По «банановым республикам» без охраны (роман-путеводитель)

– В самое начало Майя Бич, – отвечает шофер. – Оттуда до рифа километров на десять поменьше будет. А на круг, считай, двадцатку сэкономим.

– А сколько же прямо отсюда до рифа будет?

– От сорока до шестидесяти километров, смотря по направлению.

– А что же я с отельного балкона видел кучу всякой зелени прямо по курсу перед берегом? И лодки, кажись, там плавали туда-сюда. Это разве не риф?

– Не-а, это здесь много всяких островков, мелководье же. Там даже отельчики есть небольшие. Ну, а риф ты отсюда с берега не увидишь. Это на север надо ехать, в Белиз-Сити. Там риф намного ближе к суше. Но все равно с берега его вряд ли разглядишь. Да и как ты себе представляешь его?

– Ну, как, как? Наверно, скалы, поросшие кораллами. А дальше – обрыв в глубину.

– Да, в общем, так и есть. Вот только с берега, повторяю, ты его ни фига не разглядишь. Даже в подзорную трубу. Вот так.

Пока он мне все это объясняет, мы проезжаем аэропортовую зону с гостиницами и офисами и сворачиваем с шоссе на пыльную улицу, привлекая тарахтящим мотором внимание редких прохожих и худющих собак, даже не поднимающихся на ноги из спасительной тени прибрежных зарослей. Народу попадается очень мало, только женщина гарифуна идет вразвалочку с пакетом молока и картонкой яиц, да детишки уже замутили с утра пораньше футбол на замусоренном пустыре. Играют азартно, с криками и руганью на тарабарском наречии, ножки худенькие лупят по бесформенному от старости и детского усердия мячу почем зря. Пыль столбом, дым коромыслом!

Прямо перед поселком по имени то ли «Риверсдэйл», то ли «Ривердэнс» (вот бы заехать «гиннесу» хлебнуть и взять автограф у самого Майкла Флэтли!), сворачиваем с Гилом вбок к морю, тут как раз протекает какой-то ручей, и построек нет вообще. Зато есть пара деревянных лодок в самом устье этого заморыша ручейка, вытащенных по полкорпуса на песок и привязанных канатами к стволам кокосовых пальм. Морская волна до них не доходит, а если и доходит, то совершенно обессилевшая, и они мирно отдыхают на бережку в ожидании своих хозяев. Гил знаками показывает, чтобы я помог ему стащить лодку в воду. Стаскиваем ее в прохладный ручей, который оказывается мне почти по колени, и толкаем в сторону моря. Туда, где морская волна уже перекатывается через песок и гонит пресную воду назад. Гил даже пытается разогнать лодку, чтобы сходу перескочить песчаный перешеек. Я тоже упираюсь посильнее, и вот мы уже в соленой воде.

Разворачиваем лодку носом к берегу, кормой в море. Пикап тем временем описывает круг, почти залезая задними колесами в воду, и замирает, поставленный на ручной тормоз. В пайле лежит двухтактовый мотор Yamaha 20. Это означает, что он имеет под своим металлическим корпусом двадцать лошадиных сил. Для гоночных целей маловато, но для того, чтобы проехать с ветерком пару десятков километров вполне хватит. Гил с братом открывают кузов, берут с двух сторон мотор, плавно, чтобы не пробить еще одну дыру в ржавом дне пикапа, вытягивают его и ставят винтом вниз на песок. Потом перехватывают поудобнее и несут к корме лодки. Мышцы на их поджарых телах во время переноса прорисовываются, как в анатомическом театре – прям, наглядное пособие! Корма слегка покачивается на легкой прибойной волне, но ребята улавливают подходящий момент и водружают мотор на борт лодки с первой же попытки. Пока Гил затягивает крепежные болты и заливает бензин в бачок, его брат называет причитающуюся с меня сумму. Это действительно меньше, чем в отеле. Но мне еще нужно заплатить за 20 литров бензина и за двухлитровую канистру масла, которые он привез. Ладно, не вопрос.

