Пани Зофья. Вы всё перепутали

Невоспитанные люди испортили мне удовольствие от пребывания в этом месте. Я взяла только что налитую кружку чая и вышла. Предпочла позавтракать у себя.

Я шла медленно, чтобы не расплескать кипяток. Все пробегали мимо, и если надо было к кому-то обратиться, то обращались ко мне: «А можно вас спросить», «А не могли бы вы подсказать», – хотя ведь было очевидно, что я занята. Сначала меня раздражало, что люди, работающие здесь, не очень-то самостоятельны – они постоянно просили о помощи, а мои медицинские знания не выходили за рамки домашней терапии, но я гордилась тем, что молодые врачи видели во мне наставника. Они явно не разбирались в своей работе, но хотя бы разбирались в людях. Я помогала им советом, как могла, исходя из принципа, записанного кем-то в туалете:

Главное – не навреди!
Заставь поголодать!
А если не поможет,
Придется измышлять.

Когда я вошла к себе, настроение мое приятным образом изменилось. Толстая санитарка, с которой я раньше не очень ладила, явно изменила свое отношение ко мне. Я застала ее за сменой белья на моей кровати. Какой приятный сюрприз.

– Это очень мило, – обратилась я к ней. – Я прошу прощения за свои замечания по поводу вашего лишнего веса и общего вида. Не все должны выглядеть как супермодели. Есть много женщин, которые добиваются успеха, несмотря на то что выглядят не лучшим образом.

Санитарка посмотрела на меня так, словно извинения не произвели на нее никакого впечатления. Вытаращив глаза, она размашистым движением руки свернула постельное белье.

– Собирайте свои вещи поскорее, – сказала она, наклоняясь над кроватью.

– О чем это вы опять? – спросила я удивленно. – Вы срываете зло на мне, а я не виновата в том, что вы выглядите так, как выглядите.

– Вас выписывают, – ответила она, направляясь к двери. – Наконец-то.

– Это невозможно. Ведь я серьезно больна. Недавно я упала в обморок в коридоре. Все это видели.

– Этажом выше всему отделению сделали клизмы.

– Что в этом странного? Это обычная процедура.

– В клинике по лечению бесплодия?

– Я не понимаю, зачем вы мне это говорите.

– Кто-то видел вас, а у лифтов ведется видеонаблюдение. Советую поскорее собраться. – Она многозначительно посмотрела на меня.

Но я ведь только хотела помочь.

– Мне здесь никогда не нравилось! – объявила я, чтобы испортить ей удовольствие.

Но, по правде говоря, мой мир рухнул. Минуту я не могла собраться с мыслями. Все было так хорошо, и в мгновение ока какая-то завистливая санитарка разрушила все, что я с таким трудом создала.

– Уходите? – спросила моя соседка.

– Очевидно.

– Где же теперь брать еду?

Эта, как обычно, думала только о себе. Вот такой она была. Еще она завидовала моей кровати у окна из-за вида. А там было на что полюбоваться. Мусорные контейнеры были переполнены. Мусоровоз еще не приехал, и мешки постепенно выпадали на землю. Есть что-то особенное в работе этой машины. Все это знают. Часто по пути на работу я заставала Хенрика с нашим сыном стоящими у ворот и пялящимися на мусоровоз. Он объяснял, что не может отказать ребенку, но было видно, что и ему интересно, а может, даже интереснее, чем ребенку. Что-то притягивает мужчин к большим работающим машинам – мопедам, автомобилям, танкам, самолетам, кораблям. При этом им совершенно неинтересны маленькие машины – духовка, стиральная машина, пылесос, утюг.

Мне было жаль покидать это место. Не нужно было думать о том, что съесть и где это взять. Я не ходила по магазинам, не готовила. Постельное белье мне время от времени меняли, в телевизоре было несколько десятков каналов. По крайней мере, так мне сказали, потому что я не смогла его включить. К нему прилагались три пульта, все разные, и нужно было нажимать на кнопки в правильном порядке. Сложно сказать, кому пришло в голову так все устроить.

Мое пребывание в больнице обеспечивали налогоплательщики. Единственное, что нужно было делать, – это преодолевать свою застенчивость и открыто говорить о том, что у меня болит. Молодые врачи, которым нужны были оригинальные темы для кандидатских диссертаций, были в восторге от моего состояния здоровья. Они назначали анализы и наблюдали за мной. Мне ничего не стоило найти новый недуг, ведь меня едва спасли, и у меня болело почти все. Я даже не упомянула о своем бедре. Операция должна была состояться через десять дней, и такой короткий срок был совершенно неслыханным в стране, где молодые люди умирают после нескольких часов, проведенных в приемном покое.

