Клуб любителей Го

– Ладно, ладно, – проговорил он примирительно. – Поговорим про эти камни в другой раз!

– Нет! – запротестовал я, – продолжим говорить про них сейчас! Как только разговор доходит до важного, ты ловко переводишь стрелки, а продолжений потом не бывает вовсе. Поэтому я прошу тебя прямо сейчас объяснить мне, что ты имел в виду, говоря про меня как про человека, к рукам которого часто прилипает то, что ему не принадлежит!

Я перешёл в одно из состояний, которое называл «сварливый». Рефлексируя, я чувствовал низкую энергетику, но перейти в более высокое состояние моментально не мог. Я боролся с собой и видел, как Учитель незаметно и тонко помогает в этой борьбе.

– Откуда я знаю, где я захватил эти камни? – изрёк я, посмотрев на свои руки.

На левой, в районе безымянного пальца, я увидел сильное рассечение. Странно, что я не заметил его раньше. Кровь запеклась, и её натекло достаточно много.

– Наверное, один из камней свода всё-таки упал в темноте, но я почему-то этого совсем не помню, – неуверенно произнёс я.

Он неожиданно серьёзно отнесся к сказанному. Взяв мою руку, он долго вглядывался в порез, а затем достал небольшой флакончик и, смочив его содержимым тряпочку, начал оттирать запёкшуюся кровь.

– Ерунда, – сказал я, – видимо, камень был небольшой, так как, я чувствую, что кость не переломана. Хорошо, что это левая рука, правая всегда нужнее!

– Другой руки быть и не могло, – прокомментировал Учитель последнюю реплику. – Ведь ты побывал в Доме Смерти, а смерть приходит с левой стороны.

– Почему ты называешь каменную щель, в которой я пролежал полночи, «домом смерти»? – спросил я, не вынимая своей руки из его чутких и внимательных рук.

– Я называю Домом Смерти не ту каменную щель, в которой находилось твоё физическое тело, а то место, в котором находилось твоё осознание, – ответил Учитель.

– А откуда ты знаешь, где находилось моё осознание? И почему ты называешь место, в котором оно якобы находилось, Домом Смерти?

– Потому что мы стреляли твоим осознанием именно туда, – его глаза смотрели на меня пристально и не улыбались.

– Что значит, стреляли? – удивлённо переспросил я.

– Стреляли – это значит, что твоё тело удерживалось с помощью каменной щели и свода, подобно стволу орудия. А осознание вылетело из него подобно снаряду. Расположение каменной щели таково, что осознание, вылетающее из тела, бьёт в Дом Смерти. Для более точного попадания я положил тебе в руку маленький камушек. Помнишь, ты зажал его в правом кулаке? Этот камушек подкорректировал твою траекторию, чтобы ты попал туда, куда мы целились. В какой-то момент, уже находясь в Доме Смерти, ты выпустил этот камушек из своей правой руки. Это было опасно! И я учитывал эту опасность. Но у тебя хватило ресурсов набрать в руку что-то, что не уступало по тяжести первому камню. В свойственной тебе манере перестраховываться, ты набрал в руку даже больше того, что было в ней до этого. Именно поэтому ты и примчался назад быстрее, чем добрался туда. Я рассчитывал на что-то в этом роде и поэтому похвалил тебя за то, что ты не обманул моих надежд. Ты же решил в ответ обидеться и залезть внутрь одного из своих любимых состояний. Говоря языком японского Го, это было одно из изящных учикоми[28 - Вторжение (термин японского Го).], выполненное нами ловко и умело!

Услышанное не помещалось в мой ум. Но сейчас он был занят другим. Произнесённое японское слово открыло какую-то форточку. Из этой форточки в моё сознание начали проникать новые, но вместе с тем знакомые образы. Внутри меня что-то зашевелилось.

– Подожди-подожди! – попросил я, – не так быстро. Я хочу вспомнить всё по порядку. После того, как ты ушёл, я долго слушал ночные звуки и меня увлекли сверчки.

– Я никуда не уходил, – ответил он. – Разве я мог оставить твоё тело на поругание диким зверям и туристам?

Я заспорил о том, что помню звук его удаляющихся шагов. А он продолжал настаивать на своей позиции в нескольких метрах от каменной кучи.

– Ведь если бы я ушёл по тропе, то, как бы смог вовремя вернуться и откопать тебя в тот самый момент, когда тебя пора было откапывать?

Эта мысль показалась мне интересной. А ведь действительно, как он мог оказаться вовремя и откопать меня именно в тот момент, когда я пришёл в сознание? Или проснулся, успокоил я сам себя. Вряд ли он мог слышать моё дыхание, в случае если бы реагировал на его учащение.

