Цена бессмертия

– Три дня – не такой большой срок, – спокойно молвил я, глядя прямо в ее расширенные от страха глаза. – Человек, если он сильно устал, вполне может проспать и трое суток… Ведь так?

– Да, – кивнула она и судорожно сглотнула. Но глаза ее остались все так же широко распахнутыми и неподвижно уставленными на меня.

– Так поедем сейчас в твой дом, разбудим мужа и выведем его из подвала. Ведь ты просто боишься разбудить его. Так?

– Он не спит, – ответила Лотта. – Я слышала.

– Да? Так почему он не выходит?

– Потому что это не он, – страшным шепотом сказала она.

И наконец, в первый раз за вечер, моргнула. А потом закрыла лицо руками и бурно разрыдалась.

Я оторопело откинулся на спинку стула. Лотта уронила руки на стол и уткнулась лицом в рукава плаща. Ее узкие плечи сотрясались от рыданий.

– Это не он! – еще раз почти вскрикнула она и зарыдала еще громче. Я встревоженно посмотрел по сторонам. На нас подозрительно оглядывались посетители кафе. Я дал знак бармену принести воды и склонился над Лоттой, гладя ее по волосам.

– Лоттик…

– Ты не знаешь, Дэнни!.. Ты не знаешь! – всхлипывала она. – Он… Мне страшно!..

Бармен поставил перед Лоттой стакан с водой. На мясистом лице здоровяка отразилось сочувствие.

– Выпейте, мисс, – прогудел он и откровенно враждебно покосился на меня. Парень возомнил, что я стал причиной расстройства симпатичной девушки. И, судя по его виду, был готов вступиться за прелестную мисс. Я не собирался разубеждать его в своей невиновности, хотя именно сейчас никакие силовые разборки мне были не нужны. Здоровяк стоял, явно выжидая, что я скажу ему что-нибудь такое, что даст возможность съездить мне по физиономии. Я не обращал на него внимания. Парень разочарованно крякнул и удалился за стойку.

Лотта взяла стакан и, стуча зубами о стекло, сделала два глотка. Они подействовали благотворно. Слезы перестали литься, она судорожно вздохнула, вытерла опухшее лицо салфеткой и продолжала говорить:

– Мне просто было страшно рассказать тебе об этом сразу, Дэн… Если бы ты видел, ты смог бы меня понять…

Я понял пока другое: что плотина прорвана, она собирается мне рассказать все как есть. Боже, она заговорила о сути дела, я добился своего! Теперь надо было только прекратить истерику.

– Лотта, – намеренно строго прервал ее я, – если ты решила рассказать все начистоту, то говори тише. На нас смотрят. И излагай внятно, иначе я ничего не пойму – кроме того, что ты испугана до смерти.

– Я понимаю, да… – еще раз всхлипнула она и с усилием заговорила тише и ровнее: – Он заболел месяц назад, Дэн. После того как вернулся из командировки на кибернетический завод. Он там пробыл довольно долго, почти две недели, прилетел весь измученный, он очень плохо переносит гиперпространственные перелеты…

– Так он был командирован на другую планету? – спросил я. Почему-то мне казалось, что работы по созданию Е-существ должны вестись только на Земле.

– На Рамзес-2, – ответила Лотта. Я нахмурился, вспоминая, не слышал ли такое название раньше. – Не мучайся, о Рамзесах широким кругам неизвестно. Это три планеты, специально зарезервированные БЗС под строительство военных баз и заводов, о них знают только специалисты.

– Ясно, – пробормотал я. – Чем он заболел?

– Если бы я знала! – горестно воскликнула она. – Сначала я думала, что это обычная дорожная усталость – Рут восстановит силы после перелета и придет в норму. Но на следующий день он выглядел как больной сильной простудой. Насморк, опухшее горло, головная боль. Он позвонил Максу Гриппу и оповестил о болезни. Грипп прислал ему своего личного врача. Тот ничего страшного не нашел, сделал какие-то инъекции, оставил лекарства и обещал зайти через три дня. И Грегу действительно стало лучше, он вышел на работу…

– В БЗС? – на всякий случай уточнил я.

– Да, да, – раздраженно ответила Лотта. – Не перебивай. – Теперь лицо ее горело лихорадочным румянцем, глаза бегали, она говорила торопливо и быстро. – Знаешь, Дэн, есть такой тип поганок, которые, если их съесть, убивают не сразу, а в течение двух недель. Отравление ими дает такой анамнез: сначала – классическая картина резкой интоксикации, рвота и понос, потом – видимое улучшение, человек чувствует себя более или менее хорошо. Встает с постели, работает, хотя состояние – температура, общее самочувствие, пульс – лабильно, неустойчиво. Но это списывается на последствия отравления. К врачу больной не обращается. И дней через десять-двенадцать отдает концы. Потому что яд этих поганок не выводится из организма, а за две недели незаметно, почти безболезненно разрушает почки и печень.

– Ты отвлекаешься, Лотта, – сказал я. – Зачем ты мне это рассказываешь?

