O(r/d)dinary

На шее чувствуется холодок чужого дыхания.

Смотреть страшно. Но голова медленно поворачивается назад.

Ликс отскакивает в угол, когда видит позади ещё одну девушку, чей флуоресцентно-зелёный правый глаз взглядом буквально сканирует внутренности.

Руки ищут кнопку экстренной остановки и начинают судорожно вжимать её в металлическую стену. Зрительный контакт с незнакомкой убивает, но бежать от него некуда.

Взгляд ее вовсе не злой, скорее печальный. И висящая на шее деревянная табличка "free hug"* только добавляет антуража. Но вот обниматься не хочется ни бесплатно, ни за "благотворительные взносы".

Как только створки со скрипом открывают проход, Ликс выбегает из лифта и разгоняется так, как не бегала даже на студенческом марафоне. Она точно помнила дорогу к выходу ровно до этого момента. Теперь же такого понятия, как "координация" будто бы не было никогда.

Цвета комнат и коридоров мелькали перед глазами, как взбесившиеся новогодние гирлянды. Инстинкт самосохранения жутко хотел найти выход и принял управление ногами на себя.

Мысли же отчаянно старались увести от реальности:

"Спокойно, Ликс, спокойно, это всего лишь очередной глупый сон. Ты сейчас проснёшься. Ликс Эванс, тебе всё это снится…"

Но никакой это, к чёрту, не сон, и Ликс ясно осознаёт это, когда плечо с глухим ударом бьётся о стеклянную дверь, через которую она минут 10 назад попала в здание злосчастного клуба.

В голове закружилось.

Ликс теряет равновесие и сползает каплей по стеклу. Ладони бьют по преграде изо всех сил, но этих сил было ничтожно мало.

И каждый удар забирает последние.

Через войну в ушах слух распознаёт чьи-то тяжёлые шаги со стороны уже знакомой левой лестницы. Пара секунд – в полумраке появляется парень в черном костюме.

Крепкое телосложение, выкрашенные в синий волосы, золотые очки с цепочками и татуированные костяшки фаланг, что проглядываются через кожаную перчатку на правой руке.

Карий взгляд опускается на новенькую, которую в итоге очень гостеприимно встретили.

– Хэй, привет! Я Джесси М… – но не успевает он договорить, как блеск изумрудных глаз исчезает за закрывшимися веками.

Ликс отключилась.

Примечания автора:

*free hug – бесплатные объятия (англ.)

Акт IV. Оставь надежду, всяк сюда входящий

Не успевший себя назвать Джесси Итен подбегает к новенькой, которая, оказывается, не опоздала вовсе, садится рядом и подтягивает обмякшее тело на себя. У Ликс на лбу пот проступает, а грудная клетка еле-еле двигается вверх-вниз.

– Том! – подзывает он кого-то сверху и через пару секунд по лестнице спускается Кот, следом за которым, пропуская ступеньки, гремит ботинками Часовая.

– Чего?

– Скажи, ты не видишь, чего? – Джесси держит на руках почти бездыханную Ликс и указывает на нее глазами, – зовите всех в холл, есть разговор. Джерри, а ты останься, помоги мне ее аккуратно перенести.

– О, окей! – девушка в берете исполнительно подхватывает новенькую за ноги и тут же случайно роняет одну, сделав вид, будто ничего не произошло.

– Аккуратнее говорю! – прикрикивает лидер.

По пустому коридору, где лампы наконец замолчали, разливается сладкий тихий смех с хрипотцой. Кот пошёл собирать своё семейство.

***

– Она нам не подходит, – красноволосый парень, восседающий на высоком шкафу в углу комнаты, даже не дождался, когда Джесси откроет рот.

– Точно, Джесс, зачем ты ее притащил? – вставил уже знакомый Кот, закидывая лом на плечо – Алекс Ли, он же Том – ты посмотри на нее – девочка, как девочка. Ну, жила бы себе и дальше, думая, что она странноватая. Зачем было портить ребёнку жизнь?

Джесс приподнял бровь и окинул всех взглядом. Не сказать, что в этом взгляде таилась строгость, но стоило ему упасть на ребят, те тут же притихли.

– Вы действительно считаете, что маленькая особенность – пустяки? И это не мешает жить нормально?

Фотограф в очках щелкнул Мак Итена и дождался выехавшей из фотоаппарата карточки. Без лишних слов, он протянул лидеру полароидный снимок, на котором только-только начали проявляться цвета: кудрявый светловолосый Джесс-подросток, что совсем не похож на себя нынешнего, обнимает щенка. Глаза горят у обоих, а маленький спаниель так и норовит лизнуть хозяина.

– Рин, не время для тако…

– Мы поспешили, – холодно вставил Рин Миура, стараясь уйти от зрительного контакта.

Паренёк оставляет фотографию на журнальном столике перед Маком.

– Нет, – Джесс по привычке трёт переносицу, покачивая головой, – Вы не просто поспешили. Вы изначально хотели довести новенькую, чтобы она тут же убралась отсюда, – он вновь окидывает всех взглядом, – Я от вас такого не ожидал.

– А вдруг она действительно не приживется здесь? Что нам потом, тащить ее мертвым грузом за собой? – младшая, Черри Фокс, что чуть ранее благополучно посапывала, укрывшись газетой и изображая труп, переносит руку с лучевой артерии на лоб Ликс – проверяет температуру. – Порядок, жить будет.

Лидер присаживается на диван, закинув ногу на ногу и сложив пальцы домиком.

– Вы на каждого реагируете «он нам не подходит». Когда пришла Джерри. Рин. Черри. Может, мне и их выгнать? Тогда проблема с новенькой решится сама собой, видимо? Что скажете?

Перечисленные в его тираде люди переглянулись и нервно кашлянули в кулаки.

– Ты так не шути, – Кот угрожающе сузил глаза и вцепился в руку сидящей рядом Часовой мёртвой хваткой, из-за чего та вздрогнула, – если выгонишь Джерри, я тоже уйду.

– Уйдут они – уйду и я. – кивнула девушка, встретившая Ликс в лифте – Бин Картер.

Поднялся недовольный гвалт. Ситуация грозилась выйти из-под контроля. Казалось, этим вечером все участники «Нормального» клуба покинут его пределы и больше никогда не вернутся.

Но на деле Джесс со скукой поглядывал на наручные часы. По прошествии десяти минут возмущений наконец воцарилась тишина.

– Выговорились? – улыбается Мак, которому в такой позе не хватало только чашки кофе и дорогой сигары.

Он скрещивает руки на груди:

– А теперь, когда мы все дружно выпустили пар, слушайте сюда: оставьте новенькую в покое и займитесь своими обычными делами. Не смейте на нее набрасываться. Узнаю – вылетите отсюда. Каждый.

Как часто бывает после «разрядки», Итен смягчился, а глаза потеряли яростный блеск. Теперь он снова смотрит на них, как любящий отец, что в душе трепетно переживает за всех своих детей одинаково сильно: