Смерть и козий сыр

Ей бы наверняка понравилось мероприятие и возможность находиться в центре внимания, демонстрируя свои манеры, элегантность и красоту, которым бы позавидовала любая присутствующая здесь женщина, пока присутствовавшие здесь мужчины пускали бы слюни, глазея. К тому же благодаря своему роду деятельности Валери вполне могла бы сломать шею надменному официанту одним отточенным балетным пируэтом. Эх, мечты, мечты. Ричард отпил еще глоток, затем сам долил в бокал вино. Еще одна маленькая победа.

– Ричард?

– Да? – Он виновато оглянулся, поспешно возвращая бутылку в ведерко со льдом, так как подумал, что охрана решила вмешаться, дабы предотвратить столь вопиющее нарушение кодекса дегустации алкогольных напитков. – А, Ноэль.

Вид склонившегося Ноэля Мабита заставил его расслабиться. Странный маленький человечек со стиснутыми в замок руками был одет почти как официант, хотя обычно французы предпочитали неформальный стиль на подобных формальных мероприятиях.

Ричард не мог точно определить, чем именно ему не нравился Ноэль Мабит, – и никто не мог, даже многострадальная мадам Мабит, которая часто отзывалась о муже как о своем довеске и заявляла, что совершенно не скучает по нему во время разлуки. Он просто всегда околачивался поблизости: присутствовал на всех заседаниях и вечеринках, подобно министру без портфеля из маленького городка, убеждая других участвовать в общественной жизни, хотя сам, кажется, никогда ничего не делал.

– Ричард, прости, что потревожил тебя. – Ноэль выразительно покосился на пустующее место напротив, где должна была бы сидеть Валери. – Ты знаком с месье Августом Татильоном? – Он кивнул на фигуру мужчины за спиной.

Ричард раньше не встречался с ним, но определенно о нем слышал. Репутация одного из самых язвительных ресторанных критиков во Франции означала, что тот нависал над кулинарным миром, точно грозовая туча, всемогущая и способная нанести колоссальный ущерб. Его слова заключали в себе разницу между успехом и неудачей. Как выразился один из шеф-поваров, не известный своим почтением ко всем живым существам, перо критика резало острее, чем японский кухонный нож. Сейчас Татильон со скучающим видом высился за спиной Ноэля. Презрительно поджатые губы и холодно сверкавшие глаза намекали на отношение к ситуации.

– Не имел такого удовольствия. – Ричард встал и протянул руку критику.

Тот оказался выше, чем создавалось впечатление ранее, и стройнее – почти худым, как человек, которому не помешало бы хорошенько подкрепиться.

– Очень приятно познакомиться, – невнятно промямлил Татильон, хотя выражение его лица явно говорило об обратном.

– Месье Август приехал в Сен-Совер по делам и хотел бы остановиться на ночь в гостинице, – залился соловьем Ноэль. – Я предложил твое очаровательное заведение. Надеюсь, свободное место найдется? – Он невольно махнул рукой на пустой стул.

Гостевой дом типа «постель и завтрак», хотя Ричард предпочитал французское выражение chambre d’h?te, и служил причиной его заметного положения в местном обществе. Он был благодарен за это, но не слишком любил бронирования в последний момент, которые символизировали изменение планов, а значит, и дополнительные усилия. С другой стороны, стало предельно ясно, что зарезервировавшая последний номер Валери уже не явится, а ночевка в Les Vignes столь известного ресторанного критика, как Август Татильон, благоприятно скажется на репутации гостиницы, пусть и вынудит уделить особенное внимание качеству круассанов на завтрак.

– Конечно, – отозвался Ричард. – Сочту за честь принимать вас у себя.

Ноэль радостно хлопнул в ладоши.

– Благодарю месье за любезность, – с болезненной гримасой процедил Татильон таким тоном, будто Ричард только что вонзил ему в барабанные перепонки нож для рыбы, и вернулся за свой столик.

– Чудесно! – не сумел удержаться от комментария Ноэль. – Август Татильон! Остановится здесь, в Сен-Совере! Ты же нас не подведешь?

– Значит, этот критик важнее, чем Себастьен Гроссмаллард? – уточнил Ричард, проигнорировав это «нас».

– Кто? – Ноэль проследил взглядом за Татильоном, который скользил между столиками, точно на роликовых коньках.

