
Игорь Акинфеев. Автобиография самого преданного футболиста в истории мирового футбола
Если бы не это качество, вполне допускаю, что мы не смогли бы до такой степени поверить Валерию Георгиевичу, играя в 2005-м в Лиссабоне в финале Кубка УЕФА. Не стану в подробностях рассказывать, что именно и как он тогда нам сказал, но сам я реально задумался: это ведь действительно финал, какого, возможно, в нашей игроцкой жизни никогда больше не случится. То есть либо сейчас, либо никогда.
И ведь действительно второй тайм показал, что не один я тогда воспринял газзаевские слова настолько остро. Мы вышли предельно спокойные, заряженные, полностью перевернули ход матча, забили португальцам три великолепных мяча и поехали с кубком домой, хотя знаю, что мало кто за пределами клуба верил в наш успех.
Я и до сих пор не переношу в людях безразличность, пофигизм по отношению к своему делу, «амебность». Знаю, что не всем моя вспыльчивость нравится, но уверен: если в жизни нет никакой искорки – неважно, идет ли речь о том, что происходит на футбольном поле или вне его, – мне кажется, становится совсем неинтересно жить.
Жалею ли я, что ударил того болельщика? Я жалею, что не ударил его сильнее.
Эрик КантонаБоялся ли я потерять место в воротах? Знаю, что многие вратари, в том числе и самые выдающиеся, считают, что, если уж встал в ворота, должен стремиться оставаться там как можно дольше. Неважно, как ты при этом себя чувствуешь – больным ли, здоровым. Иначе, если вдруг по какой-то причине заменят и другой вратарь сыграет хорошо, можно надолго сесть в запас. У меня тоже был подобный опыт.
Почти сразу после моего матча в Самаре мы играли в гостях с «Ураланом», и я пропустил два мяча. Вполне возможно, что реагировал бы на ту неудачу по-другому, если бы не Газзаев. Он очень спокойно объяснил, что ничего страшного не произошло. Что этот спад – вполне объяснимое явление и нужно просто передохнуть, продолжая спокойно тренироваться.
Тот разговор с тренером реально меня успокоил. Понятно, что хотелось самоутверждаться в каждой игре, но я как-то сразу поверил: если уж мне доверили место в воротах, то, значит, я чего-то сто́ю. Поэтому я просто продолжал спокойно тренироваться, вообще не задумываясь о том, что могу надолго потерять место в основе.
Одна из наиболее неприятных в этом отношении ситуаций случилась в 2004-м, когда в команду на смену Газзаеву пришел Артур Жорже, которого сейчас уже нет в живых. Перед первым же сезоном он сделал меня основным вратарем, а во втором или третьем туре чемпионата страны, когда мы играли в Самаре с «Крыльями Советов», произошел инцидент. На 85-й минуте нам забили гол, и, когда я лежал воротах, Огнен Короман чуть ли не с двух метров что есть силы добил мяч мне в голову. Я вскипел, побежал за ним, догнал и двумя руками ударил Коромана по затылку. Реально был не в состоянии контролировать собственные эмоции, меня просто переклинило от обиды. Наверное, именно так выглядит состояние аффекта. Кажется, рядом бежал Иржи Ярошик, пытаясь как-то меня остановить, удержать от мести, но все равно я это сделал.
Со стороны кажется, что это глупо. Но, когда человек добивает тебе мячом в голову и судья не реагирует, да и никто другой не реагирует, это чисто человеческий рефлекс, который даже местью не назовешь. Ты просто отчаянно ищешь какой-то справедливости. Ну да, бывает, находишь ее в виде красной карточки, но это другой вопрос.
После, получив дисквалификацию на пять матчей, я уже на спокойную голову задумался: «Парень, ты что делаешь? Тебя тренер сделал основным вратарем, официально объявил об этом, чемпионат толком не начался, впереди сезон – и ты позволяешь себе такую фигню?»
В общем, пять матчей я отыграл за «дубль», потом был в запасе, в 15-м туре поехал вместе с командой в Казань, чтобы сидеть на лавке. Но, как это часто бывает в футболе, ситуация внезапно поменялась. На 83-й минуте Мандрыкин получил красную карточку, бросившись под ноги нападающему «Рубина» в штрафной. Его удаляют, назначают в наши ворота пенальти, который я не беру, но как раз после той игры с «Рубином», несмотря на то что мы ее проиграли, я снова стал основным вратарем.
