Барыш аккуратно, чтобы не помять красную ситцевую рубаху навыпуск и не испачкать начищенные до зеркального блеска юфтевые сапоги, присел на травку и посмотрел на несколько вырванных листов бумаги, постеленных скатертью.
– Кака эт те газетка?! – попрекнул он Ваньшу. – Это ж цельный журнал «Наука и религия», темнота!
Эвона статья про работу мозга при задержке дыхания. Читать, што ль, не могёшь, комаха* тя задери?
– Нет у его мозгов! – уверенно заявил Петька, с характерным звуком выдёргивая пробку из бутыли с мутной жидкостью. – Ни к чаму яму та статья!
– Чего нету? – напрягся Ваньша. – Мотри, как бы самому мозги не вышибли!
Петька, не обращая ни малейшего внимания на угрозы худосочного приятеля, разлил жидкость по гранёным стаканам и выдохнул:
– Ну, будем!
После чего, слегка дотронувшись своим стаканом до товарищеских, залпом опрокинул его в широкую пасть.
– Хар-рош! – смачно крякнул он, ставя стакан обратно на травку и протягивая другую руку за малосольным огурчиком и чёрным хлебушком.
Остальные последовали его примеру…
И продолжали следовать, пока не опростали пятилитровую бутыль до последней капли. Наиболее слабые богомольцы уже лежали в лёжку, а наиболее крепкие и воинственные отправились разрозненным табуном в соседнее село на традиционный праздничный диспут с тамошними мужиками.
– Эка… – непритворно удивился Барыш, когда в ёмкости не осталось ничего, кроме сивушного запаха.
Поглядел пристально на журнал-самобранку и непослушным ртом промычал, прерываясь на икоту:
– Ван-нь, а Ван-нь… ик… слышь штол-ль?
– Ась? – оторвался от своих булькающих мыслей о работе мозга приятель.
– Хренась! – с обворожительной телячьей улыбкой ответил Барыш. – Эт-та… ик… домой ко мине сгоняй… ик… у миня ещё одна така стоит в сенях под лавко-о-ой…
Тут силы его вероломно оставили, он тяжело рухнул на бок, как подстреленный чукчей из карабина олень, и скоропостижно вырубился.
– Разморило! – понимающе помотал башкой крепыш Петька. – Жарища-то кака… Небось, под тридцатку!
И, с трудом задрав голову, посмотрел на стоявшее в зените дохристианское Ярило.
Ваньша тоже попробовал посмотреть на солнце, но голова его предательски закружилась, и он поспешил сфокусировать взгляд на Петре. Когда тот перестал наконец троиться, к Ваньше в голову забрела ненароком одна восхитительная идея:
– А чо мы тут сидим, по?том оплывам? Айда в Волге скупнёмся!
– И то дело! – согласился Петька, не без труда встав на четвереньки. – Слышь, Барыш, подъём!
Пастух никак не реагировал.
– Гармонь с его сыми! – посоветовал Ваньша. – Так. А терь давай ты под праву, а я под леву! У меня лодка тут недалече.
Приятели взвалили обмякшего Барыша на плечи и потащили к реке, поминутно спотыкаясь и матерясь. Донеся до берега, плюхнули на мокрый песок, не снимая с него ни начищенных сапог, ни красной косоворотки.
А сами стащили с себя всю одёжу, кроме семейных увядших трусов, зашли в воду и стали отвязывать Ваньшину лодку от колышка.
Пока суд да дело, ожил и Барыш.
Неуверенно сел, опершись обеими руками о песок, обвёл мутным взором окрестность и заорал благим матом на всю Волгу вплоть до противоположного берега:
Как по нашей речке плыли три дощечки!
Эх, оп, твою мать, плыли три дощечки!
Потом повернул голову к собутыльникам и требовательно вопросил:
– Иде моя трёхрядка? Петь хочу!
– Морду перва ополосни, певун, – незлобиво посоветовал ему Петька.
Барыш послушался, прополз пару метров на четвереньках и макнул головой несколько раз в воду. Затем шатаясь встал на ноги и поинтересовался:
– А куды эт вы собрались без меня?
– На фарватр! – пояснил Петька. – Ваньша журналов по твому совету начитался и хотит поставить ксперимент. По поводу работы мозга при задержке дыхания. Вот заодно и докажет, что у его мозги есть!
– А-а-а… – протянул Барыш с пониманием. – Ну, ежли ксперимент, то тады айда!
Друзья-приятели не без труда залезли в лодку, изрядно начерпав в неё воды.
Петька выгреб на фарватер, и Ваньша, сложив ладошки одна к другой, как всамделишный богомолец, сиганул с кормы в бездонную неизвестность. Мужики до-о-олго ждали, пока он из неё вынырнет…
Вынырнул Ваньша на Угличской плотине несколько дней спустя, набравши так не хватавшего ему при жизни весу и намертво вцепившихся раков.
Однако результаты сего смелого эксперимента по оценке работы мозга в условиях задержки дыхания так и не попали в научно-просветительный журнал.
Начхать было редакции «Науки и религии» на Ваньшу и на его изыскания с хоть и подтопленной, но всё равно высокой Калязинской колокольни!*
Шальная молодость ея
Валька росла сущей оторвой.
Да и кем бы ещё могла вырасти девчонка, если отец, машинист башенного крана, приползал домой чуть не каждый день «на бровях», бил жену смертным боем, а когда однажды явился трезвым и с удивлением обнаружил в дочке появление вторичных половых признаков, тут же залез ей всей пятернёй в трусы?!
Вот и бегала она чуть не с тринадцати лет по тёплым подвалам в компании бравых пацанов, многолетних подопечных участкового дяди Гриши и комиссии по делам несовершеннолетних.
– Ох, гляди, девка! – не раз грозил ей пальцем участковый. – По рукам пойдёшь – всю себе жизнь испоганишь! Хоть бы мать пожалела…
– А чо её жалеть? – кривилась Валентина. – Сама такую жизнь себе выбрала. Хотела б – давно развелась! А она даже маляву в ментовку писать боится.
И запела с издёвкой:
Умчитесь прочь, мои печали,
И, в даль счастли-и-ивую маня,
Взмахни крылом цыганской шали,