Мост

– Ах вот оно что… – медленно кивает она и глядит на меня в упор, что не очень-то распространено в здешнем быту. Глядит, словно на какой-то мудреный механизм, в котором пришла в негодность важная деталь. Лицо у нее молодое, но с мягким, добрым выражением, какое бывает у пожилых женщин; морщин не видно. Глаза маленькие, кожа туго обтягивает скулы и лобную кость. У нее широкий улыбчивый рот, но взгляд мой притягивается не к нему, а к крошечным складочкам кожи под серыми глазами. Складочки эти делают ее взор всепонимающим и насмешливым.

– И что же с вами не так, мистер Орр? – Ее взгляд опускается на мое запястье, но медицинский браслет спрятан под обшлагом.

– Амнезия.

– В самом деле? И давно? – Она не тратит времени на паузы.

– Уже около восьми месяцев. Меня… выловили какие-то рыбаки.

– Да? Кажется, я что-то читала об этом. Вас выудили из моря, как рыбку.

– Да, так мне сказали. А как оно было на самом деле, не помню. Я многое забыл.

– И что, до сих пор не выяснилось, кто вы?

– Нет. По крайней мере, никто из моих родственников или знакомых пока не объявился. И приметы мои ни с кем из объявленных в розыск не совпадают.

– Хм… Как это, наверное, странно. – Она касается губ пальцем. – Я представляла, что это так интересно и… – пожимает она плечами, – романтично – потерять память. Но, наверное, это жутко утомительно…

У нее довольно изящные, очень темные брови.

– Самое утомительное, но и самое интересное – это лечение. Мой врач верит в толкование снов.

– А вы?

– Пока нет.

– Поверите, если поможет, – кивает она.

– Возможно…

– Но что, – поднимает она палец, – что, если вам придется поверить еще до того, как оно поможет?

– Не уверен, что это согласуется с научными принципами моего замечательного врача.

– Так ведь если поможет, то какая разница, что там с чем не согласуется?

– Но ведь если верить без причины в процесс, можно дойти до того, что поверишь без причины в результат.

Мои слова заставляют ее умолкнуть, но ненадолго.

– То есть можно поверить в то, что вас вылечили, хотя на самом деле этого не произошло. Но ведь это же элементарно проверяется: либо к вам вернулась память, либо нет.

– Ну а представим, что я возьму да придумаю все.

– Собственное прошлое придумаете? – говорит она скептически.

– Некоторые люди все время так поступают. – Кажется, я ее поддразниваю, но, произнеся эти слова, невольно задумываюсь над ними.

– Да, но только для того, чтобы обманывать других. Они же наверняка сами знают, что лгут.

– Не думаю, что все так просто. Мне кажется, легче всего обмануть самого себя. Возможно, себя обманывать – это необходимое условие для того, чтобы обманывать других.

– О нет, – категорически возражает она. – Хорошему лжецу необходима отличная память. Чтобы других водить за нос, надо быть умнее их.

– По-вашему, никто и никогда не верил в собственные выдумки?

– Ну, может, верило несколько пациентов психбольниц, но больше – никто. Знаете, по-моему, большинство якобы чокнутых, которые выдают себя за других, на самом деле просто разыгрывают больничный персонал.

Какая категоричность! Кажется, я и сам когда-то был столь же резок в суждениях, хоть и не помню, где, когда и по какому поводу.

– Вы, очевидно, думаете, что врачей очень легко дурачить, – говорю.

Она улыбается. У нее безупречные зубы. Я ловлю себя на том, что пытаюсь оценить, охарактеризовать эту женщину. Она увлекает не завлекая, поглощает не заглатывая. Но, возможно, с тем же результатом.

Эбберлайн Эррол кивает:

– Вероятно, легко дурачить тех, кто пытается лечить мозги как мускулы. Скорее всего, таким врачам просто в голову не приходит, что пациенты способны намеренно вводить их в заблуждение.

Вот с этим я бы поспорил. К примеру, доктор Джойс считает делом профессиональной чести не верить до конца всему, что рассказывают пациенты.

– А мне кажется, – говорю, – что хороший психиатр всегда разоблачит пациента-шарлатана. Большинству просто не хватает воображения, чтобы как следует вжиться в роль.

У нее изгибаются брови.

– Возможно, – произносит она, пристально-невидяще глядя мимо меня. – А знаете, мне сейчас детство вспомнилось, когда мы…

В этот момент спавший напротив нее, положив руки на стол, а голову на руки, молодой человек приподнимается, откидывается на спинку стула, зевает и обводит бар мутным взором. Эбберлайн Эррол оборачивается к нему.

– А, проснулся, – говорит она этому костлявому парню с длинным носом и близко посаженными глазами. – Собрал наконец кворум нейронов?

– Да ладно, Эбби, завязывай стебаться. – Взглядом он добавляет в мой адрес: «А ты не пошел бы на…?» – Лучше добудь водички.

– Милый братец, хоть ты и скотина, но я-то не скотница! – отбривает она.

Он тупо рассматривает стол, весь в грязных тарелках и пустых стаканах.

Эбберлайн Эррол глядит на меня:

– Вы-то, конечно, не помните, есть у вас братья или нет?

– Увы и ах.

– Хм… – Она встает и идет к стойке бара.

Парень закрывает глаза и наклоняет стул назад, заставляя его покачиваться на двух ножках. Бар пустеет. Кое-где из-под столов торчат ботинки, свидетельствуя, что алкогольные экскурсы их владельцев в давнюю эпоху четырехногого передвижения пришли к ступорному финишу. Эбберлайн Эррол возвращается с кувшином воды, останавливается возле брата и плещет водой ему на лоб.

Молодой человек падает на пол, ругается, кое-как встает. Она вручает ему кувшин. Он пьет. Она наблюдает за этим со смесью веселья и презрения на лице. Все это время она курит длинную тонкую сигару.