– А нам точно хватит 20 литров на поездку? – спрашиваю я у братьев.

– Если ехать на максимальных оборотах, километров 30–35 в час, то бачка хватит километров на семьдесят. – Отвечает Гил, добавляя масло прямо в бензин. – А если все время останавливаться, то бачка и на пятьдесят мало будет. И, кстати, где твое снаряжение?

Мать честная, про маску, трубку и ласты я как-то вообще забыл! Наверно, с досады, что вчера не догадался про завтрак спросить. А какой же без всех этих атрибутов снорклинг? Эх, растяпа! Но ребята меня успокаивают. У них все есть. И это все входит в турпакет. Так что я, вздохнув с облегчением, забираюсь на корму с зафиксированным покамест в воздухе мотором. Гил с братом толкают лодку в море, а там и сам он запрыгивает на борт, слегка черпанув при этом водицы. Несколько хорошо поставленных (генетическое наследие предыдущих поколений!) гребков деревянным веслом – и мы уже на достаточной для спуска мотора в воду глубине.

Надо сказать, что риф, протянувшийся перед побережьем почти по всей длине страны, вкупе с не поддающимися подсчету островками между ним и побережьем, очень здорово гасит волны, приходящие из открытого моря. Акватория между берегом и рифом, называемая Внутренний Канал, никогда практически не испытывает сколько-нибудь сильного волнения. Идеальное место для снорклинга. И для выхода в открытое море с одной попытки! Пока Гил заводит мотор, я разглядываю бесконечные коралловые заросли, покрывающие лежащие на песчаном дне скалы. Это другой мир. Побывать в нем на прогулке всегда очень любопытно и познавательно.

Я лично просто обожаю один из видов коралла, похожий по внешнему виду на человеческий мозг. Он так и называется – Гигантский Мозг (Giant Brain Coral). Только не серый, как в наших черепах, а именно настоящего темно-кораллового цвета. Подплывешь к нему, и, если не глубоко, то осторожно встанешь, постоишь, покачиваясь на легкой волне, почешешь об него, как о пемзу, ступни и сразу почувствуешь, как нервы успокаиваются. А если постоять подольше, то можно даже почувствовать, как твой собственный мозг начинает просветляться, как у буддистов. Правда, надо признать, случается это просветление далеко не у всех. У некоторых ничего с мозгом не происходит, даже если их волной со всей дури шарахнет башкой об кораллы.

Гил заводит с третьей попытки мотор, и мы начинаем аккуратно выбираться из прибрежных коралловых отмелей. Осторожность не помешает – на их крепких известняковых телах бесславно закончило свою жизнь не одно судно. А уж сколько туристов с полным или частичным отсутствием мозга ободрало об них руки-ноги, да поломало носы и всякие прочие выпирающие конечности – того ни в сказке сказать, ни пером описать!

Берег удаляется, коралловые скалы внизу, под водой, начинают приобретать причудливые очертания, как наши отражения в комнате кривых зеркал, и это означает, что мы выбрались на глубину. Солнце уже палит не по-детски, я смазываю свою изнеженную кожу защитным кремом-блокиратором и растираю его по всей поверхности, особенно лицо, шею и предплечья. Предлагаю Гилу сделать то же самое, но он только посмеивается себе в потешную бороденку. А что ему, в самом деле, с таким-то загаром!

Слева по курсу в воздух неожиданно взлетают петардами несколько летучих рыбок размером чуть длиннее ладони. Грудные и брюшные плавники у них в полете, что крылья и хвостовые подкрылки у самолета, и на солнце отливают всеми цветами радуги! Гил что-то кричит мне, указывая на них пальцем, но я сижу почти на носу, и рев мотора отсекает от меня его сообщение. Рыбки, пролетев несколько десятков метров, исчезают в море, потом выпрыгивают снова, только уже намного дальше. А я осторожно, в полуприсядку, продвигаюсь к корме, где Гил еще раз кричит мне: «Барракуды!». Ну, что ж, удачной охоты, стая.

