100 великих авантюристов

Спустя время Шпилькин спросил их у Анкудинова, а тот с наглостью отказался и даже обиделся. Шпилькин пошел жаловаться князю Черкасскому, но Тимошка так азартно стал ругать и поносить Шпилькина, что князь махнул рукой и сказал: «Делайтесь промеж себя сами!»

Так Анкудинов в лице бывшего своего друга и кума приобрел злейшего врага, который потом сторицею заплатил ему за свою доверчивость.

Тимошка продолжал куролесить. Он редко стал являться в приказ, пьянствовал без просыпу, бил жену смертным боем, и, когда приблизился день ревизии, решился на страшное дело. За время своих скитаний по кружалам и кабакам он сдружился с одним потерянным человеком, Константином Конюховским, польским шляхтичем, которого совершенно подчинил себе. С ним вместе он и выполнил задуманное.

Ребенка он передал своему куму Пескову, сказав, что с женой идет на богомолье, улестил жену, которая еще раз поверила в его исправление, и ночью, когда она заснула, запер ее в горнице, взял все, что было в доме ценного, и поджег дом, после чего с Конюховским убежал из Москвы.

От дома Анкудинова выгорела почти вся улица. На Москве решили, что и Тимошка, и жена его сгорели, а тем временем он со своим приятелем быстро двигался к польской границе. Подходя к Витебску, они остановились на дороге в корчме, где встретили торговавшего в России немецкого купца Миклафа. Тимошка подпоил его, ловко увлек беседою, а тем временем его друг и помощник вывел из конюшни большого, сильного брабантского коня Миклафа вместе с седлом и тороками, в которых было 2000 талеров.

Едва стемнело, Тимошка тоже выбрался из корчмы и скоро присоединился к приятелю, с которым направился к Можайску. Миклаф, протрезвев, хватился коня и денег и понял, что был нагло ограблен. В Москве он поднял шум. По описанным приметам дьяки подумали на Анкудинова, и тогда же явилось подозрение, что он не сгорел, а сбежал, к тому же в казне приказа осталось всего несколько рублей.

А Тимошка со своим другом, которого он обратил в слугу, доехал уже до польской границы и, назвав себя сыном умершего Василия Шуйского, властно приказал вести себя в Варшаву, к королю.

Смутное время, когда с такой жадностью поляки разоряли Русь, было еще недавним прошлым. Король Владислав пылал ненавистью к русским, которые не оправдали его надежд на престол. Самозванцы из Руси находили полную поддержку у поляков. Король Владислав милостиво принял Тимошку Анкудинова, обещал ему помочь, поручил его своему окружению, назначив от себя дом в Варшаве для пребывания, 4 пары коней, 2 крытых возка для пользования, 10 жолнеров для стражи, 6 пахолков для услуг и 3000 злотых в месяц на содержание, не считая стола, который тоже был от короля. Тимошка Анкудинов обратился в Иоанна Шуйского, и польская знать окружила его вниманием и почетом. Простодушный Конюховский только диву давался.

В это время приехали в Варшаву русские купцы и рассказали про пожар в доме Анкудинова, про растрату казны, ограбление купца Миклафа и высказали подозрение на Тимошку. По описаниям он походил на «Иоанна Шуйского», и канцлер предупредил Владислава, но тот только засмеялся.

«Нам заведомо, что он вор, но через него я принесу много хлопот Московии», – ответил он, и Тимошка продолжал жить веселой, беспечной жизнью, сытый, пьяный и ласкаемый женщинами.

Но Владислав не успел осуществить своего плана и умер.

Тимошка понял, что в Варшаве ему больше делать нечего, и решил перебраться к Богдану Хмельницкому с той же сказкой о своем происхождении.

Опять вместе с Конюховским он убежал ночью из Варшавы и стал пробираться в Малороссию. Богдан Хмельницкий в то время то ссорясь, то мирясь с Тугай-беем, сидел в Переяславле. Туда к нему добрался Тимошка, рассказал свою сказку и быстро вошел к нему в доверие. Между тем к Хмельницкому прибыло русское посольство от молодого царя Алексея Михайловича. Богдан Хмельницкий встретил русских послов с величайшим почетом. Он приказал звонить в колокола, стрелять из пушек и вышел за город, окруженный своими полковниками, бунчуками и нарядной свитою, в которой находился и Тимошка Анкудинов. Старшим послом прибыл Унковский, но, на беду Тимошки, в посольстве оказался знакомый ему дьяк Иван Козлов, который сразу его признал. Едва наступила ночь, Тимошка и Конюховский поспешили оставить гостеприимный Переяславль.

Козлов рассказал про Тимошку Унковскому, а Унковский спросил о нем Богдана и, когда узнал, что он еще и выдает себя за Шуйского, посягая на престол, потребовал его выдачи. Но Тимошки и след простыл.

Посольство, вернувшись в Москву, рассказало про свою встречу с новым самозванцем, и от царя во все посольства был разослан указ о его поимке. Ограбленному Миклафу, как знавшему его в лицо и горящему местью, был выдан открытый лист на поимку его в случае встречи..

