Пепел и пыль

– Это как раз понятно, – с облегчением говорит Ангир, – это можно.

Поезд замедляет ход – до входа в червоточину осталось совсем немного. А потом – раз! – и свет и тьма меняются местами. Теперь за окном летящая прочь темно-серая муть, в которой с трудом удается разглядеть какие-то непонятные узоры, а в купе неяркий и очень уютный свет.

– Который раз вижу, – признается Кимер, – а никак привыкнуть не могу.

– Привыкнешь к такому, ага, – ворчит Ангир, вставляя в барабан револьвера последний недостающий патрон. Честно говоря, нам бы сейчас те вражьи пукалки с глушителями пригодились, но вряд ли граф с нами поделится за спасибо.

Страж начинает шевелиться, но звона в висках не ощущается. Так, в туннеле мы уже минут пять. Значит, если что-то и начнется, то до того как поезд пройдет половину туннеля. То есть вот-вот. Если, конечно, противник не намерен останавливать состав.

Та-ак, а самое главное-то я из виду и упустил! Сам-то логику в предположении насчет прозрачника вижу? Нет, смысл есть – к магии обращаются, когда обычные средства не помогли. И если есть способ пробить или обойти защиту. Но кто тогда цель? Прозрачник ведь оружие одноразовое, маловероятно, что даже маг сумеет совершить с его помощью более чем одно убийство. А если это обычный человек, то и вовсе – однозначно не сможет. Логика подсказывает, что самой важной целью среди нас является граф Урмарен. Но если мишень – не он?

Выглядываю в коридор. Такой же неяркий свет, как и в купе. Часовые-меленгурцы в концах коридора, все еще Кестен у графского купе. Больше никого не видно.

– Все тихо?

Кестен молча кивает, но машинально кладет руку на кобуру. Правильная реакция. Закрываю дверь, сажусь на свою койку. Нет, не верю я этому спокойствию.

Все-таки почему мне пришла в голову мысль о прозрачнике? Непонятно. Так, а что мы имеем? Насколько я успел разглядеть вторым зрением, вагон – точнее, его антимагическая защита – представляет собой своего рода капсулу, обособленную и полностью закрытую. То есть хозяин прозрачника должен находиться внутри этой капсулы, иначе он не сможет его вести. А попытка преодолеть барьер – из другого вагона – может закончиться для него весьма плачевно.

Кажется, я понял, почему подумал о прозрачнике: мои познания в части боевой магии весьма невелики, и это – из того немногого, с чем уже пришлось столкнуться. Кроме того, прозрачник не воспринимается, по идее, как та самая боевая магия. «Всего лишь» возникает нечто человекоподобное, способное совершить несколько движений, воспроизводящих человеческие. В удушении или ударе ножом как таковых ничего магического нет. То есть реальная возможность обойти защиту. Или хотя бы на шаг опередить…

Нет, ерунда какая-то. Пустые рассуждения…

Страж взвивается на дыбы. Опасность! Совсем рядом!

Наверное, что-то происходит с моим лицом, потому что Кимер сразу подхватывается, да и Ангир запаздывает лишь на мгновение. Вываливаемся в коридор – не сидеть же в купе и ждать, пока смерть придет за нами.

Свет мигает, странно и тревожно, отчего глаза не сразу могут уловить, что прячется в этих вспышках.

Дым, сгустившийся в человеческий силуэт? Дым-то дым, точнее – туман, вот только больше похоже на щупальца. Но ведь прозрачник вроде бы должен походить на своего поводыря? Тогда что это?

Но за Кестеном не разглядеть, а он стоит, перегораживая собой проход. Потом медленно поворачивается ко мне всем корпусом и неуверенно, словно только научился ходить, делает первый шаг. И смотрит на меня с недоумением и страхом. Одно из «щупалец» позади него неосторожно приближается к стене и тут же наливается багровым свечением, словно раскаляясь. И тут же дергается, отскакивая назад и почти развеиваясь, но сразу же снова сгущаясь.

Демон их пережуй, этих создателей защиты! Не иначе, какие-то маги, любящие кататься в поездах, подсуетились, чтобы внутри вагона все же можно было поколдовывать.

– Кестен?

Он шевелит губами, пытаясь что-то сказать, но у него не выходит даже мычания.

– Что за?.. – бормочет Кимер за моим плечом, пытаясь понять, что увидел. – Стоять! – шипит он, видимо, тому караульному-меленгурцу, что остался у меня за спиной. Или кто там еще может быть.

Кестен делает еще шаг и вдруг обмякает, словно из него выпустили воздух, и валится мне под ноги. А кобура-то пуста. Где его оружие? Я поднимаю взгляд и замечаю того караульного, что должен был стоять за графским бойцом. Меленгурец крутит в руках револьвер, словно не понимая, что с ним делать, потом начинает поднимать оружие.

Медленно. И взгляд у него такой же, как только что был у Кестена.

Я не жду, когда линия прицеливания поднимется до моей груди, не говоря уже о переносице. Разворот, толчок, и вот уже каблук впечатывается ему в грудь. Караульный валится назад, револьвер с глухим стуком падает на пол. А я, с трудом удержавшись на ногах, останавливаюсь у двери графа… под которую только что втянулись туманные щупальца. А то, что оставалось в коридоре, растаяло.

Дергаю ручку – закрыто, перекладываю револьвер в левую руку и начинаю барабанить в дверь. Она открывается. На пороге – Урмарен, в ночной сорочке и халате, встрепанный, сонный, но с револьвером в руке.

