Обэриутские сочинения. Том 2

– Эй вы, Бенбойкало, недостойный стряпчий! Долго ли вы намерены строить, как это говорится, калеокады? (что издавна означало притворство). Конечно, молчит… А я снова, со всей строгостью, спрашиваю: куда делась электрическая лампочка? Если украли, достаньте свечи, нет свечей, принесите хотя бы несколько французских булок.

– Уважаемые гости! Не извольте вскидывать одервенелые конечности. Ещё минута, полминуты, всё уладится и миракль начнётся. Пьеса, осенённая крестом, омытая пивной жижей, очень важная, даже необходимая в склепе с вашими юными останками.

Далее: ПЕРВЫЕ РАДОСТИ

Была продольной встреча их
по Невскому к Садовой
из трёх дверей не зная чьих
она пришла с кушеткой новой.

Там – на углу двух улиц эти двое: зи-зу Пинега с лодочником Петровым и повстречались.

Он: Красивенькая! Ты куда?

Она: Вот туда.

Он: А я сюда.

Она: А я отсюда.

Он: Значит по пути.

Она: Гляди, плешь седая и щёки, а туда же.

Он: Это куда туда же? В общем, договаривай.

Она: Могу и показать. Хоть при людях, хоть без всех.

Он: Беда, детка, пенсны в кубрике оставил.

Она: А подзорную трубу не хочешь, валенок стоптанный?

Он: Видали сковородку? Другие похуже меня встретят и не шипят.

Она: А сам плоше себя встречал ли?

Он: Вот и ныне на Невском.

Она: Надо же. Не иначе Федьку шмарыгу. А может Любку горбатую?

Он: В зеркальце поглядись. Разберёшься.

Она (подробно себя рассматривает): И то верно. Недоумок я, недоделок… (протягивает подбежавшему псу, трёхцветному булленбейсеру кусок битой бутылки) На! (ужасно кричит) Уходи, уходи! (нечаянно вываливает из сумки мелкую салаку, запихивает обратно) Ой, ой! (снова роняет, снова запихивает) Ненавижу продателей этих шкур! (почти рыдает) И вас, морских лодочников!

Он: А я лохматых псов, вроде, уважаю. Так и знай.

Она: А повадки, которые у трёхлапых, знаешь? Ну и молчи. (вдруг птичьим голосом) Ко гу-гу! (спохватывается, бьёт себя по щекам. Снова роняет сумку) Маманя, я же ненормальная.

Он: Ладно, поправим. (поднимая сумку) Пардоне сильва плес. А могим и по англицки: мамзелце мозанбикус, ещё сковородице!

Она (поспешно роется): Так и есть. Там же для кошечки салакочки… Где же они? (неожиданно роняет сумку)

Он (поднимает. С изысканной вежливостью): Вот-с, мокерлоз вацерлоз…

Она (открывая сумку): Кажись там. Самым моим прехорошеньким. Понял?

Он: Как не понять. Плохня ты. Совсем плохая… Всё равно поправим.

Она: Поправим-поправим! Хоть ты по англицкому, хоть по всякому знаешь, где уж тебе… на гляди!.. (суёт в лицо Петрову зеркальце) Гляди, гляди: лоб конопатый, и затылок… ой, никак сопли текут? Вон из ушей.

Он: Откуда им взяться, соплям-то? Зря наговариваешь, Феклуша.

Она: Не Феклуша я вовсе.

Он: Мы тоже не те. Ладно, если по совести, текли иной раз. Даже из глаз. Чаще из водопровода. Всякое бывало…

Она (стучит каблуком баретка): Не бывало! Нет, не бывал. Прежде врал и нынче.

Он: Красивенькая, не бесись и знай – когда говорю поправим, так тому и быть.

Она: Да, ну? Лично сам?

Он: Будем поправлять при помощи меня самого.

Она: Ой, даже в затылок шибануло! (вдруг присела, завертелась волчком)

Верь, верь верю
Теперь верю.
Ты зверь – теперверь!

(прыгает, хлопает в ладоши) Вот радость! Ну, радость! Матерь Божья, святая богородица, у-у-у. Описаюсь от счастья (бежит в темноту, Петров следом за ней)

Кто-то под глиняной маской поспешно задёргивает занавеску.

– Пардон, минуточку, скоро продолжим.

Далее: НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ДОБАВЛЕНИЕ

Проспект полнел.
Трубой гудел…
Такой плыла картина,
приказом властелина.
– Я жить хочу, волну распив сначала,
у самого причала, —
природы шум она перекричала.
В ответ Петров кружился,
прохожих задевал.
– Сегодня я женился, —
небу полноводному рыбак сказал.