Парадокс в том, что я до сих пор, если совсем уж честно, не жалею о том своем поступке по отношению к Короману. Если бы сейчас произошло нечто подобное, скорее всего, снова бы сделал то же самое.
Вообще считаю: если ты в чем-то виноват, то должен получить по справедливости. А рассуждать о каких-то ситуациях с позиции «должен был, не должен»… Люди, например, думают, что Акинфеев или кто-то другой, кто играет в воротах, не должен вообще пропускать голы. Вот не должен – и все. А жизнь такая штука, что не только футбол, но и вообще любая область человеческой деятельности – это весы. И они будут всегда стремиться к равновесию. Сегодня у тебя черная полоса и ты пропустил пять голов, а завтра сыграл пять матчей «на ноль». Нормальная история. Просто бывает очень трудно донести эту точку зрения до людей. Что не нужно загонять себя в депрессию, если случилась неудача, не нужно терзаться вопросом: «За что?» Надо просто идти дальше и понимать: жизнь сегодня такова, а завтра вполне может быть другой. Завтра ты выиграешь в лотерею миллион долларов – и что? Тоже будешь спрашивать: «За что?» Скорее просто побежишь радостный снимать эти деньги и начнешь тратить их с удовольствием. Жизнь всегда ставит все на свое место, она всегда справедлива. Как и счет на табло. Не бывает такого, что он несправедлив.
Можно ли научиться всегда держать свои эмоции под контролем? Наверное, все же нет. Потому что ситуации, с которыми приходится сталкиваться, не всегда бывают предсказуемыми. Невероятно тяжело, например, хладнокровно играть в Турции. Там с первых же минут любого матча идет колоссальное давление на команду соперника. Своих турки обожают, всячески их лелеют; а вот когда ты принимаешь мяч, неважно, «Фенербахче» у тебя в соперниках или «Галатасарай», то начинается такой сумасшедший свист, что ты ничего не слышишь, даже подсказывая партнеру, который стоит рядом. Если же турки атакуют, весь стадион начинает гнать их ревом.
Но Турция – привычный для всех вариант. Едешь туда играть, заведомо зная, что и как будет происходить в самом матче, да и вокруг него. А вот то, с чем мы столкнулись в Дании в 2005-м, когда молодежная сборная не вышла на Евро, я, наверное, не забуду никогда. Мы уступили датчанам 0:1 в Краснодаре, а ответный матч играли в Брённбю. Тот самый, где нам по ошибке включили старый гимн России.
Отношение датской федерации футбола к нашей команде меня на самом деле тогда потрясло. Сначала нам не подали автобус, на тренировку отправили на какой-то задрипанный стадион, который вообще, как мне показалось, не был предназначен для серьезных матчей. Заходим в длинную мрачную раздевалку, там сидят какие-то старые деды явно после бани, которые даже не посчитали нужным при нашем появлении как-то прикрыться: голые, ноги раздвинуты, мокрые, взлохмаченные, бородатые…
Молодежной командой тогда руководил Андрей Чернышов, а меня с Жирковым он пригласил в состав из взрослой сборной, благо возраст позволял нам играть. Но как же я потом жалел о том, что вообще в Данию поехал!
Но деваться было некуда. Переоделись мы в этой раздевалке на глазах у дедов и пошли на кукурузное поле тренироваться. Основное поле нам не дали.
Понятно, что такие мелочи, особенно когда они встречаются на каждом шагу, сильно выводят из себя. И естественно, весь этот психоэмоциональный фон выливается потом в не слишком адекватные реакции в ходе матча. Уже не до футбола становится по большому счету…
После первого тайма мы проигрывали; в начале второго тайма один из датчан сделал какой-то тычок в мою сторону, явно пытаясь спровоцировать на ответные действия, ну я и отмахнулся. Ногой. Хотя понимал каким-то десятым чувством: не трогай его, не трогай!
Дальше желтая карточка, пенальти, и счет стал 3:1 в пользу датчан. На 83-й минуте судья не засчитывает второй гол нашей команды, и тут у Юры Жиркова сдали нервы: он демонстративно снял майку, протянул ее боковому судье, за что тут же получил красную карточку. Владимир Быстров бросился на подмогу, обложил рефери матом и тоже был удален. Следом удалили еще троих, причем Сашу Самедова – прямо со скамейки запасных. Доигрывали ввосьмером и уже, разумеется, без единого шанса пройти дальше.
