Острова

В тебе одной, забыв про всё,
Ищу себе я вдохновенье,
И мчится, мчится колесо,
Неся на спицах наслажденье.

В тебе одной, как в небесах,
Лазурь встречается с зарёю,
Любовью светятся глаза,
Что мне подарены судьбою.

Заброшенный город

Сквозь дымку тумана в рассветной тиши,
Вошёл я с опаской в заброшенный город,
Который лежал в заповедной глуши,
Внутри ощущая таинственный морок.

Там ветер гонял по проулкам листву,
Зыбучим песком занося мостовые.
Не верилось мне, что я шёл наяву,
Смотрел в мутность окон. Годами – пустые.

И лишь иногда скрипнет где-нибудь дверь,
Как будто бы кто-то желал со мной встречи,
То быстро мелькнёт неожиданно тень,
И с крыши вспорхнёт потревоженный кречет.

Дома нелюдимо смотрели вослед,
Пытались теснить на булыжной дороге,
Вплетаясь в мой, пылью пропитанный, бред,
Плывущий, как марево, в зыбкой тревоге.

Рассветное солнце слепило глаза,
В мозгу воспалённом рождая чудовищ.
Я слышал ужасные их голоса
И знал, что смертельно им хочется крови.

Пески обжигали, как пламя костра,
Вбирая мои обнажённые ноги.
Я видел вокруг только хищный оскал —
Здесь мне никогда не дождаться подмоги.

Все силы и кровь уходили в песок.
Заброшенный город съедал без остатка,
А страх, словно шило, дырявил висок,
Предчувствуя то, что мне будет несладко.

И вдруг всё померкло, возник ураган,
Меня унося, как пушинку куда-то,
Подальше от мест, где клубится туман,
Средь мрачных домов, где приходит расплата.

Готика разбитых витражей

Сквозь призму мрачных витражей,
На прах величия былого,
Свет пробивался из щелей,
Рождая таинство покрова.

Малейший звук пугался стен,
Теряясь в куполе разбитом,
Дробился в гулкой темноте
И будто прыгал там по плитам.

Мох расстилался, как ковёр,
Шаги вбирая осторожно,
За мною вёл немой надзор, —
И этот взгляд я чуял кожей.

Ручей струился меж камней,
Не принося отдохновенья.
И даже стало жутко мне,
На долю краткого мгновенья.

Увидел в отблесках воды
Я смерти, праздничные ленты,
Воспоминания беды,
Кровопролития фрагменты.

Пролился в душу вязкий страх
И сделал ватными колени,
Зашевелился старый прах,
И заметался я, как пленник.

Росли фигуры из земли,
У стен толпой роились тени,
Кого-то в центр волокли
И убивали, без сомнений.

Кровь пропитала этот храм,
Оставив запах сладковатый,
Закрыв дорогу к небесам,
Что стало горькою расплатой.

Июльский полдень

Бутон созрел, и лепестки раскрылись,
Вбирая солнца трепетную страсть.
Желанье необузданное билось,
Насытиться нектаром нежным всласть.