А в голове Тимошки сложился уже новый план, и он со своим верным Конюховским прямо отправился в «Едигульские орды» к хану Девлет-Гирею. У Девлет-Гирея он принял магометанство, от него, обласканный, попал к крымскому хану и, наконец, добрался до самого турецкого султана. И тут он имел огромный успех. Султан обласкал его, приблизил к себе и обещал свою помощь для возвращения престола. Это было могущественное покровительство. Влияние султана было огромно. В то время посол императора Фридриха III раскуривал для него кальян, и за это султан приказал своему вассалу, князю Рогоцци, прекратить свои завоевания. За Тимошкой ухаживали все ищущие покровительства султана, и неизвестно, чем бы окончилась его странная карьера, если бы он не поддался своим страстям.

В пьяном виде он ухитрился проникнуть в гарем любимца султана, старого Мухамеда Киуприли, чуть не был схвачен и едва успел спастись от смерти. Оставаться в Константинополе он уже не мог и поспешил убежать, направившись в Трансильванию, к князю Георгию Рогоцци, леннику султана. Он был ласково принят в столице князя, Вейсенбурге, и у него сложился новый план. Еще при дворе султана он слыхал, что шведская королева ищет союза с Рогоцци для войны с Польшей; издавна он знал, что шведы ненавидят Россию, и потому решил обратиться к покровительству шведской королевы, для чего попросил у Рогоцци рекомендательное письмо. Тот снабдил его письмом и при этом дал еще 3000 талеров.

Тимошка покинул гостеприимный Вейсенбург и прибыл в Стокгольм, где и представился королеве, передав ей письмо Рогоцци.

Шведская королева Христина, дочь прославленного Густава Адольфа, была одной из самых эксцентричных личностей. Она ходила в мужском костюме, терпеть не могла женского общества, любила езду верхом, собак, охоту, пила, как рейтар, и была всегда окружена умнейшими людьми того времени. Такая королева не могла обходиться без фаворитов. Тимошка Анкудинов произвел на нее более чем благоприятное впечатление. Она сразу признала в нем великого князя Иоанна Шуйского и, сообразно званию, назначила ему дом для проживания, обед со своего стола, 4 коня, 10 человек прислуги и 5000 талеров в месяц, обещая содействие в занятии престола.

Беспрерывные балы, маскарады и охота с непременными пирами как нельзя более понравились Тимошке и его другу Конюховскому, и они катались как сыр в масле, но беда стерегла Тимошку.

В Стокгольм приехали русские купцы, и некоторые из них узнали Тимошку. Вернувшись в Москву, они тотчас донесли об этой встрече, и в Стокгольм, к Христине, был послан царским послом дьяк Козлов (тот самый, что признал его у Богдана Хмельницкого) с требованием выдать вора.

Пылкую и гордую Христину охватил гнев, когда она узнала, кому оказывала покровительство, она тотчас приказала схватить Тимошку, но его и след простыл. Он успел как-то пронюхать о грозящей беде и скрылся, покинув на произвол судьбы своего неизменного товарища. Волей-неволей царскому послу пришлось удовольствоваться злополучным Конюховским.

Судьба забросила Тимошку в Нейштадт, владение герцога Голштинского Фридриха II. Здесь, на беду, лицом к лицу встретился с ним злополучный купец Миклаф и поднял крик. Испуганный Тимошка бросился бежать, но был схвачен и посажен бургомистром в тюрьму городской ратуши.

Тимошка еще не унывал, но судьба его была уже решена. Миклаф предъявил открытый лист, по которому за выдачу самозванца предлагалось 100 000 червонцев, и стесненный в финансах герцог, не колеблясь, решил выдать Тимошку русскому правительству. Тимошка тотчас был закован в кандалы и перевезен в казематы крепости. Отсюда бегство было уже немыслимо.

Тем временем о поимке Анкудинова было отписано в Москву, и три месяца спустя за ним приехал со стражей старый его враг, дьяк Василий Григорьевич Шпилькин, тот самый, которого он обворовал когда-то.

Торг был заключен, и закованного Тимошку с великим бережениеом отвезли в Москву.

Тимошка упорно стоял на том, что он Иван Шуйский, сын царя Василия Шуйского, у которого не было вовсе детей.

Его уличали по очереди все знакомые: сам Шпилькин, Миклаф, Песков, приведший его сына, наконец, его мать, инокиня Соломонида. Тимошка стоял на своем, перенося мучительные истязания.

Наконец царю надоело слушать доклад о его упорстве, и он приказал казнить вора и самозванца обычной для таких преступников казнью – четвертованием.

В августе 1654 года на площади Большого рынка в Кремле была совершена эта страшная казнь. Сперва ему отрубили левую руку и левую ногу, потом – правую руку и правую ногу и, наконец, голову. Палачи нанизали их на пять кольев и бросили в свальную яму.

Генри Морган

(1635–1688)

Британский буканьер, знаменитый пират. Организовал самые крупные экспедиции в истории вест-индских буканьеров. Завоевал Панаму (1671). В 1674 году удостоился рыцарского звания и был назначен вице-губернатором Ямайки.