Я собрала тележку и отправилась в путь. Хлопнула дверью, чтобы никто не подумал, что мне очень хотелось остаться в этой пропащей больнице.

Я могла примириться со всем, кроме одного – моей соседке достанется полагающаяся мне порция желе, которое в тот день ожидалось на полдник. Больше жалеть было не о чем. Кровать была жесткой, простыни воняли, вода была прохладной, и надо было изворачиваться, чтобы не умереть от голода. Телевизор не работал, а соседка храпела всю ночь напролет. Пользы от ее присутствия для меня никакой не было.

Такова наша служба здравоохранения, но с этим ничего нельзя поделать. Для начала налогоплательщики должны перестать быть такими скупыми. Они не понимают, что их налоги идут на оплату услуг здравоохранения, образования, полиции, администрации и армии. Очень многие люди пользуются этими деньгами. Не только семьи и любовницы министров, а те, кто в этом действительно нуждается.

Я остановилась посреди коридора. Люди шли мимо меня. Я хотела идти дальше, но не знала куда. Мне придется вернуться домой. К прежней нищете, которая настала с тех пор, как Хенрик вышел из дома и не вернулся. Когда-то было лучше. Работая учительницей, я жила неплохо. Крайне редко бывали такие дни, когда мне нечего было есть.

Толстая санитарка была права. В палату, где я лежала, влетело несколько взволнованных людей. Еще быстрее они выскочили из нее. Осмотрелись, разделились на две группы и разошлись в разные стороны, оглядываясь по сторонам.

Сразу было видно, что они о чем-то спорят, а я таких не любила. Я решила нанести внезапный визит врачу Маевской. К счастью, система здравоохранения в Польше устроена так хитроумно, что врачам приходится работать на нескольких ставках. Часто в разных больницах.

Я направилась к ее кабинету.

Врач Леокадия Маевская была демоном с золотистыми вьющимися волосами. Я боялась ее больше, чем самой операции, но время от времени приходила к ней, чтобы проверить свой номер в очереди и дать понять, что все остается в силе, поскольку я еще жива. Столько людей умирает, так и не дождавшись своей очереди.

Недавно один молодой человек, рискуя своим здоровьем и, возможно, даже жизнью, повлиял на Маевскую, чтобы ускорить дату моей операции на бедре. Ему удалось сократить время ожидания с нескольких лет до двух недель, что удивительным образом сделало возможным тот факт, что я доживу до операции. Зато он, выйдя от нее, выглядел так, словно поужинал с вождем каннибалов.

Я ворвалась в кабинет в тот момент, когда группа преследователей, состоящая из врача, администратора и охранника, почти настигла меня. Я ожидала, что с Маевской мне придется нелегко, но вышло иначе.

– Что случилось? – спросила я ее, сжавшуюся в комочек на стуле в углу комнаты.

– А вам какое дело? – ответила она, сморкаясь в носовой платок.

– Меня это немного волнует, потому что, если вы собираетесь оперировать меня через десять дней, я бы хотела, чтобы мой врач не был на антидепрессантах. В конце концов, это самое важное для меня. Я уже четыре года жду.

– Через десять дней, – повторила она.

– И ни днем больше. Я дождалась. Я не перехожу на красный свет, не хожу в солярий, не пью, не курю и не ем. Я проявила упорство и дожила до этого.

– Так это вы привели сюда этого козла. Он соблазнил меня! – Она повысила голос.

– Соблазнил? – спросила я удивленно. – Говорил, что хотел сбежать, но вы заперли дверь.

– Какая же вы мелочная. Допустим. Он спровоцировал меня. Ему не следовало так вызывающе одеваться. Брюки в тон и облегающая рубашка. Он должен был это предусмотреть. В любом случае это ваша вина!

Ой, возможно, лучше было не приходить. Теперь она может восстановить прежнюю дату или назначить еще более дальнюю. И тогда это уже будет не операция, а вскрытие.

– Но что произошло? Дорогуша… – заговорила я ласково и с теплотой, взяв ее за руку. – Что тебе сделал этот козел? Этот негодяй?

И тут из монстра с испепеляющим взглядом она превратилась в маленькую растерянную девочку, беспомощно прижавшуюся ко мне.

– Я была так добра к нему, – сказала она, стараясь не расплакаться. – Я не могу поверить, что больше не увижу его.

– Он умер? – испуганно спросила я.

Он пережил встречу со мной, с бейсбольной битой тоже, но у него явно было слабое место. Эта любовь оказалась для него слишком сильной.

– Нет, совсем нет, – ответила Маевская. – Это я бы ему простила.