– А как ты догадался, что меня нужно откопать? – спросил я подозрительно.

– А что мне было догадываться, – усмехнулся он, – когда твоё осознание влетело сюда с таким стуком? Я думаю, на моём месте любой человек понял бы, что тебя нужно откапывать. Находясь рядом, я тут же принялся за дело, и ты можешь быть уверен в том, что я освободил тебя так быстро, как это было возможно!

Сказав это, Учитель вышел из грота. Он говорил с такой убедительностью, что у меня не было причин сомневаться в его словах. Но всё равно, это никак не подходило для того, чтобы называться объяснением, и не лезло ни в какие ворота. Я слышал, как Учитель мочится на камни. А затем я услышал звуки леса. И увидел, что новый день врывается в меня. Я вышел наружу. Он запахивал куртку. Наши взгляды встретились. Казалось, он говорил мне: «всё происходит именно так, как оно должно происходить. Я не использую тебя в своих интересах. Цели заданы свыше! И нам никуда не деться, не улизнуть. Все перекрёстки очерчены, а звёздные перекрёстки помечены особым светом. И если мы остались живы этой ночью, то всё, что нам остаётся – свободно и красиво шагнуть в новый день. И если этот новый день будет таким же сложным и длинным, как прошедшая ночь, то мы не устанем в нём, не надломимся, не побежим назад, не станем метаться в поисках меньшего или второстепенного».

Не сговариваясь, мы направились в лес. Его наполняли утренние тени от встающего за скалой солнца. Наши ноги шли к источнику, и через несколько минут мы были у него. Я с наслаждением опустил руки в прозрачный мощный поток. Встрепенувшиеся лесные комары не осмелились приблизиться к моему лицу. Я наполнил ладони живой струящейся водой и соединил её с собой. Искрящаяся субстанция вошла внутрь сквозь кожу, волосы, зубы и ладони. Её холод встретился внутри с чем-то горячим и две энергии непротиворечиво соединились. Учитель наполнил стакан и попросил меня выпить его целиком. Я медленно вытянул воду. Появилось ощущение, что вода – единый жидкий кристалл, который перешёл в меня и разошёлся тысячами новых живых кристаллов. Величественные колонны буков возвышались вокруг, а приветливое утреннее солнце золотило огромные пятнистые стволы. Мы сели недалеко от родника. Здесь было обустроенное место. Два толстых коротких бревна и грубый стол между ними. В том, как Учитель расположился на своём бревне, было что-то детское и очень задорное.

– Не хочешь перекусить? – он развязывал брезентовый мешок.

Это была неплохая идея! Здесь надо отметить, что мы редко едим в горах. И никогда не перекусываем утром или днём. Эта традиция установилась давно. Двенадцать лет назад я весьма переживал по этому поводу. Ритм моего пищеварения просто восставал против такого подхода к питанию. Учитель же был неумолим. Он настаивал на том, что принимать пищу в горах днём неправильно, да и не хочется. Удивительно, но постепенно я настолько привык к такому режиму, что входя в лес, уже чувствовал себя сытым. По определению Учителя раньше я передвигался в живой природе с помощью желудка. Желудок вёл меня не только во времени, но и в пространстве. Теперь я понимаю, что отчасти это было так. Более того, я стал наблюдать за некоторыми своими знакомыми, и убедился, что такое «имеет место быть». Один мой знакомый бизнесмен превращал в ресторан любое место, в котором находился. Чем бы он не занимался, разговаривал, слушал, думал, играл, гостевал – всё превращалось им в «приём пищи».

Однажды я сам спустился с гор только для того, чтобы выпить кружку холодного пива. Воспоминание об этом пиве осталось у меня до сих пор. Я был достаточно далеко. В районе Ветреного перевала. Мне так нестерпимо захотелось бочкового пива, что я просто не смог бороться с этим желанием. Через четыре часа я стоял у бочки и держал в руках запотевший полулитровый пластиковый стакан. Я смотрел на него ровно одно мгновение. Я даже не смог себя сдержать. Я выпил залпом. Когда пил, мне было очень приятно. Но через минуту, когда я бросал пластиковый стакан в урну, я спросил себя: «Это всё? Всё что ты хотел?» «Вторую?» – спросила женщина продавец, внимательно разглядывая меня. «Спасибо», – ответил я и ушёл. Удовлетворение этого желания заняло у меня ровно одну минуту. Выпив вожделенного напитка, я больше не хотел ничего. Ни пива, ни гор, ни чего бы то ни было. В городе было жарко, стаями ходили отдыхающие. И я брёл вместе с ними, вооружённый своим горным рюкзаком, таким намеренным и бессмысленным здесь.

