Из праха искры

Просвистел зелёный чайник, мужчина заварил шиповник и с первым глотком вспомнил сновидение. Закрыл болотные глаза и задумался: «Какие страшные образы, это я на кровати? И что я хотел от пустого изображения? Так, за стеной женщины… третья…» Тронул русые волосы и позвонил матери. Гудки…

***

Через час пересёк город на маршрутке, въехал в посёлок и ступил на твёрдый снег, что в конце февраля ослеплял чистотой. В чёрном пуховике, хромая на левую ногу, подошёл к трёхэтажному коттеджу. Потянулся к звонку на калитке, но та щёлкнула и открылась, вышла дама: 45-ть лет, синие глаза и волосы. Синее платье и розовая куртка. За ней шагнул мужчина. Пятьдесят, лысый, полноват, под левым глазом шрам, одет в смокинг и дублёнку. Они остановились и переглянулись.

– Почему ты не отвечаешь на звонки?

– И тебе привет. О чём нам говорить? – возмутилась женщина.

– Я видел сон и подумал… А кто это с тобой?

– Не говори мне о снах. Знакомьтесь. Кирилл Шварц, хирург, мы соседи по кварталу, – она взяла его под руку и, нахмурившись, легонько толкнула собеседника в плечо, – а этот грубый мальчишка – мой сын, Матвей.

– Здравствуй, – знакомый матери протянул руку.

Матвей застыл, заметив на указательном пальце золотое кольцо с топазом, и не пожал руку.

– Да, действительно грубоват. Ладно, Вика, садись в машину, нас ждут в детских домах.

– Мать, ничего не угрожает? Что за детские дома?

– Всё нормально. Дети – не твоя забота, – женщина закрыла калитку и пошла к немецкому внедорожнику.

– Матвей, я знаю, как ты живёшь, где-нибудь устрою тебя, – Кирилл подмигнул и развернулся…

***

В три часа дня, когда Матвей снова изучал графики в уединении, ему позвонил старый друг, Иван; давно не общались и договорились о встрече в кафе.

На улице стемнело, водители изредка сигналили в пробке, и Матвей, поёжившись, открыл стеклянную дверь. Помещение отделано под салон автомобиля: кожаные коричневые диваны, приборные панели у окон. На чёрной стене фотографии известных гонщиков и рули разных эпох. Спускался бирюзовый свет, и корица перебивала другие запахи. Никого, кроме официантки и двух мужчин; Матвей потоптался на коврике, сбил снег с пуховика и продвинулся к чёрному столику, где сидел друг в красном свитере. Тот встал, показав большой рост, крепкую шею и блеснув тонкими усами. Они обнялись и упали, заняв два дивана, заказали салаты и сок.

– Рад видеть. Пару лет прошло, как мы переехали из курортного городка?

– Да, но не вспоминай, пожалуйста, прошлую жизнь. Чем занимаешься, как дела у мамы, с ней ещё живёшь?

– Я трейдер, торгую акциями. Делаю от 10-ти до 20-ти тысяч рублей в месяц, иногда вкладываюсь в голубые фишки, ради дивидендов. Торгую в своей квартире, редко гуляю. С матерью так себе отношения, однако благодарен за то, что купила мне студию. Нашла кого-то, но у меня плохие мысли…

– Да не переживай. Может Виктория Александровна избавится от одиночества и будет любить не только кошек. А ты значит трейдер? Спекулянт. Ничего не создаёшь и играешься с ценами, ну-ну, а ещё приобретаешь компании и пьёшь прибавочную стоимость. Вредные вещи. – Иван отодвинулся от столика.

– Почему такая реакция? Прибавочную стоимость скорее берут менеджеры с миллионными зарплатами. Мне нужна финансовая независимость, я работаю на себя, формирую пенсию и точно до неё доживу. Ты стал коммунистом?

– Хм. Пенсия. В том-то и суть, что ты думаешь о себе. А есть народ, и он хочет управлять природным богатством, хочет развивать науку и технику. Да, я коммунист и работаю простым курьером. Я знаю, кто победит в борьбе классов.

– Ты читал «Капитал»? Что ты сделал как коммунист? – Матвей попробовал апельсинового сока и брезгливо закусил помидором.

– Пока в комиксах читал, пока. К сожалению, ничего не сделал, только подошёл к этому, но будь уверен, правда победит.

