– Вячеслав, шепнула она слабым голосом, – Вячеслав, я умираю, так хочется есть.
Он накидал в тарелку всякой всячины, налил по фужерам вина, они устроились в ворохе подушек и в десять минут уничтожили высококалорийную еду, не проронили, кроме жевательных, ни звука.
Закусывая и запивая, Вячеслав Арнольдович ненароком заметил, что ему не очень-то приятны ее белые пальцы, нижняя челюсть и рот, но эту физиологическую неприязнь он ликвидировал в считанные секунды, проманипулировав включением и гашением разных областей, участков и закоулков своего недремлющего мозга.
Она управилась быстрее его и теперь с блаженством наблюдала, как он деловито обгладывает кость.
– И почему все мужчины так любят высасывать мозг? – утвердительно спросила она.
Он мгновенно замер, пожал плечами, а про себя подумал:
«Причем здесь все мужчины? Я сам по себе мужчина».
– Милый мой, – говорила она через полчаса, раскинувшись в кресле, – ты подарил мне гармонию. Ты мужчина демонического типа. Ты неутомим, такого я еще не знала. Ты, словно мальчик! Подобные тебе – истинное счастье для женщины. Ты поэт в любви.
Он скромно хохотнул, потуже затянул пояс халата, посчитал своим долгом ответить взаимностью.
– Не приукрашивай меня. Я прост, как валенок. Уж если восхищаться, то только тобой. Ты сохранила истинную молодость. Ты не уступаешь выпускнице десятого класса. Какой заряд эмоций! Гетера!
Такой комплимент она и ожидала услышать. Теперь можно было поговорить об ином.
– Ты обещал мне принести свои произведения. После твоих рассказов об этих диких прекрасных племенах у меня родилась великолепная идея. А не почитать бы тебе лекции на подобную тему! У тебя повествовательный дар, отличная дикция. Дорогой, это преступление – растрачивать талант попусту! Я уже всё обдумала, слово за тобой.
Ему даже не пришлось начинать самому! Он побагровел от ее находчивости.
– О, ты богиня! – воскликнул он и упал на колени, – мне остаётся повиноваться тебе!
Она нежно гладила его волосы, щекотала мочку уха, игриво щёлкала по носу. Он положил окрыленную голову на ее теплые ноги, принимал ласки, обдумывал лекции.
Потом они говорили о великом поэте Лермонтове, жизнь и творчество которого она изучила вдоль и поперёк. Она пела поэту страстные гимны признательности и единомышления, с серьезным вдохновенным лицом читала его стихи, со знанием дела пускалась в философские размышления, коллизии и интриги, потрошила и проклинала убийцу Мартынова (застрелившего поэта на дуэли), создавала образ титана-мыслителя, поэта-мученика…
День угасал, когда она выговорилась, но начал он, о Древней Руси, и чем дальше говорил, тем чаще ловил ее огненные притягательные взгляды, так что сам не заметил, как очутился в ее требовательных объятиях, как, вдохнув уже привычный запах жадного тела, вновь обрел полноту власти и сладости.
Вы думаете, будучи посвященным во всё это дикообразие, я начну обвинять или злорадствовать? В позу оскорбленного достоинства встану? Нет, любимые мои, – кто бы вы ни были там или здесь, не моя это забота. Я не погорелец, мне незачем ковыряться в холодном пепле, выискивая оплавленные крупицы добра. Миссия моя иная, участь почти дерзкая, роль моя – Трагик. Толей меня зовут, а суть моя – трагичная. Вот будь я трагикомичной личностью, тогда бы состоялся иного качества разговор, тогда бы я вам показал, черт возьми, физиономию и седалище человечества!
С присущими мне свойствами и определенной автором ролью я могу обрисовать лишь контуры того, откуда низвергается чад и пепел – будущая почва для возможного великого Царства Вселенной. Дана мне такая поблажка.
Не знаю, кто он такой, откуда взялся и чего добивается. Собственно, меня это и не интересует. Я им доволен. Слышите?! Пока он умело избавляет меня от скуки и даже даёт возможность – проявлять кое-какие сокрытые во мне таланты, те, о которых я и сам ранее не подозревал.
Называет он себя автором, но сдается мне, что никакой он не автор, а низкосортный инопланетянин, исследующий мозговые, физические и моральные свойства современного землянина. Ценности, если хотите. Ну если не инопланетянин, то что-то в этом роде, либо еще хуже. Князь заоблачной информации. Хотя эти версии почерпнуты мною из современных фантастических произведений, так что сам я не очень-то в них верю, и по-прежнему остаюсь в неведении.