– Себастьен Гроссмаллард. Наш знаменитый шеф-повар с тремя мишленовскими звездами. Хозяин ресторана, открытие которого мы сейчас празднуем. – Зал погрузился во мрак. – А вот и он сам.

Одна из дверей на кухню распахнулась, проливая яркий свет в затемненное помещение. На этом фоне появилась огромная черная фигура, окутанная сияющим ореолом, – Себастьен Гроссмаллард, державший в страхе всех имевших отношение к французскому ресторанному бизнесу. Сейчас он устрашал скорее своим возрастом, в чем не желал признаваться, однако по-прежнему считался гениальным деспотом во влиятельных кулинарных кругах.

Освещение немного прибавили, когда шеф-повар вошел в зал. Верхние пуговицы его белоснежной униформы были расстегнуты, а остальные едва не лопались на животе. По лицу Себастьена катился пот, волнистые волосы длиной до плеч липли ко лбу, цвет кожи выдавал крайнюю усталость. В правой руке, вытянутой над головой, хозяин вечеринки держал тарелку, левой же обхватывал за плечи более низкорослого парня, которого он практически тащил.

Зал взорвался аплодисментами. Ричард последовал всеобщему примеру. Появление выглядело внушительно, в стиле Гроссмалларда, как сказали бы люди. Когда рукоплескания стихли, шеф-повар кивнул в знак признательности и глубоким, звучным голосом, эхом отразившимся от труб под потолком, произнес:

– Мадам и месье, я вернулся домой! – Послышались новые хлопки, и он вскинул левую руку вверх, опустив на пол невысокого спутника. Дождался, пока стихнут овации, и продолжил, покачав тарелкой: – Это блюдо, которое принесло мне известность. Parfait de fromage de ch?vre[8 - Parfait de fromage de ch?vre – парфе из козьего сыра (фр.) – замороженное сладкое блюдо из сливок, яиц, сахара и ванили с добавлением мягкого белого сыра из козьего молока с нежным вкусом.] de Grosmallard! – затем поклонился в ответ на раздавшиеся опять аплодисменты. Освещение вспыхнуло на полную яркость, и зал внезапно наполнился официантами и официантками, которые заняли позиции во время темноты, так что теперь каждый поставил на стол знаменитое блюдо. – В этот и только в этот раз его приготовил мой сын, Антонин! – перекрикивая шум, провозгласил Себастьен, вновь обнимая за плечи спутника.

Однако большинство посетителей с изумлением разглядывали тарелки перед собой. Назвать представшее глазам яство просто парфе с козьим сыром – значило сильно преуменьшить. Конечно, гостям подали именно его: белая мраморно гладкая масса в форме яйца, украшенная по бокам тартами из свеклы и малины, а сверху посыпанная цветками настурции, изящными, как снежинки. Но финальным аккордом служил главный элемент, сразу же притягивающий взгляд: кроваво-красный отпечаток ладони из брусничного пюре, которое нанесли непосредственно на тарелку под парфе и тартами. Зрелище получилось невероятное.

Все присутствующие заняли свои места и молча погрузились в процесс дегустации. В зале воцарилась тишина. В основном восхищенная. Ричард не мог назвать себя поклонником кулинарного искусства и украшательства ради украшательства, однако признавал, что видит перед собой шедевр мастерства, пусть тот и напоминал о настоящем кровавом отпечатке ладони, оставленном на стене его гостиницы. Именно так они впервые и встретились с Валери. Ричард не знал, с чего начать. Не хотелось портить такое великолепие. Остальные посетители, кажется, испытывали сходные ощущения. Затем все вздохнули поглубже и принялись за дело.

Ричард заметил, что почти сразу атмосфера в помещении изменилась: послышались недовольные перешептывания – сперва от столика, где сидел Татильон, а после и с других сторон. Постепенно не слишком радостные обсуждения становились все громче и громче.

– Он изменил рецепт! – воскликнул один из ужинавших.

– Святотатство! – поддержал другой.

Кажется, какая-то женщина упала в обморок.

Внезапно зал охватил настоящий гневный хаос, который нарушил лишь леденящий душу крик. Первобытный вой долетел из кухни и эхом разнесся по скоплению труб под потолком, пока не просто заполнил помещение, а будто бы окружил его.

– Ты убил меня! – звучал со всех сторон надсадный рев. – Ты. Убил. Меня!

