Судьба благоволит волящему. Святослав Бэлза

Четыре произведения, составившие настоящий сборник, относятся к разным периодам творчества писателя. «Зимовка во льдах» позволяет получить представление о его первых шагах в литературе. Другая повесть – «Опыт доктора Окса» – была опубликована в 1872 году в «Мюзе де фамий», а два года спустя дала название сборнику, куда вошли также «Зимовка во льдах» и ранние новеллы – «Драма в воздухе» и «Мастер Захариус». Десять лет отделяют «Доктора Окса» от двадцать второго романа Жюля Верна «Школа Робинзонов» (1882) и еще столько же – от тридцать девятого – «Клодиус Бомбарнак» (1892).

Писатель умел по-настоящему перевоплощаться в своих героев и живо воссоздавать в воображении ту обстановку, в которую они попадали. Он чуть не простудился, описывая, как пробивался сквозь полярную стужу неукротимый капитан Гаттерас. И писал Этцелю, с которым у него сложились дружеские отношения, в процессе работы над романом «Вокруг Луны» (1870): «Я живу в своем снаряде».

Как раз когда Жюль Верн «жил в своем снаряде», у него, вероятно, зародилась идея «Опыта доктора Окса». В «Вокруг Луны» есть эпизод, когда Барби-кен, Мишель Ардан и капитан Николь («трое в одной лодке, не считая собаки», только «лодка» космическая, а собака тоже имеется – Диана) испытывают неестественное возбуждение: «Лица их раскраснелись, точно они сидели перед раскаленной печью: дыхание делалось бурным; легкие работали как кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое слово вылетало из их уст как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения…»

Что же послужило причиной столь странного поведения почтенных пассажиров снаряда? Оказывается, кислородное опьянение, наступившее в результате того, что Мишель Ардан забыл закрыть кран аппарата. Разобравшись, в чем дело, он обращается к спутникам: «Представьте себе, например, какое-нибудь собрание, где воздух был бы насыщен этим возбуждающим газом, или, положим, театр, куда администрация впускала бы его в увеличенных дозах: какой темперамент обнаружили бы актеры и зрители, сколько было бы огня, сколько восторгов! А если бы можно было подпоить кислородом не собрание, а целую нацию! Как закипела бы ее жизнь!»

Ведь это – программа того эксперимента, который проводят доктор Оке и его помощник Иген (их имена, составленные вместе, образуют латинское название кислорода – «оксиген») над жителями сонного Кикандона. Доктор Оке, «словно соскользнувший со страниц Гофмана», изрядно встряхнул благодушных кикандонцев, убежденных, как и их достойный бургомистр, в том, что «человек, который умирает, не приняв никакого решения за всю свою жизнь, весьма близок к совершенству». Кислородный допинг коренным образцом меняет поведение и нравы обитателей славного городка. Из апатичных они превращаются в воинственных и пылких, собираются даже идти войной на соседний город, дабы покарать его население за то, что несколько столетий назад общинная виргаменская корова нанесла им потраву. Их проснувшийся темперамент проявляется также в исполнении в бешеном темпе мейерберовских «Гугенотов» и соответствующей бурной реакции на оперу слушателей. Но после взрыва завода, вырабатывавшего кислород, Кикандон вновь возвращается в привычную спячку… «Опыт доктора Окса» остроумно высмеивает мещанские добродетели и самодовольство, консерватизм мышления.

В начале своей карьеры Жюль Верн не слишком преуспел как драматург. Зато позже пользовались большим успехом у зрителей инсценировки таких его романов, как «Вокруг света в восемьдесят дней» (ее видел и пришел от нее в восторг Н.С. Лесков), «Дети капитана Гранта», «Михаил Строгов». Едва ли не самым удачным сценическим воплощением произведения писателя стала, по мнению современников, оперетта Жака Оффенбаха «Доктор Оке».

Книги, пленившие воображение в юные годы, оставляют, как известно, след в душе навсегда. На Жюля Верна, когда он был еще ребенком, незабываемое впечатление произвели «Робинзон Крузо» и одно из многочисленных подражаний шедевру Даниэля Дефо – «Швейцарский Робинзон» Иоганна Давида Висса.

«„Робинзоны“ были книгами моего детства, и я сохранил о них неизгладимое воспоминание, – признался писатель на склоне лет. – Я много раз перечитывал их, и это способствовало тому, что они навсегда запечатлелись в моей памяти. Никогда позже, при чтении других произведений, я не переживал больше впечатлений первых лет. Не подлежит сомнению, что любовь моя к этому роду приключений инстинктивно привела меня на дорогу, по которой я пошел впоследствии…» Эти слова взяты из предисловия к роману «Вторая родина» (1900), представляющему собой продолжение «Швейцарского Робинзона» (несколькими годами раньше Жюль Верн написал такое же вольное продолжение «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» Эдгара По – «Ледяной Сфинкс»). Отзвуки детского увлечения «Робинзонами» слышны и в романе «Два года каникул». Робинзоном Океании именует писатель капитана Гранта, найденного преданными детьми и их друзьями на необитаемом скалистом острове. Робинзонами космоса можно назвать героев жюль-верновского романа «Гектор Сарвадак»; наконец, первоначальный набросок, из которого потом вырос замечательный «Таинственный остров», был озаглавлен «Дядюшка Робинзон».