Генри родился в местечке Пенкарн, что в графстве Монмутшир, или в Ланримни. Позже Морган говорил, что считает себя уроженцем графства Монмут в Валлийской Англии.

Семья его принадлежала к зажиточным землевладельцам. Но Генри Морган не пожелал жить в провинциальной глуши и отправился в поисках приключений в Вест-Индию. Он завербовался на работу в колонию Барбадос – остров стал английским владением в 1605 году. В 1658 году в возрасте 23 лет он перебрался с Барбадоса на Тортугу, где в течение пяти лет был рядовым разбойником.

В 1664 году, узнав, что его дядя, полковник Эдвард Морган, получил назначение на пост вице-губернатора Ямайки, он с первой же оказией отправился туда.

Менее чем через год после прибытия в Порт-Ройал Морган благодаря протекции дядюшки стал капитаном и владельцем корабля водоизмещением пятьдесят тонн с несколькими пушками на борту. Экипаж далеко не нового суда составлял тридцать человек. Генри принял предложение двух других капитанов, Морриса и Джекмана, захватить испанские шаланды, груженные кампешевым деревом, стоящие у мексиканского берега. Добыча была взята без единого выстрела, после чего экспедиция предалась разбойному плаванию у атлантического побережья Мексики. Флибустьеры разорили испанское селение Видья-Эрмосе в двенадцати лье от берега, однако на обратном пути натолкнулись на отряд в триста испанцев, поджидавших их на берегу и успевших занять их суда. Бой развернулся прямо на пляже под проливным тропическим дождем, что осложнило действия испанских мушкетеров: порох отсырел. В рукопашной борьбе флибустьерам не было равных, им удалось пробиться к кораблям и спастись.

Вскоре возле Белиза тридцати пиратам удалось захватить маленький порт Рио-Гарта и все привезенные туда на рынок товары (был как раз базарный день). Дальше к югу та же участь постигла Трухильо и еще несколько портов и селений.

Обычно грабеж начинался с церкви, кстати, сплошь и рядом никакой другой поживы не оказывалось. Встреченные индейцы были настроены миролюбиво, и Морган воспользовался этим в целях разведки. Посланные к устью реки Сан-Хуан индейцы, вернувшись, настойчиво повторяли название Гранада. Морган снарядил туда экспедицию из ста человек. Они плыли в индейских пирогах и только с наступлением шестой ночи сошли на берег Гранады, к тому времени насчитывавшей три с половиной тысячи жителей.

Люди Моргана захватили семнадцать пушек на центральной площади – огневую мощь местного гарнизона. Флибустьеры загнали человек триста в собор, остальные в панике разбежались. Нападавшие не потеряли ни одного человека.

За шестнадцать часов пираты вытащили из церквей кресты и чаши, а из домов – деньги, золотую и серебряную посуду, драгоценности, золоченое шитье, шелка и бархат. Гранада оказалась настоящей сокровищницей.

Таинственным образом весть о триумфе намного опередила возвращение победителей. В Порт-Ройале три корабля экспедиции встречала толпа народа. Морган сообщил губернатору, что половину сокровищ Гранады пришлось оставить на месте: взяли столько, сколько могли унести. Вскоре с Морганом встретился адмирал английских флибустьеров Эдвард Мансфилд и предложил Генри стать его заместителем. Стать вице-адмиралом под началом прославленного героя – высокая честь, поэтому Морган ответил согласием.

Пятнадцать кораблей под командованием старого адмирала и его новоиспеченного заместителя вышли в море ясным январским утром 1666 года. Из Лондона поступил приказ нанести удар по заморским владениям Голландии, с которой Англия находилась в состоянии войны.

Вечером четвертого дня было решено захватить испанский остров СантаКаталина (ныне – Провиденс). Для флибустьеров взятие острова было пустячным делом. Увы, грабить там оказалось нечего, и разочарованные люди Моргана едва не взбунтовались. В результате Мансфилд отправил Моргана назад, на Ямайку.

Там Морган построил себе дом, решив обзавестись семьей. Его супругой стала его дальняя родственница Елизавета Морган.

Но с каждым месяцем дела на острове шли все хуже и хуже.

Когда Мансфилд возвратился из похода, Моргана не оказалось на острове. Вскоре старый адмирал отплыл из Порт-Ройала. Через несколько месяцев пришло известие, что Мансфилд прибыл в Тортугу и там умер. Смерть скоропостижная и во многом загадочная, поговаривали даже, что он был отравлен…

Едва Мансфилд вышел в море, в Порт-Ройале объявился Морган. Валлиец был официально возведен губернатором Томасом Модифордом в ранг адмирала.

В начале 1668 года Морган на трех кораблях ушел в плавание. Недалеко от кубинского побережья к нему присоединились еще девять судов – три английских и шесть французских. Под началом адмирала оказалось около семисот человек, в том числе четыреста пятьдесят англичан.

Целью нападения был выбран Пуэрто-дель-Принсипе, город, расположенный в глубине острова Куба. Флибустьерский флот бросил якорь в бухте Санта-Мария. Двенадцать дней продлилась пиратская оккупация города. Но поживиться там было нечем – единственное «сокровище» заключалось в скромной утвари двух церквей.