Футбол – простая игра, но иногда мы делаем ее слишком сложной.
Карло АнчелоттиЗа всю карьеру у меня набралось порядка сорока желтых карточек и среди них ни одной – за затяжку игры. Хотя бывает, что вратари «съедают» по шесть-семь минут за матч. Просто сам я такого очень не люблю. «Горчичники» получал за какие-то другие нарушения, эмоции. Один из самых нелепых моментов – вторая желтая карточка с «Реалом» в матче Лиги чемпионов. Потом посмотрел со стороны на себя, идиота, и все понял. По нелепости с этой карточкой может сравниться только красная от Де Сантиса в дерби со «Спартаком» в 2006-м.
По мере того как я играл, вывел для себя правило: главное, чтобы команда выигрывала. А как судят – вопрос второстепенный. Не хочу лезть в судейство, не хочу что-то обсуждать. У арбитров сейчас есть все – телевизоры, повторы, большое число помощников, прорва камер. Что еще нужно?
Тем более что сейчас ввели правило капитанов. Чтобы к судьям относились уважительно, не кричали на них, не обижали, – написали целый свод правил, разложили все по полочкам. Если капитаном команды является вратарь, он уже не имеет права подбегать к судье и что-то ему говорить. Другими словами, я должен выбрать человека, который будет уполномочен общаться с арбитром от лица команды.
Пока таких правил не было, случались разные истории. Например, у меня всегда были хорошие отношения со Станиславом Сухиной. Я ему мог напихать, он мог в ответ напихать мне, но потом в какой-то момент мы начинали друг друга прямо на поле подкалывать:
– Стас, ну что, красную дашь мне?
– Зачем? Матч же тогда пропустишь.
– А желтую в конце дашь?
– Ну если время будешь тянуть, дам. Но ты ж не тянешь?
И так случалось со многими арбитрами.
Понятно, что есть судьи, которые тебя на дух не переносят. И которых не переношу я. Это люди, которые просто не умеют судить. Выходит такой после матча, говорит гордо: «Ну что, оценили, как я задрал планку игры?»
Ну да, планку ты, возможно, задрал, но у четверых игроков травмы, ноги переломаны, людей с поля на носилках уносят. Когда судья позволяет безнаказанно бить по ногам, это уже не планка игры, а беспредел на поле. Не случайно же Леонид Викторович Слуцкий сказал однажды, что арбитр – это как официант в дорогом ресторане. Просто один старается сделать максимально приятным вечер людей, сидящих за столиками, а другой отвечает за то, чтобы максимальное удовольствие от игры получили болельщики.
Бывают моменты, которые реально выбешивают. Из того, что осталось в памяти, – игра в Химках с «Аланией» в 2010-м. Судил матч Виталий Мешков, и надеюсь, за давностью лет он на меня не обидится за эти воспоминания. А тогда у Мешкова был дебют в премьер-лиге в качестве главного судьи, и на 93-й минуте – последней минуте добавленного времени – он назначает в наши ворота достаточно спорный пенальти. Мне пробивают в угол, я падаю, и мяч предательски проскакивает под рукой.
Выиграть мы все равно выиграли, поскольку вели до этого момента со счетом 2:0, но, как говорится, «прощай, сухой матч команды».
Смотришь в таких случаях на табло и думаешь: «Я всю неделю к этому матчу готовился, неделю пахал – и ради чего? Чтобы вот это все получить?»
В 2014-м там же, в Химках, мы проиграли «Спартаку» из-за пенальти, который совершенно безосновательно назначил Владислав Безбородов, и Дима Комбаров тот пенальти реализовал. Было так обидно, что я сидел в раздевалке до последнего, пока со стадиона не уехала команда. Потом вышел, узнал, что Безбородов еще на стадионе, зашел в судейскую и уже спокойно спросил: как сейчас, когда все закончилось, сам судья видит этот момент? Арбитры ведь тоже просматривают игру после матча.
Безбородов тогда передо мной извинился. Признал, что назначил пенальти совершенно не по делу. Но по факту легче-то никому от такого признания не становится, поезд ушел, что называется. Ты уже проиграл, тебя во всем обвинили, вылили тонны грязи.