– Таннер? Какого… – Не говоря ни слова, выдергиваю его в коридор – что не так уж и легко, учитывая, что он выше и тяжелее меня. Запнувшись за порог, граф падает, но его ловит подскочивший Ангир. И останавливает за мгновение до столкновения графского лба с подоконником. Но это происходит где-то на периферии моего зрения, а в купе колышется прозрачный человеческий силуэт. С ножом в том, что должно быть правой рукой.

Ну что, поиграем в гляделки? Только я не буду угадывать, кто ты. Мне, если честно, все равно.

Перехожу на второе зрение – благо, сейчас моих глаз не видит никто, кроме поводыря, да и тому, скорее всего, ничего не видно, потому что в купе полумрак, а за моей спиной внезапно переставшие мигать светильники – и, выхватив из кармана несколько монет, среди которых точно есть хоть одна серебряная, отправляю ее навстречу в одно мгновение потемневшему силуэту. Тускло поблескивающие кругляши, кувыркаясь, взлетают вверх и по короткой дуге долетают до переносицы. Точнее, до того места, где она должна быть у человека. Ибо лицо врага, которое, по идее, я должен был разглядеть, оказалось размытым до неузнаваемости, а сейчас и вовсе неразличимым.

Судя по всему, в этот момент я просто светился в магической сфере. Потому что стена вокруг окна вдруг пошла стрелять разноцветными искрами. Прозрачник задергался, пытаясь исчезнуть прежде, чем посланный мной снаряд достигнет его, но получалось у него плохо и медленно – искры мешали не только мне. Растаяли кисти рук, и нож стукнулся об пол, стерлась макушка, пошли растворяться в воздухе ноги…

Но монеты влетают в пространство, занимаемое головой прозрачника, раньше, чем та начинает распадаться на отдельные дымные лоскутки.

Я едва успеваю переключиться на обычное зрение и закрыть глаза рукой.

Яркая – даже так – вспышка, звонкий хлопок и сильный запах гари.

Какая-то сила отбрасывает меня в коридор, спиной налетаю на кого-то, чудом не врезавшись головой в стену. И тут же где-то рядом раздается жуткий вопль.

В купе, которое занимали Кестен с Гроденом, на полу лежит Гроден. Одежда на груди разорвана, лицо потемнело, глаза закрыты. Лежит, раскинув руки. Ладони выглядят так, словно он держал раскаленный железный шар. Только самого шара нигде не видно. Замечаю на его лице множество мелких порезов, как от осколков, прежде чем меня оттесняют в сторону. Вперед протискивается Кравер и склоняется над неподвижным телом.

– Жив, но что вернется в сознание, не поручусь, – выносит он через минуту вердикт и уступает место Меченому. Тот молча выталкивает из купе всех, кроме лекаря, и закрывает дверь.

– Что случилось? – это Кестен только что пришел в себя и попытался сесть. Его подхватывают под руки Хартен и Дикер и уводят в свое купе, Ладер только молча кивает в знак одобрения.

А ведь я ошибся. Подвела меня память. Кестена тогда в поместье не было – он вместе с графским законником, не помню его имени, сопровождал в Норос пленных, взятых в стычке у деревни под названием Три Сосны, и присоединился к нам только в Мелате. Собственно, еще до поместья от первоначальной дюжины бойцов за вычетом убитых и раненых у графа оставалось лишь четыре человека. Из которых уцелел лишь Гроден. К слову, и оба нынешних помощника Ладера присоединились к нам только в Мелате, заменив двух парней, с которыми я даже не успел познакомиться – один в той самой стычке погиб, а другой был тяжело ранен и отправился в графское поместье. Значит, служанку маркизы убил тоже Гроден? Но за что? Они ведь если и были знакомы, то совсем недолго. Вряд ли Гроден встречал девушку до постоялого двора Медведя. Или все-таки встречал? И…

– Таннер, на два слова. – Граф Урмарен усталым жестом приглашает меня в купе барона. Ну да, в его собственном сейчас жуткий беспорядок… наверное.

Дверь закрывается, отрезая нас от шума в коридоре. Я присаживаюсь на указанное мне место. В купе нас только двое. Хотя когда барон его покинул, я почему-то не заметил.

– Вы, Таннер, не переживайте, – правильно истолковав мой взгляд, говорит Урмарен, – с бароном все в порядке. Я послал его к маркизе, чтобы он объяснил ей, что произошло. И успокоил, если что.

– Что ж, это правильно. Но какие, ваша светлость, два слова вы хотели мне сказать?

– Спасибо, Таннер, – с чувством произносит он. Я вижу, что граф совершенно серьезен и искренен. Редко, очень редко можно увидеть его лицо таким. Можно даже не уточнять, за что он благодарит.

– Ваша светлость, – выдержав надлежащую паузу, – говорю я, – могу ли я спросить вас кое о чем?

– О чем?

– Я сегодня вспоминал, как мы едва не угодили в засаду возле Рекана. Уж извините, но я услышал тогда, как вы сказали над трупами тех двоих, кого успели допросить, прежде чем один принял яд, а второй попытался сбежать…

– А что я тогда сказал?

– Вы сказали: «Все равно никто не поверит». О чем шла речь?

– Таннер… Вы действительно хотите это знать?

– Я хочу понять, что происходит и насколько сильно я прогадал, присоединившись к барону Фогерену, а не к попутному торговому каравану. Но прежде чем вы ответите на этот вопрос, ваша светлость, я скажу вам две вещи. Первое – я буду считать, что мы квиты, если вы позволите моим подопечным покинуть нас в Тигуре. Пусть возвращаются в свои гарнизоны. Все равно им это сказкой не покажется. Навредить по-настоящему они могут только себе. Лишними словами, я имею в виду. Второе – я, пожалуй, отвечу «нет» на один ваш регулярно повторяющийся вопрос.

– То есть вы отказываетесь перейти ко мне на службу?