Ричард трясущейся рукой поднес бокал к губам, но его кто-то отобрал.

– Я что-нибудь пропустила? – спросила Валери, отпивая вино. Свет отражался в ее глазах, блестевших азартом.

Глава вторая

Гости охваченного мрачным настроением ресторана медленно покидали его и шагали в сторону парковки. Их тихие разговоры звучали едва слышно, но громогласно заявляли о том, что происшествие потрясло городок до самого основания. Ричард заметил, что Ноэль Мабит задержался, вероятно для того, чтобы предложить свою помощь. Вот только никто не хотел с ним разговаривать. Обслуживающий персонал убирал со столов, пытаясь не шуметь, и даже официант-антагонист Ричарда выглядел шокированным. Август Татильон с небольшим, изысканного вида кожаным дипломатом в руках ждал хозяина гостиницы возле двери и напоминал бы эвакуированного после катастрофы, если бы не застывшее на лице отстраненное, высокомерное выражение строгого учителя, которого разочаровал лучший ученик.

Валери выглядела ненамного радостнее.

– Что за идиотизм! – повторяла она раз за разом. – Ох уж эти французские мужчины! – Затем посмотрела на Ричарда и поправилась: – Ох уж эти мужчины!

Он сам чувствовал легкое головокружение после обилия выпитого дорогого вина и не имел ни малейшего понятия, чем заслужил упреки спутницы, но так как они преследовали его почти всю взрослую жизнь, то сейчас подействовали даже немного успокаивающе.

– Что случилось с твоей машиной? – уточнил Ричард, пытаясь сменить тему и отвлечь внимание от своей неясной вины.

– Не знаю, – отмахнулась Валери. – Я остановилась, чтобы выгулять Паспарту, и не смогла потом ее завести. Пришлось ждать попутный транспорт, который дотащил меня сюда на буксире.

Как обычно, они общались то по-английски, то по-французски, но акцент собеседницы звучал более заметно от раздражения.

Ричард и забыл о Паспарту, избалованном чихуахуа Валери, которого она везде таскала с собой и который постоянно следил за ним с подозрением, совсем как официанты и ресторанные критики.

– И где твой питомец сейчас?

– Он в твоей машине… – Когда Ричард сделал попытку перебить, Валери с напором продолжила: – Да, я взломала ее. Кстати, с невероятной легкостью. Не понимаю, зачем ты вообще запираешь дверцы. – Что за идиотизм! – в сотый раз повторила она, явно теряя терпение. – И все из-за какого-то дурацкого сыра.

Проходящий мимо гость ресторана посмотрел на нее так, будто услышал богохульство. Этот взгляд говорил: «Мы во Франции, здесь просто не бывает дурацких сыров».

Скорбную, безмолвную атмосферу нарушил еще один вопль с кухни, от которого задрожали распашные, точно в салуне на Диком Западе, двери, скрывавшие от глаз то, что происходило внутри. Затем они так резко открылись, что едва не врезались в стены, чуть не задев официантку с горой тарелок в руках. На пороге вновь появилась внушительная фигура Себастьена Гроссмалларда, заполнив собой весь проем. Шеф-повар выглядел похожим на быка, готового протаранить любого, кто встанет на дороге. Налитые кровью глаза производили впечатление, что он плакал. В левой руке была зажата бутылка вина.

– Все кончено! – взревел хозяин ресторана. – Моя репутация разрушена! – Он обвел помещение взглядом в поиске жертвы.

– Месье Эйнсворт? – постучал Ричарда по плечу Август Татильон. Хотя выражение его лица оставалось презрительным, краем глаза он с опаской следил за Себастьеном, который разъяренно пыхтел в противоположном конце зала. – Могу я предложить покинуть это заведение? Месье Гроссмаллард известен своим взрывным темпераментом и нелюбовью к скромным персонам критиков. Давайте оставим его разбираться с последствиями скандала.

– Да, да, конечно, – торопливо согласился Ричард, и сам осторожно наблюдая за знаменитым шеф-поваром. Тот топтался в дверях кухни и напоминал сейчас Кинг-Конга на вершине Эмпайр-стейт-билдинг. – Позвольте, я представлю вас…

– В машине, непременно, – перебил Татильон, продвигаясь к выходу. – Простите покорно, мадам, но, пожалуйста, идемте отсюда.