В ряду жюль-верновских робинзонад стоит и «Школа Робинзонов». Предостерегая от поисков философского подтекста, который наличествует в других его книгах, автор определил роман как «веселую и забавную шутку на робинзоновскую тему». Пожалуй, это самое точное определение, ибо шутливая тональность действительно преобладает здесь. В таком ключе выдержаны характеристики персонажей (в особенности учителя танцев и изящных манер Тартелетта) и описание приключений, выпавших на их долю. Комедийность ситуации заключается в том, что испытания, через которые должен пройти Годфри Морган, уподобившись на время достославному «моряку из Йорка», организованы его дядей-миллиардером. Сей баснословно богатый «набоб из Фриско» по имени Уильям Кольдеруп, проведав, что двадцатидвухлетний племянник прежде, чем жениться на своей избраннице, горит желанием совершить путешествие и не прочь «поробинзонить», решает проучить молодого человека и доставить ему такое удовольствие. Он разрабатывает во всех деталях сценарий, согласно которому Годфри и Тартелетт, потерпев кораблекрушение (на самом деле тщательно имитированное), оказываются на необитаемом острове, незадолго перед тем приобретенном по случаю коммерсантом. Сценарий этот по ходу дела, правда, претерпевает некоторые изменения: то заботливая невеста подбрасывает своему возлюбленному сундук со всем необходимым, то миллионер – дядюшкин соперник завозит тайком на остров хищных зверей… Но в целом все идет по заранее намеченному плану, а план этот во многом «списан» с книги Даниэля Дефо. Сердобольный Кольдеруп решает даже позволить племяннику обзавестись собственным Пятницей и подбирает на эту роль одного из слуг. Тот появляется на острове, естественно, в пятницу, и Годфри представляется возможность чудесным образом отбить пленника у нанятых дядюшкой «дикарей», после чего «спасенный туземец» ставит себе на голову ногу белого человека, признавая его своим повелителем. Завершается сцена ироническим замечанием: «Можно было подумать, что этот уроженец Полинезии тоже читал „Робинзона Крузо“».

Если Жюль Верн забавно пародировал в «Школе Робинзонов» полюбившийся с детских лет роман Дефо, то его собственное творчество, завоевавшее всемирное признание, тоже не раз становилось объектом пародий. В 1885 году пародию на жюль-верновские произведения под названием «Летающие острова» напечатал А.П. Чехов. А сорок лет спустя для достижения сатирического эффекта к использованию пяти персонажей французского писателя (высоко им ценимого) и обыгрыванию его мотивов прибегнул Михаил Булгаков в «эзоповской» повести «Багровый остров», которая потом была переделана в пьесу.

Популярность Жюля Верна в России началась вскоре после того, как он добился успеха у себя на родине. С поистине фантастической быстротой его романы переводятся на русский язык. Уже самый первый из них – «Пять недель на воздушном шаре» – годом позже вышел в Москве и на него откликнулся в некрасовском «Современнике» М.Е. Салтыков-Щедрин. Рецензент отметил занимательность и познавательную ценность книги, выразил уверенность, что она «непременно должна сделаться настольною детской книгой». Положительно оценил «Современник» в 1865 году и «Путешествие к центру Земли». Однако «Голос» дал резко отрицательный отзыв о том же романе, заявив, что «это уже не сказки наших неразвитых нянек», а нечто гораздо более опасное: «Читая фантастическую басню о невозможном путешествии, дети, изволите видеть, узнают и свойства извержения вулканов, и существование подземных рек, и фигуры плезиозавров и лабиринтодонов… Нам остается рекомендовать „Путешествие к центру Земли“ всем, кто желает воспитывать своих детей в духе Базаровых, Лопуховых и компании». Другое издание – «Библиограф» – нашло «положительно вредной» книгу «Приключения капитана Гаттераса»: «Читатели этого произведения необходимо должны вынести массу неверных сведений, лишенных научного значения и положительно вредных по превратности толкования фактов. Дело в том, что автор снабдил экспедицию доктором, которого он возвел в ученые и заставил читать лекции и объяснять научным образом многие явления природы, и этот доктор явился неистощимым источником абсурда. Наконец, автор толкует об открытии Северного полюса как о факте и обставляет это описаниями, которые могут сбить с толку людей с неустановившимися прочно научными знаниями. Читатель согласится, что подобная галиматья едва ли интересна в книге для легкого чтения…»

Столь диаметрально противоположные мнения критиков о сочинениях французского фантаста, появившиеся в тогдашней печати, отражают не только разницу вкусов, но и столкновение различных направлений общественной мысли в России 60-70-х годов прошлого века. Но несмотря на настороженное отношение консервативных кругов (в том числе в педагогической среде) к Жюлю Верну, слава его в России стремительно возрастала.