Естественно, можно вспомнить диаметрально противоположные примеры. Одним из любимых судей у меня всегда был Алексей Николаев – не случайно ему всегда доверяли дерби, какие-то другие важные матчи. Не вспомню, чтобы он несправедливо поставил пенальти, придумал какой-то штрафной. Все было четко, грамотно и по делу. Даже когда Николаев в чем-то ошибался, ты ему верил.
Вообще, хороший арбитр в моем понимании – это человек, который может общаться с любым футболистом на равных, невзирая на его статус, но при этом никогда не переходит какую-то грань. Понятно, что любой матч – это всегда эмоции; но когда все замечания делаются уважительно, с улыбкой, с юмором, то смотришь со стороны и сам начинаешь думать: «Ну а я-то зачем ору?»
Глава 3. Либо сейчас, либо никогда
Чтобы избегать ошибок, надо набираться опыта. Чтобы набираться опыта, надо делать ошибки.
Зинедин ЗиданПобеды любят сильных. Эта фраза довольно часто звучит в футболе, да и в спорте, наверное, тоже, но сам я с какого-то времени стал задумываться: есть ли вообще какая-то закономерность в том, что происходит на поле? Почему одни побеждают даже в заведомо проигрышных ситуациях, а другие проигрывают там, где упустить победу, казалось бы, вообще невозможно? В чем здесь дело? В умении использовать свой шанс? Ну да, наверное, победы приходят к тем, кто всегда готов этот шанс использовать. Но и поражения, получается, настигают тех, кто подсознательно готов их принять.
Меня никто не спрашивал об этом, но сам я пришел к тому, что победы и поражения в футболе – это как жизнь и смерть. Условно, конечно, но они постоянно идут по полю рядом, одно невозможно без другого.
Хотя сильной команде, безусловно, везет чаще – как это было с ЦСКА образца 2005 года. Мы реально могли перевернуть любой матч и знали, играя на поле, что при необходимости это сделаем. Поэтому мне и сейчас бывает не под силу понять: как, проигрывая 0:2, можно бросить бороться?
Весной 2025-го у нас, например, была очень непростая ситуация в Кубке России. Мы проиграли «Зениту» 2:0, играя в Питере, и журналисты наперебой стали писать, что дома мы теперь точно не отыграемся, не наверстаем, что ЦСКА теперь-то уж наверняка без шансов. Но во втором матче команда билась до последнего, и в результате 94-я минута стала для «Зенита» роковой: Тамерлан Мусаев забил второй гол. Голы, они, знаете ли, тоже любят сильных, тех, кто ни в какой ситуации не боится брать игру на себя.
В серии пенальти, которая определяла победителя, мы фактически даже не нервничали: психологическая уверенность была уже на нашей стороне.
Наверное, много кто сейчас мог бы меня спросить: почему же мы не смогли переломить игру с «Вардаром», играя в 2003-м в Лиге чемпионов?
«Вардар» – это, можно сказать, моя личная история. Наверное, далеко не все в подробностях помнят наш первый матч с македонцами в Москве – интернета тогда толком не было, разве что старые газетные подшивки можно поднять. Но сам я не забуду ту игру никогда.
Матч мы проиграли со счетом 1:2, и в очень большой степени – по моей вине. В плане ментальности, силы, игрового состава команда была у нас достаточно хорошей. Но сам я в то время делал во взрослом футболе лишь первые шаги. И почти в самом начале второго тайма совершил ошибку: выбежал из ворот за пределы штрафной, выбил мяч в игрока соперника, попал ему прямо в ногу – и он с нулевого угла забил нам гол.
И все покатилось по наклонной.
Я потом много раз вспоминал тот момент. Думал: если бы Гроздановски не забил тот мяч, попал в штангу, может быть, все вообще пошло бы по-другому? Но день, точнее вечер, оказался точно не моим. После второго гола даже сам себе сказал мысленно: «Да, Игоречек, не справился ты сегодня…»
По большому счету нельзя было сказать, что именно я проиграл тот матч. Но для меня было важно, что я проиграл сам себе, в своей вратарской площади, и это было ключевым в моей оценке собственных действий. Когда проигрываешь сам себе, зная, что мог сыграть лучше, но не сделал этого, в голову сразу начинают лезть какие-то ненужные мысли, появляется нервозность, уходит уверенность.