К тому же, внешность у него… ну как бы сказать… умственно отсталую напоминает. Роста он маленького, метр сорок девять, лысый, волосатый, кожа – то ли зеленоватая, то ли коричневатая, иногда одного глаза нет, а говорит исключительно точно, чётко, властно, уверенно. Вот за эти последние качества я его и уважаю, а так, когда молчит, – Квазимодо с примесью Черномора и повадками Ричарда Третьего.
Только все это никому ненужная болтовня! Я не из-за этого сюда вклинился.
Рассказал мне автор-аферист одну историю. И не то чтобы правда, и не ложь… одним словом – легенда. И так он искусно ее рассказывал, так она на меня подействовала, и я теперь проникся ею настолько, что хожу и только о ней думаю и живу ощущением ее, героями ее, стал, так сказать, Трагиком поневоле. Чушь!
У меня руки в нетерпении чешутся, хоть и писать необязательно. Выпишу! А то ему всё Нихилова, да Нихилова подавай, а на… мне этот Нихилов?
Прямо и не знаю с чего начать.
«Жил один человек.
И рождение, и детство, и юность, и судьба его были трагичны. Сердце и разум этого человека всегда были полны мрачных мыслей и тревожных чувств. Страдал человек. Бедствовал. Несовершенство мира несло ему горечь и тоску. Болел человек за страдания людей, за муки истязуемых, за слезы матерей и детей, за голодных и гонимых, за несчастья всех и каждого.
Готов был без промедления прийти на помощь, обогреть сироту, ухаживать за больными и уродливыми, работать дни и ночи без сна, если это требовалось для ближнего.
Много добрых дел совершил человек. Спасал, излечивал, кормил, утешал и был примером и ангелом-хранителем для тех, кто его знал, кто о нём слышал.
А мир уже полнился слухами нём. И создавали о том человеке легенды, одна прекраснее другой, и называли того человека Мессией.
Хорошо знал человек людей. Потому что сам был не раз бит и унижен. Потому что сам был не лишен человеческих пороков и телесной слабости.
И потому бежал человек от поклонений, сливался с толпой, и все реже помогал людям, все неохотнее делился с ними мыслями и знаниями.
Понял он, что невозможно единичными благородными деяниями оградить людей от бездны несчастий, вывести их из нищеты, отучить от пагубных привычек, раскрыть им глаза на любовь и мудрость. Понял он, что все его прежние усилия были лишь тщетной возней муравья-спасителя, стаскивающего себе подобных в охваченный пламенем муравейник.
Безумен сделался человек. Насмехался над своими учениками, над их стремлением к добру. Отрицал любые идеи обновления мира, в котором, как уверовал он, продолжала и будет продолжать проливаться кровь невинных и негодяев.
С каждым новым закатом солнца всё яростнее погружался он в трясину пьянства и разгула. Леность и равнодушие съедали его. Ни веселые песни, ни всеобщие празднества не ласкали и не радовали душу его. И душа его отныне была полна холода, злобы и тоски.
И никто уже не сомневался, что умрёт он, как бешеное, смертельно раненое животное, захлебнувшись собственной слюной, желчью последних проклятий, изрыгаемых ненавистному, пропитанному похотью и страданиями миру. Умрёт, не оставив следа и памяти.
И было бы всё именно так, если бы не суждено было тому человеку случайно услышать о великой находке Огненного Слова…»
Пропади он пропадом, этот автор-интриган!
Зовет меня с собой, прерывает, и ничего поделать не могу. Только разошелся, а тут… Волюнтаризм какой-то! Самое ужасное, если он вздумает прервать легенду на этом самом месте. Это было бы с его стороны великим свинством. А вы полистайте, посмотрите, соизволит он мне или еще кому досказать прерванное или нет, вот ему и будет неприятность – какой же автор любит, чтобы его читатели забегали вперёд! Сделайте ему, ради Бога и меня, такой анонсик-прикольчик, пусть его честолюбие повибрирует.
А это – как вам угодно —
«Ф» -акт съемно-звуковой, последовательный. Штучного разряда
(Предобеденное время. Многие улицы города. Площадь перед большим зданием. Лица, лица и машины. Обычный трудовой день.)
По улице мчатся автомобили. Три. Впереди маши………….
того цвета. Позади такая же. Из динамика первой………….
ная речь. Услышав ее, прохожие и машины оста……………..
к обочине. В середине, черного цвета, прива……………………
тым затылком, сидит Мурлин-Нурло, тот………………………..
ловым, которые расположились на за……………………………….
– Пишите лаконичнее, друг……………………………………….
рло, – в нашем деле важны фа…………………………………………..
– Чтобы нам доказат………………………………………………….
не поддаваться эмоция………………………………………………………
– А грехов у…………………………………………………………………
да и засиделся……………………………………………………………………
озел.
– Хо……………………………………………………………………