Не успев толком разогнаться, подплываем к группе разбросанных там и сям островков, поросших кустарником и кокосовыми пальмами. «Gladden Cayes», – сообщает мне проводник. Ага, это, значит, острова Гладден, построенные кораллами на мелководье и мало-помалу засыпанные песочком. Потом к песочку подплывает какой-нибудь покинувший родительский кров и пустившийся в кругосветное плавание кокос, причаливает, пускает жиденькие корни и, обжившись, выстреливает пальмовым стволом в высоту. Привлеченные свежей зеленью и безопасностью, птицы приносят на своих перепончатых лапах семена другой прибрежной растительности, и – пожалуйте бриться! – налицо новый участок, готовый к туристической эксплуатации.

Лавируя между островками на пониженных оборотах, Гил уверенно ведет суденышко дальше на восток. Потревоженные птицы поднимаются над низкорослой зеленью, описывают над нами круги в разведывательном полете, недовольно верещат, передавая зашифрованную информацию оставшимся в гнездах сородичам, но мы непреклонно продолжаем наш путь к рифу. Честно говоря, коралловых зарослей вокруг столько, что можно прямо здесь вытащить лодку на песчаный берег любого из островков и проплавать весь день, знакомясь с местными обитателями в полном одиночестве. Но поставленная цель важнее всего.

Вынырнув из-за последнего острова (хотя какого последнего – рядом их не меряно!), выходим на более-менее открытое пространство, за которым поднимаются волны посильнее. Я понимаю, что мы подплываем к барьерному рифу. Да, это он. Далеко за ним, в открытом темном море волны идут стройными шеренгами на приступ, накатывают одна за другой, пускают пену со злости, но пока доходят до нашей, внутренней стороны, выдыхаются окончательно и только слегка покачивают лодку. Я спрашиваю Гила, а где тут можно устроить маленькое приватное рандеву с ламантинами? Он невозмутимо отвечает, что морские буренки предпочитают места, где растут водоросли. И желательно, чтобы целыми подводными лугами.

– А причем же здесь барьерный риф?

– А их тут и не встретишь. – Радует меня мой лоцман. – Чего им тут делать? Их нужно искать там, где речки впадают в море, где лагуны спокойные близ берега, где для них растут целые пастбища на мелководье. Их же не зря коровами-то зовут.

– Вот те раз! А чего ж мы сюда-то приперлись??

– Ты ведь хотел риф посмотреть? – парирует Гил мой наезд.

– Хотел! А на рифе с ламантинами познакомиться. И, может, даже поплавать в их теплой компании. Они ж ведь людей совсем не бояться. Так?

– Так-то оно так, да вот только, боюсь, они из-за тебя одного сюда специально приплывать не будут. У них своя тусовка в прибрежных лагунах.

– Но ведь мне вчера одна семья из Техаса сказала, что они встретились на рифе с мамашей и детенышем.

– Ну, я с ними не плавал, так что сказать ничего не могу. Может, гринго много рома без кока-колы на грудь приняли? – смеется он добродушно. – Искать ламантинов надо не здесь, а на юге за Пласенсией или на севере за Белиз-Сити. Сюда им заплывать особо не зачем – корму нет. Разве только таких, как ты, да твоих гринго за отдельную плату потешить!