«Вардар» был крепкой командой на самом деле, что бы ни писали на этот счет журналисты. Мы не слишком обращали тогда внимание на то, что о нас пишут, никто не сидел в раздевалке с газетой «Спорт-Экспресс», читая каждый день о том, в каких носках и в каких футболках игроки «Вардара» приедут на игру. В нашем втором матче в Скопье был, кстати, смешной случай: македонский игрок выходил на замену и в самый последний момент вдруг выяснилось, что ни номера, ни фамилии на его майке нет.
Администратор «Вардара» тут же побежал в раздевалку, принес моток пластыря, нарезал его на полосы, соорудил из них некое подобие номера, маркером написал фамилию – Вандаир. По иронии судьбы именно этот игрок забил нам гол, сравнял счет, и мы вылетели из Лиги чемпионов.
Шапкозакидательского настроения по отношению к македонскому клубу, как тогда об этом писали, у нас не было даже близко. Все-таки «Вардар» прилично щелкнул нас по носу, обыграв в Москве. Так что ехали мы в Скопье более чем с серьезным настроем. Но соперник играл сильнее, сколь бы неприятно ни было это признавать.
Мне до сих пор иногда хочется встретиться с Валерием Георгиевичем и задать ему вопрос: почему он поставил на тот матч меня? Я ведь в тот год вообще особо не играл. Какие-то матчи в чемпионате России мне удавались, но национальный чемпионат, как ни крути, отличается от еврокубков. Накануне игры с «Вардаром» у меня было колоссальное желание помочь команде, но обычно так и происходит: чем больше жаждешь себя показать, тем стремительнее перегораешь.
Грыз я себя потом очень долго. Мне вообще по молодости было свойственно до бесконечности копаться в себе после проваленного турнира, как это было и в гораздо более зрелом возрасте, на групповом этапе чемпионата мира – 2014 в матче с Кореей. Собственно, я и раньше порой загонял себя. Когда меня не поставили в заявку в той же «молодежке», вызвав в Москву из Самары, я дико переживал, но мне даже в голову не приходило поделиться своей болью с кем-то из близких. Наверное, было неправильно носить все в себе – сейчас я абсолютно в этом уверен. Порой даже думаю: что бы посоветовал в подобной ситуации собственному сыну? Скорее всего, попробовал бы уговорить его поделиться проблемами, не переживать их в одиночку. Объяснил бы, что у каждого человека могут быть какие-то трудные времена и очень важно не уйти в депрессию, не остаться одному, наедине с собственными тараканами. Не носить все мысли в себе, выжигая собственные нервы.
С другой стороны, я всегда интуитивно чувствовал, что должен научиться справляться со своими проблемами самостоятельно, хотел сам все это преодолеть. Возможно, поэтому и не считал правильным с кем-то делиться. Плюс юношеский максимализм, боязнь показаться слабым.
По мере взросления я стал относиться к этому легче, а может быть, просто стал разумнее. Начал понимать, что ошибку, если она случилась, уже не исправить, что я уже не так молод, как был когда-то, и пора бы уже уметь спускать неудачи на тормозах и спокойно готовиться к каждому очередному матчу.
Но тогда и, пожалуй, вплоть до домашнего чемпионата мира в 2018 году я очень сильно переживал. За пропущенные голы, за упущенные моменты, за игры, которые только предстояли. Загонялся порой так, что накануне матча начинал безостановочно думать: а если этот игрок ударит туда? а если тот подаст не так, как обычно это делает? а где в этот момент должен стоять я сам? а каким мячом мы играем? Иногда даже снилось, что по моим воротам бьют, а я не могу сдвинуться с места.
Когда случается неудачная игра, мне бывает реально стыдно не только перед партнерами, но и перед болельщиками за то, что не смог порадовать, не смог предотвратить какие-то моменты. Болельщиков-то у нас – армия. После удачных матчей они реально бывают готовы носить футболистов на руках, как звезд мирового масштаба. Но вот когда понимаешь, что подвел, не оправдал их ожидания, становится очень тяжело.
К 2014-му, казалось бы, я уже набрал более чем достаточно вратарского опыта и должен был научиться несколько спокойнее относиться к поражениям в принципе. Однако все получилось наоборот. Болезненный для меня матч с «Вардаром» в 2003-м проводился на «Динамо», и я все-таки играл не за сборную страны в чемпионате мира, а за ЦСКА в квалификации Лиги чемпионов. На мировом первенстве ты реально ощущаешь, что на тебя смотрит весь мир. У меня не было амбиций стать лучшим вратарем чемпионата – играя на групповом этапе, думать об этом было бы совсем нелепо. Но ощущение, что к тебе постоянно приковано внимание всей страны и ты не должен подвести, давило особенно сильно.
