Катря

– А что, Катря, если б за десятину по двести рублей, с переводом долга, то поправили б мы дела?

Катря кивнула головой. Мысли её были далеко.

Пьеро снова приехал дня через три. Можно было заметить, что вопрос о земле сильно занимает его. Но теперь он первым не хотел приступать к нему. Для Тычины это было ясно; хитрый француз выжидает. Но Тычина вознамерился перехитрить француза и решил тоже молчать. Если графу очень хочется купить этот кусок земли, то прямой расчёт – самому принять выжидательное положение. Таким образом, Пьеро провёл у них опять вечер и уехал, по-видимому, ни с чем.

Было ещё несколько таких вечеров. Пьеро лукаво посматривал на хозяина, а хозяин думал: «Ладно, ладно!», и, почёсывая затылок, хитро улыбался. Дело не подвигалось.

Катря краснела каждый раз, как являлся Пьеро. Он стал беседовать с ней на французском языке. Говорила она плохо, но он похвалил её произношение, и она обрадовалась практике. Тычина не понимал по-французски, и французский язык, по временам, сильно беспокоил его. Однажды Катря, после какой-то фразы Пьеро, нахмурилась и сердито замолчала. В другой раз ушла со сверкающими от слёз глазами. И хоть тотчас же вернулась и стала смеяться, но Тычина встревожился: смех был нервный.

– Что со тобою? – спросил он.

– Ничего! – сказала она, продолжая смеяться. – Володя, прости меня! вскричала она вдруг. – Виноват Александр Александрович…

Пьеро смутился.

– Ты думаешь, о чём мы с ним говорим? – продолжала Катря. – Да всё о том, как бы тебя…

Она остановилась, приложила платок к побледневшему лицу; подбежала к Володе, взяла его за руку и сказала:

– Знаешь, пора с этим покончить!..

Володя взглянул на Катрю с недоумением. Глаза её блестели.

– С чем пора?..

Но она не сейчас ответила.

– Господи, какие я пустяки болтаю! – произнесла она и, сев на прежнее место, стала курить. – Надо покончить с этим вашим делом…

Пьеро почувствовал себя лучше. Володя проговорил:

– А! Ну, это, мой друг, касается меня. Напрасно они тебя сюда путают…

Он вежливо усмехнулся в сторону Пьеро.

– Не бойся, не продам дёшево! – сказал он Катре внушительно.

Пьеро как и в тот раз ударил его по коленке.

– В самом деле, батенька, что же вы – как решили?

Хитрый Тычина отвечал, потупившись, что ещё никак не решил.

По отъезде гостя, он напустился на Катрю за вмешательство не в своё дело. И первый раз в жизни она возражала ему ласково.

– Ты повредила мне, – кричал он, – я этого недаром боялся!..

– Тише, милый! – говорила она, стараясь обнять его. – Честное слово, я ничего… Всё равно, они дадут тебе – что запросишь…

Она так крепко и жарко целовала его, что он перестал, наконец, сердиться.

VII

Конец июля. Рано встал Тычина и, пощёлкивая пальцами, ходил по залу. Он ждал Катрю к завтраку и хотел ей предложить ехать вместе в город. Дело с Пьеро уладилось, и сегодня у нотариуса назначено свидание для составления крепостного акта. «Катря будет рада получить на булавки сотню-другую», – думал Тычина.

Завтрак простыл, Катря не выходила. Тычина тревожно посмотрел на часы и пошёл на Катрину половину. Он разбудил Катрю, и она, сверх обыкновения, не рассердилась: открыла глаза, жмурясь на полосу золотого света, падавшую из полуотворённой двери, и как-то испуганно улыбнулась. Володя присел на постель и объяснил, зачем пришёл. Но Катря покачала головой.

– Нет, не поеду.

– А тебе покупки надо? – сказал он.

– В Киеве куплю. В Киев поеду.

Он помолчал.

– Уходи, мне спать ещё хочется, – произнесла она и повернулась к нему спиной.

Он обнял её.

– Перепёлочка!..

– Ах, оставь!

В её голосе задрожали слёзы.

– Завтрак простыл, – сказал он.

– Ну, и отлично. Ни свет, ни заря завтрак! Поезжай, а то опоздаешь.

– Какая у тебя тоненькая талия, Катря! – заметил Володя.

Ответа не последовало.

Он вздохнул, робко поцеловал её в плечо и вышел.

Возвратился Тычина из города поздно, с саквояжем, туго набитым бумажками. Погода переменилась, дождь лил весь вечер, и Тычина промок. Несмотря на то, что с ним было много денег, он приехал не в духе. Широко шагал он по залу и ругал погоду, в ожидании рюмки водки и ужина.

– А барыня? – спросил он у горничной, когда та вошла.

– Катерина Ефимовна уехали, – отвечала горничная.

Тычина остановился, ошеломлённый.

– Как? Куда?

– В Киев, чи що…

– А!