– Затем, – блеснула она глазами, – что с Грегом происходило то же самое. Он не простудился на Рамзесе-2. А отравился там. И когда вернулся, пережил первую реакцию своего организма на это отравление. Выражалась она в виде сильной формы гриппа или острого респираторного заболевания. А потом наступило улучшение… Понимаешь, о чем я говорю?

– Ты хочешь сказать, что твой муж сейчас умирает от каких-то трудновыявляемых ядов, которых наглотался на Рамзесе-2? – спросил я. – Но на основании чего ты делаешь такой вывод?

– Я не хочу сказать, что он умирает, – ровным голосом ответила Лотта. – Я сказала тебе, что он пропал. Я не вижу его уже третий день. И он не подает из своей лаборатории никаких признаков жизни. Но вместо него там поселился кто-то другой….

Губы ее изогнулись и задрожали, на глаза опять навернулись слезы.

– Тихо, тихо, Лоттик, – успокаивающе похлопал я ее по руке. Ее слова были похожи на бред. – Ответь мне: на основании чего ты делаешь вывод, что твоего мужа губит та самая простуда, которую он привез с Рамзеса-2?

– Потому что я видела, во что эта простуда его превратила! – воскликнула она. – После возвращения из той командировки он перестал со мной спать, Дэн, – опустив голову, призналась она. – Он всегда, даже когда засиживался до рассвета в своей лаборатории, приходил и ложился в нашу постель. С того же дня, о котором я говорю, он стал спать в подвале. И ни разу не показался передо мной обнаженным, всегда был в джемпере и джинсах.

– Это еще ни о чем не говорит, – растерянно заметил я. – Мало ли какие у твоего мужчины возникли трудности в интимном плане…

Она не слушала меня.

– А однажды ночью я услышала его шаги в коридоре. Он пробирался на кухню. Я тихо встала и выглянула из спальни. – Лотта закрыла лицо руками. – Денни, он стоял ко мне спиной, голый по пояс, в пижамных брюках. Лунный свет из окна падал ему на плечи… – Она оторвала руки от лица, и я увидел, что оно искажено гримасой отчаяния и боли. – Его спина бугрилась десятками движущихся желваков! У него под кожей ползали какие-то гады, что-то типа толстых коротких червяков!.. – Ее голос сорвался на паническое высокое шипение. – Они вырастали из его плоти, выступали под кожей и продвигались к позвоночнику! Они налезали друг на друга, желваки становились размером с кулак! Это была не спина, а скопище маленьких шевелящихся тварей!

Я замер, вдруг ясно представив себе картину, нарисованную Лоттой. Не скажу, что мне стало страшно. Нет, то состояние, которое я испытал, было сродни параличу: мне показалось, что я не могу ни двигаться, ни говорить…

– Он сделал шаг к холодильнику, достал оттуда литровую бутыль пепси и высосал ее в один присест до дна. После этого твари втянулись в его тело, и спина стала обычной, с гладкой кожей, как у всех людей… – Она дрожащими пальцами вытащила из своей пачки сигарету. – Дай мне прикурить.

Я заставил себя двигаться и молча протянул ей зажигалку. И вдруг сказал:

– С этого и надо было начинать… Черт тебя возьми, Лотта, какого дьявола ты столько времени ходила вокруг да около!

Она как будто не услышала меня, а посмотрела поверх моей головы и сказала:

– Мне сейчас кажется, что весь этот кошмар нереален. Что мне все приснилось. А может быть, так оно и было, Дэн? – Она теперь смотрела на меня с надеждой. – Может быть, то видение – просто кошмарный сон?

Я не ответил. Но эти слова дали мне понять, насколько несправедлив был мой упрек. Я бы сам с удовольствием сейчас поверил, что услышанное мною – плод буйной фантазии самой эксцентричной тележурналистки в Галактике. Что уж говорить о Лотте. Она отталкивалась от этого видения, как могла…

Лотта нервно затянулась и продолжала:

– Я тогда чуть не упала в обморок, кое-как убралась в постель и забилась в угол. Знаешь, Дэн, мне стыдно это говорить, но у меня тогда не было никаких желаний, кроме одного – лишь бы он не вздумал войти и дотронуться до меня. Я бы не выдержала и умерла от омерзения!

– Когда это было? – спросил я.

– Три дня назад. Той ночью он ушел в подвал и с тех пор не выходил оттуда.

– Ты пыталась с ним разговаривать?

– Да, я звала его из-за двери, но он не отвечал. А вчера за ней стали раздаваться какие-то странные звуки…

– Какие звуки?

– Глухое бормотание. Но это не голос Грегори. И я не смогла разобрать ни одного слова. Там кто-то другой. А Грегори пропал…

Эту версию она повторяла уже в сотый раз. «Грегори не обратился в монстра, он пропал» – эта мысль была той ниточкой, которая удерживала ее от срыва в истерику. Естественно, в таком состоянии она не обратилась за помощью ни к Максу Гриппу, ни в полицию, ни к врачам. Позвать их – значило похоронить Грегори Рута, все его надежды, планы, мечты. Все, в чем она принимала такое любовное и деятельное участие… «Ведь он всего лишь пропал, что в этом такого?»