Когда в самом первом матче группового турнира с Кореей я выронил мяч в собственные ворота, у меня вся жизнь, вся карьера пронеслась перед глазами. Помню, лежал на газоне и думал о том, до какой степени как минимум половина страны меня сейчас ненавидит. Оно так, в принципе, и было.
Выкарабкивался я из этого состояния достаточно тяжело и долго – говорю сейчас об этом абсолютно откровенно, ничего не приукрашивая. Практически не выходил из гостиничного номера, не мог смотреть ребятам в глаза. На тренировках старался максимально быстро завершить свою работу и уйти, чтобы лишний раз не попадаться на глаза команде. Понимал, что никакой обиды на меня у ребят, скорее всего, уже нет, но ничего не мог со своими внутренними терзаниями поделать.
Матч с Кореей до такой степени морально выбил меня из колеи, что я не чувствовал уверенности ни в следующей игре с Бельгией, которую мы упустили на 88-й минуте, ни с Алжиром. Мы вели, но я снова сделал ошибку «на выходе», счет стал 1:1, и на этом чемпионат мира для нас закончился.
После матча с Алжиром мы два дня ждали самолет домой. У нас в отеле был небольшой бассейн: ребята все свободное время проводили там – плавали, восстанавливались. А я за два дня ни разу не вышел из номера.
После того как вернулся в Россию, закрылся ото всех у себя в доме, ни с кем не общался, никуда не выходил. Хотелось выдохнуть, выбросить все из головы, забыть Бразилию как страшный сон.
Было странное ощущение, когда через какое-то время, которое воспринималось словно меня накрыли звуконепроницаемым колпаком и изолировали от всего мира, я вдруг начал слышать домашних. Мозгами и раньше понимал, что все они за меня переживают, но сознание как бы отторгало любое сочувствие. Мне нужно было побыть одному, самостоятельно со всем справиться. И вот как раз в тот момент, когда я услышал отца, жену, маму, детей, понял, что готов вернуться к нормальной жизни. Захотелось доказать всему миру, что я не сломлен.
У нас очень хорошо сложился тот сезон с ЦСКА, мы в очередной раз выиграли чемпионат России, и, когда я увидел, как радуются этой победе наши фанаты, сам себе сказал: «Быстро выбил всю дурь из головы и продолжаешь играть». В конце концов, линию жизни человека лишь наполовину определяет талант и стечение каких-то обстоятельств, а еще 50 процентов успеха всегда находится в твоих собственных руках.
Но, если честно, все то время, что я играл в сборной, мне было очень трудно подсознательно не брать на себя вину, если случался проигрыш. Задним числом всегда ведь думаешь, что где-то мог выручить, не допустить ошибки, мучаешься из-за этого, не спишь ночами. При этом весь мой жизненный и футбольный опыт говорит о том, что, как бы ты ни сыграл, даже если отбил пять пенальти и пропустил гол, в котором не виноват, всегда найдутся люди, которые начнут тебя обвинять во всех смертных грехах. Кто-то это делает специально, а кто-то – по глупости, поскольку непрофессионал и каких-то вещей просто не понимает.
По телевизору ведь легко смотреть соревнования. Человек на лыжах бежит, споткнулся, упал и упустил победу. Всегда найдется кто-то, кто хмыкнет: «Ну разве не клоун?» На самом деле, мало кто знает, в том числе и я сам, какую чудовищную работу делает спортсмен, чтобы выйти на старт и пробежать 30 или 50 километров, сколько лет он готовится к этому. Один неверный шаг, ты споткнулся или съехал с лыжни – все, трагедия, конец жизни. А обвинять очень легко всегда.
Помню случай, когда Лионель Месси в каждом матче забивал, забивал, забивал, а потом не забил пенальти. В Испании, знаю, на него все тогда обрушились с такой яростью, словно в карьере Лео только и было, что этот незабитый пенальти. С другой стороны, Месси – счастливый человек, если вызывает у болельщиков такие эмоции. Да и я, наверное, тоже.
Та ситуация, пережитая в Бразилии и после, сильно меня изменила. Я стал меньше читать, меньше давать интервью. Фактически перестал общаться с прессой. Снял это вето только после домашнего чемпионата мира, когда официально объявил о том, что ухожу из сборной.