Но сегодня мой интерес к продуктам, которые выкладывал на стол «командир орудия», не уменьшался. И ведь было на что обратить внимание! Взять хотя бы деревенское сало. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не просто сало. А блюдо, приготовленное руками человека! Учитель заботливо развернул тряпицу, чтобы было видно, как содержимое густо сдобрено чёрным молотым перцем. Такое сало обычно откусывается одним движением зубов, а его тоненькая, но твёрдая шкурка приятно похрустывает на них. Далее в программе был чёрный хлеб, луковица сладкого крымского лука, свежие молодые огурцы. Надо сказать, что любой продукт, который приносится на природу, уже событие. Но что же тогда говорить об особенных продуктах? Приключения ночи окончательно отступили на второй план, я перебросил через бревно вторую ногу, и развернулся к столу. Моё лицо освещала широкая искренняя улыбка.

– Давай перекусим! – Учитель ещё продолжал ковыряться на дне мешка. – Вот, хотел тебя угостить настоящей «Алуштой».

Я хорошо знал это вино, но не стал говорить ему об этом, чтобы не испортить презентацию. Он достал со дна рюкзака заполненную по самую пробку пластиковую бутылочку.

– Я думаю, что ты не раз пробовал это вино из тех бутылок, что продают в магазине. Но это – совсем другое дело. Это настоящая «Алушта», – он игриво подмигнул мне, доставая пластиковый стаканчик.

– А чем, по-твоему, настоящая «Алушта» отличается от той, которую продают в магазинах? – спросил я, протягивая руку.

– Правильной пропорцией, конечно же. Давай попробуем, почувствуешь сам. За твоё возвращение! – он поднял стакан.

Тост немного удивил меня, но я решил списать это на одну из его шуток. Я понюхал, затем пригубил вино, размазав его языком по нёбу. Вино показалось мне необычно терпким.

– Терпкое! – отметил я.

– Такая и должна быть «Алушта». И терпкость ей придаёт сорт саперави. Его должно быть ровно треть или никак не меньше трети!

Мы поговорили о сортах винограда, выпили вино и съели всё, что Учитель достал из мешка. Только за едой я понял, что действительно проголодался. В городе было раннее утро, а здесь казалось, что прошло полдня. Надо было что-то делать дальше. Спускаться вниз не хотелось. Видимо Учитель был того же мнения. Он предложил прогуляться глубже в заповедник, и я не отказался составить компанию.

– А камни? – неожиданно спросил я, затормозив на лесной дороге. – Камни, которые были в моём кулаке, они остались в гроте?

– А какой ценностью они обладают? – Его вопрос застал меня врасплох. Я и сам не понимал, почему я спросил о них.

– Но ведь ты сам привлёк к ним моё внимание? Наговорил загадок, а теперь спрашиваешь меня, какой ценностью обладают камни?

– Ты ещё скажи, что это я положил их в твой кулак, и зажал его твоими пальцами! – его глаза лучились радостью.

Начинается, подумал я.

– Конечно, ты не клал камни в мой кулак, это была полностью моя инициатива. Я сам привёл тебя в горы, забрался в каменную щель, приказал засыпать камнями, потом сходил с ума от переживаний тесного пространства и грезил от недостатка кислорода. Потом я передал тебе камни, а теперь словно маленький мальчик мучаю своего папу вопросами, надёжно ли он их хранит. – Я хотел завестись, но утро было настолько чудесным, а я был настолько расслаблен, что по-настоящему завестись мне никак не удавалось.

– Помнишь, мы когда-то обсуждали с тобой правила Го?

– Конечно, помню, – в моем голосе не слышалось дружелюбие.

– Пятое правило было о том, как камни снимаются с доски. Мы впервые тогда встретились с таким понятием как ход. Ход, согласно пятому правилу, может состоять из постановки камня своего цвета и снятия камня другого цвета, у которого закончились свободные дыхания. Камень, у которого закончились свободные дыхания, снимается с доски. Ты ещё спросил меня, зачем разделять ход и постановку. Не помнишь?

– Почему не помню? Я пока не жалуюсь на память. Я и сейчас думаю, не одно ли это и то же? Зачем усложнять?

От смеха он едва не сложился пополам.

– Действительно, – еле выговорил он сквозь слёзы, – зачем так усложнять! Постановка и снятие, какая разница.