-то крохотный толчок напомнил.

Закончила с делами в салоне, посидела с подругами в ресторане –засиделась с подругами в ресторане, – поехала домой. Долгая пробка из-за неработающих светофоров на круговом перекрестке, автомобили, обращенные в центр, как дети с родителями, смотрящие на арену в цирке, куда Анина мать ее водила вместе с младшими сестрами, точнее, младших сестер водила, а ее – за компанию. Как дети в цирке, как… ну да! – как родители на том собрании, смотрящие в центр круга, куда-то в пол. Аня устала.

Бросила сапоги, будто отмахнулась, ступила на лестницу, как увидела спускающегося Диму.

– Есть хочу, – сказал он быстро, на выдохе, как-то уныло. – Можно?

– На ночь есть вредно, – бросила Аня и стала подниматься дальше.

– Пожа-алуйста! Есть хочу, правда.

Аня взглянула на сына и задержалась на его лице. Дима смотрел. Тягучими глазами, какими-то умоляющими, кошачьими. А Аня не любила кошек. И вообще домашних животных. Хоть не заплакал.

– Ладно, – развернулась. – Пошли, положу салат. Тяжелое на ночь нельзя.

Дима радостно запрыгал по лестнице вниз.

Открыла контейнер со второго раза, вывалив на себя немного хамона с рукколой. Выругаться сил не было, просто где-то про себя поставила галочку, что недовольна, но подумает об этом позже. Накладывая Диме, решила, что плевать, и положила себе тоже. Завтра – открытие нового салона. Не до диеты. Нервы. Усталость и нервы, хотя вроде бы одно должно нейтрализовать второе. Но нет – и это были до боли знакомые ощущения.

Поставила перед Димой тарелку, стакан сока, снабдила сына ложкой, салфетки лежали – вот. Села рядом.

– Приятного аппетита! – Шестнадцать лет, выучил, помнит, молодец. Что за талантище.

– И тебе, – кивнула.

Когда Юля и Леша подросли и за ними не нужно стало присматривать 24/7, Аня захотела свое дело. Небольшое, буквально хобби, но свое. Даня вложился в открытие премиум-салона красоты «Гедонистка». Пошло хорошо, салон разросся до сети. Были, конечно, управляющие в каждой точке, но за ключевыми моментами Аня следила сама – открытия, ремонт, дизайн, презентации, набор спецов старшего звена, знакомства с постоянниками и местными провинциальными шишками. Это было нервно, часто тяжело, до опухших глаз, трясущихся рук и дурных ночей с неконтролируемыми пробуждениями, будто сон разрезали на куски, как мясо, а самое главное, что это всё было необязательно – но Аня этого хотела. Во всяком случае себе говорила:сама же этого хотела, вот и сиди, хотела, хотела

Примечания