Пока я проглатываю эту грустную для меня информацию, желудок напоминает, что облом обломом, но за хозяином с утра должок имеется. Достаю сандвичи, разворачиваю и протягиваю один Гилу. Тот смотрит на меня немного так с удивлением, но виду не показывает. Берет еду, разворачивает фольгу, и начинает жевать, явно смакуя непривычную пищу, но и не торопясь, чтобы не показать мне, насколько он голоден. Достаю пластиковую бутыль с водой, запиваю сандвич, и тоже протягиваю ее Гилу. Он с тем же неторопливым достоинством берет воду, делает несколько глотков и передает ее мне назад. Достает пластиковый пакет с ныряльными аксессуарами и протягивает мне. Я выбираю ярко-желтую маску с трубкой такого же цвета. Плюю несколько раз на стекло, чтобы не запотевала и ополаскиваю забортной водой. А вот ласты у нас только одни на двоих. Интересно, какого размера?

Примеряю, размер мне подходит. А как же ты? Только отмахивается в ответ. Берет сваренный из трех кусков арматуры якорь и ныряет с ним туда, где между скалами виднеется полоска чистого песка. До дна здесь около восьми метров, но увлекшегося ныряльщика запросто может отнести волной туда, где будет пять, а где и всего лишь два. И почувствует он, болезный, что напрасно вел себя так беспечно в коралловом царстве, и огласит воплем от боли безучастные глубины, да будет поздно. Так что, берегите туловище смолоду, граждане! Поколдовав с минуту на дне, Гил выныривает и говорит, что туристическая полиция следит за тем, чтобы народ не разрушал кораллы и не шутя штрафует и местных и приезжих, если те, к примеру, зацепляются якорем не за скалу, а за сам коралл.

– А как же они видят, кто за что зацепился? – интересуюсь я. – Тут же по отелю на каждом атолле.

– Уж они-то все увидят, будь уверен! – заверяет меня Гил. – Только подплывут и сразу все увидят. Поэтому на сафари всегда едут два сопровождающих. Один следит за ныряльщиками, а другой постоянно за рулем сидит, чтобы, не вставая на якорь, можно было бы поддерживать судно примерно на одном месте.

– А, понимаю, это чтобы восхищенный неземными красотами ныряльщик, вернувшись на поверхность, не наложил бы в штаны, увидев судно в полукилометре от себя.

– Вот-вот, оно самое! – смеется Гил. – Однако ты нырять будешь? Или как?

Я сажусь на борт лодки спиной к воде и запрокидываюсь навзничь, чтобы не задеть ластами сам борт. Вода освежает после часовой прогулки на воздухе, хотя я знаю из утренней сводки по погоде, что температура ее сегодня отнюдь не низкая, что-то около 25 градусов по Цельсию. Значит, воздух к этому часу уже прогрелся более чем на 30 градусов. Но хватит болтать, Гил зовет меня, придерживаясь за якорную веревку.

– Смотри, если поплывешь вот сюда, – он машет рукой куда-то за нос лодки по направлению к островку с пальмой-одиночкой, – там скалы имеют очень красивые подводные протоки. Есть небольшие пещеры. Но предупреждаю, они все уже арендованы. Ты, кстати, мурен боишься?

– Я их только по телевизору видел, – отвечаю, – на экране они страшные. Наверно, боюсь.

– Не бойся, они не выходят из своих квартир, одни морды наружу высовывают, чтобы показать, что помещение занято. Ну, типа, морские собаки. Каждая в своей конуре, только не лает. Но укусить запросто может, если в гости без спросу полезешь.

– Да, ладно, я же все-таки воспитанный человек, – говорю я с перерывами, стараясь не наглотаться соленой воды.

– Если будешь спускаться на песчаное мелководье, сразу на дно не становись, протащи вначале по нему ластами. – Продолжает инструктаж Гил.

– А это еще зачем?

– Там может пригреться, зарывшись в песок, скат-хвостокол. Ты его не увидишь, но если он тебя своим шипом проткнет, то будешь неделю, как минимум, с воспалением лежать.

– Так, ну, давай уж все выкладывай до кучи… – выдыхаю я. – Акулы здесь тоже иностранцев не жалуют?