К числу поклонников таланта Жюля Верна относился Лев Толстой. Сохранилась серия рисунков к роману «Вокруг света в восемьдесят дней», выполненная великим писателем в 70-е годы для своих детей, которым он по вечерам любил читать жюль-верновские произведения. До нас дошли такие слова, сказанные Толстым в 1891 году в беседе с профессором-физиком А.В. Цингером: «Романы Жюля Верна превосходны! Я их читал совсем взрослым и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем-нибудь так восхищался, как Жюлем Верном»[63 - Мироведение». 1928. № 3. С. 131.].

Не случайно, видимо, язвительный аноним в «Голосе» рекомендовал произведения Жюля Верна тем, кто «желает воспитывать своих детей в духе Базарова». Автор «Отцов и детей» высоко ценил как богатство фантазии Жюля Верна, так и простоту, естественность его слога. Тургенев познакомился с ним в Париже у Этцеля (так же как и украинская писательница Марко Вовчок, которая перевела на русский язык полтора десятка книг Жюля Верна). Как раз в те годы, когда Лев Толстой иллюстрировал эпопею Филеаса Фогга (можно сказать, делал своего рода комикс), французский романист работал над книгой о России «Михаил Строгов» (первоначальное название – «Курьер царя»). Закончив рукопись, он просил своего издателя дать ее на просмотр Тургеневу, который сделал некоторые замечания, но в целом роман одобрил. Поэтому так сокрушался Жюль Верн, когда, опасаясь вмешательства французской цензуры, Этцель умолял его убрать «все, что может быть приписано нынешнему царю или его отцу». «Досадно, – пояснял писатель, – что цензура читает книги так поверхностно. Тургенев, который знает Россию не хуже этих господ, не усмотрел в этом ничего предосудительного. К тому же сведения я почерпнул не в старых книгах, а у Р. Килланга, совершившего свое путешествие в 1860 году»[64 - Жюль-Верн Жан. Жюль Верн. М., 1978. С. 247.].

Россия притягивала к себе Жюля Верна, хотя ему так и не довелось побывать в ней. Приобретя в конце 70-х годов паровую яхту «Сен-Мишель III», писатель задумал совершить на ней большое плавание по Балтийскому и Северному морям с заходом в Петербург, но из-за шторма ему пришлось отказаться от посещения столицы Российской империи, где его имя было уже так хорошо известно. Представление о географии и истории нашей страны, об открытиях, сделанных русскими мореплавателями и путешественниками, Жюль Верн благодаря своей картотеке имел довольно основательное. В «Приключениях трех русских и трех англичан в Южной Африке», «Гекторе Сарвадаке» и других его произведениях выведены русские. И, как подсчитали специалисты, по меньшей мере в семи романах действие происходит (если не полностью, то хотя бы частично) в России. Это – в хронологическом порядке – «Михаил Строгов», «Упрямец Керабан», «Найденыш с погибшей „Цинтии“», «Робур-завоеватель», «Цезарь Каскабель», «Клодиус Бомбарнак» и «Драма в Лифляндии» (последняя книга, вышедшая при жизни писателя).

В «Клодиусе Бомбарнаке» слились воедино свойства романа географического, научно-фантастического, сатирического, приключенческого, да вдобавок еще и мелодрамы. Повествование ведется от лица репортера парижской газеты «XX век», который получает в Тифлисе депешу, предписывающую ему совершить поездку Трансазиатским поездом и описать все, достойное внимания читателей. Воспользовавшись своей излюбленной формой рассказа о путешествии, Жюль Верн сумел насытить его огромным фактическим материалом, почерпнув сведения географического и этнографического характера из различных документальных источников, на которые указывает в тексте, – от трудов крупного ученого Элизе Реклю до записок Александра Дюма, совершившего в 1858 году более чем шестимесячную поездку по России, и книги «Путешествие в Мерв» французского инженера Э. Буланжье, присутствовавшего на строительстве Закаспийской железной дороги. За прокладкой сквозь [63 - Мироведение». 1928. № 3. С. 131.] зыбучие пески пустыни этой дороги, которую вели русские военные инженеры под началом генерала М.Н. Анненкова, следил тогда буквально весь мир, потому что впервые в истории строители преодолевали такие трудности. «К счастью, я читал отчеты инженера Буланжье относительно громадного сооружения генерала Анненкова. Поэтому я не буду чувствовать себя полным профаном во время поездки по железной дороге между Узун-Ада и Самаркандом, – сообщает жюль-верновский Бомбарнак. – Часто говорят о той необычайной быстроте, с какой американцы проложили железнодорожный путь через равнины Дальнего Запада. Но да будет известно, что русские в этом отношении им ничуть не уступают, если даже не превосходят, как быстротой строительства, так и смелостью индустриальных замыслов». В воссоздании местного колорита Кавказа и Средней Азии писатель строго придерживался известных ему данных. Научно-фантастическим же роман стал потому, что локомотив мечты увлек Жюля Верна значительно дальше Самарканда – того пункта, до которого было доведено строительство магистрали. В книге она продлена до Пекина.