– Комиксы, ха-ха. Посмотри фильм «Коммунист». А вообще смысл, коммунизм проиграл, ты хочешь из обломков собрать страну, но кто или что за тобой? За тем, чьё имя не называлось, хотя бы школьники идут.

– Фильм посмотрю. Ошибка многих людей в том, что они хотят поменять лица во власти, но не саму систему. Только одна система может сломать другую и изменить ситуацию в стране. Да коммунизм проиграл, но всё передовое вначале слабо и проигрывает старому. Но со временем крепнет и в новой битве побеждает. На стороне мыслящих людей диалектика и исторический опыт.

– Снова репрессии и цензура?

– Репрессии – момент каждого уклада, но следующая попытка построить и развить коммунизм будет совершеннее. – Иван пластиковой вилкой наколол моцареллу.

– Хорошо… Нас рассудит жизнь. Хватит пафоса, хватит спорить, я тебе ещё зачем-то нужен?

– Прости, звал для другого. Под нами подвал и скоро там начнётся поэтический вечер, выступит девушка, которая мне нравится. Составишь компанию?

– Хорошо, дружище…

***

В подвале стояла маленькая сцена со ступеньками, по бокам над чугунными трубами горели жёлтые электрические свечи, люстра пятиконечной звездой свисала над рядами стульев. Мало людей, они поднимались на сцену и читали стихи серебряного века.

Наконец девушка в зелёном платье, с фиолетовыми волосами и пирсингом в левой брови, ступила на хлипкую конструкцию. Оглядев пришедших, смущённо прочитала стихи Зинаиды Гиппиус. Редкие аплодисменты. Стройный блондин в тёмном костюме с золотыми запонками взял её на руки и спустил на стул. В процессе узнал старых знакомых, и они кивнули друг другу.

Через полчаса стояли в кафе. У девушки, которая представилась Машей, разболелась голова, блондин поцеловал её в лоб и отпустил домой. Мужчины заказали горячий шоколад, кофе и уселись за круглым столиком у окна.

– Интересный случай. Друг, спасибо за приглашение, не ожидал встретить Петра. Ты хотел в подвале… – Матвей прервался – его ноги коснулся сапог Ивана.

Блондин улыбнулся.

– Как поживаешь, Пётр? Что у тебя с ФСБ, как-то встретил твоего отца в парке, он уже не работает? – пылко произнёс Иван.

– Что ж, два месяца назад меня и отца уволили. Меня отговаривали от одного дела, но я не послушал, подробностей не выдам. Сейчас работаю в ППС, однажды уеду из страны. Что у вас?

– Биржевик.

– Доставщик еды.

– Ясно. Что ж, ребята, я следил за вами, знаю ваши дела. Думал, достигните большего. Странно, что переехали в один город. Что ж, лучшего момента, чтобы рассказать, не будет. Простите меня… – Пётр опустил глаза на чашку кофе.

– Рассказать что? – скрестил руки Иван.

Блондин сделал три глотка, поставил чашку на приборную панель и опёрся о колени.

– Были у нас общие приятели, когда мы заканчивали выпускной класс. Они уже учились в университете и любили курительные смеси, в том числе и запрещённые… Я курил вместе с ними. Однажды проследил и узнал, где спрятаны вещества. Забрал себе. Потом они опрашивали всех, кто курил с ними, но я струсил и сказал, как Матвей и Иван крутились у ржавых гаражей. Я видел, что ублюдки с вами сделали…

– Мразь! – вырвалось у Ивана. Он вскочил и правым хуком повалил Петра. Схватил куртку и быстро ушёл.

Пока блондин поднимался, Матвей оживил воспоминание. В темноте за гаражами пятеро избивали двух, одному сломали ногу, а другому ножницами написали на голой спине: «Неудачник».

Пётр приложил платок к разбитому носу и продолжил:

– Я отдалился от вас, и мы перестали общаться. Но боль забрал с собой и всегда хотел загладить вину… нужен шанс.

– Если ты честен… Мне казалось, ты отстранился, потому что выше нас, ведь твой отец в ФСБ… Я не злюсь, цифр во мне больше, чем эмоций, но помощь пригодится. Ты знаешь мою мать. Она спуталась кое с кем, выясни, кто такой Кирилл Шварц.