– Забудь про акул! Человек рифовым акулам не добыча, а угроза. Их тут наши на крючок таскают почем зря. Так что они от тебя, скорее, спрячутся, чем ты от них.

Натасканный таким образом, я бесстрашно погружаюсь в неведомую пучину. И, проплыв от лодки буквально пять метров, застываю, едва шевеля плавниками, то есть, ластами, перед открывшимся мне волшебным миром. Такого я еще не видел! Первое ощущение – это то, что ты по мановению волшебной палочки оказался в зачарованном лесу. Такой подводный лес я видел в детстве в сказке режиссера Роу «Варвара краса – длинная коса». Вот только царя злопамятного Водокрута мне здесь встретить совсем не хочется!

Прямо передо мной торчит мой любимый Гигантский Мозг, но я проплываю мимо, оставляя его на десерт. А дальше идут дивные поляны, поросшие олене – и лосино-рогими кораллами, розовыми анемонами, трубками ярко-желтого и оранжевого цветов. И по всем этим зарослям дефилируют парами рыбки-ангелы всевозможных цветов и раскрасок, рыбка-труба размером с карандаш проплывает не торопясь между рожками (ее там никто не потревожит!), юркий краб карабкается по Мозгу навстречу солнечному свету, а рыбы-попугаи неутомимо долбят своими костяными клювами сук, на котором сидят. Кыш, окаянные, грожу я им пальцем, не троньте кораллы, а то в туристическую полицию пожалуюсь!

Ноль внимания. У них тут свой мир, они никого и ничего не боятся, и подплывают прямо ко мне со злорадными улыбками. Наверно, хотят на зуб, то есть, на клюв попробовать иностранного тела. Я выныриваю, чтобы глотнуть воздуха и осмотреться. Лодка метрах в тридцати от меня. Гила не видно. Наверно, в гости к муренам пошел. Ныряю снова, вернее, опускаю голову в воду и плыву себе над рифом, обозревая леса, горы и долины подводного царства. Открывается ложбинка с желтым песком внизу. По песку ползет здоровенная раковина, оставляя за собой колею, как танковые гусеницы на полигоне. Это моллюск Queen Conch тащит на себе свою крепость. Вот красота – ни тебе ипотеки, ни коммунальных платежей, сам вырастил, сам живу и езжу куда хочу и когда хочу!

Немедленно ныряю, чтобы потрогать караколь (так его зовут местные). До дна метров пять, и в ушах начинает слегка позванивать при быстром погружении. Моллюск останавливается, недовольный, и прячется в свою портативную крепость, а я оглядываюсь по сторонам этого небольшого естественного колодца в плотной рифовой застройке. Ярко-красная звезда медленно вползает на средних размеров Мозг, а из расщелины в скале рядом на меня выглядывает грязно-желтая тупорылая морда с оскалившейся пастью. Зубы в пасти мелкие, но многочисленные и острые, а маленькие подслеповатые глазки глядят на меня как-то не слишком дружелюбно. Ну, типа, чего растопырился-то? Понаехало вас тут… Плыви себе мимо подобру-поздорову.

Воздух в легких заканчивается, и я снова поднимаюсь на поверхность, чтобы отдышаться. Вокруг, сколько глаз хватает, приблизительно та же картина: почти идеально гладкая поверхность воды, а под ней кипит бурная жизнь обитателей рифа. Плыву дальше, опустив голову в маске в воду. Выбираю место для следующего погружения. Вижу внизу колонию морских трубок, разросшуюся до невообразимых размеров. Среди уже знакомых оранжевых и желтых, похожих на трубы церковного органа, вызывающе торчат две штуки ярко-красного цвета, напоминающие полуоткрытые дорожные сумки. Может, подводный органист, ждущий в соседней гримерке третьего звонка, готовится сыграть баховскую Токкату ре-минор, а сумки приоткрыты для сбора пожертвований на коралловые нужды? Так, два полных вдоха-выдоха и – вперед! То есть, вниз!