Cерый карлик

– Вообще-то, спешу и…

– Здесь жила моя племянница. Это она с парнем сбежала.

Савельев изменился в лице.

– А-а… – он оглянулся на дом за воротами. – Ладно, давайте. Только быстро.

– Что там произошло? Можете сказать?

– Похоже, парень убил трех человек. Застрелил двух охранников, а хозяина дома убил несколькими ударами тяжелой хрустальной вазы. Как в этом замешана ваша племянница…

– Стоп, лейтенант. Вы уверены, что именно парень застрелил двух охранников? Он совсем еще мальчишка, а у банкира охранники – серьезные ребята. Уверены, что именно так и было?

Савельев помолчал.

– Не уверен. Вообще странно: парень вложил оружие последней жертве в руку, сымитировав самоубийство. Действительно очень похоже. Только не понимаю, для чего. Их же видели, да и на вазе отпечатки наверняка остались.

– В этой истории не все так просто. Мне племянница звонила и причитала, что один охранник стрелял в другого. Понимаю, это кажется отмазкой родственницы, но она бы мне не врала, поверьте. Она бы просто не позвонила мне, не будь там каких-то двусмысленностей.

– Она вам звонила? С мобильника?

– Нет. С таксофона на домашний. Сразу после бегства. Возможно, в доме случились какие-то внутренние разборки, а ребята просто оказались там не вовремя. Вы должны все это выяснить, не поддаваясь на давление Бориса.

Савельев покосился на собеседника.

– Неприятный тип. Он меня достал. В доме и так суета, на кухне странный бардак, а Борис все лезет со своими…

– А что на кухне?

– Во всем доме образцовый порядок, не считая места, где трупы остались, а на кухне все раскидано, упаковки, пакеты, в общем, ничего съестного не осталось, зато жратвой так заляпано, будто кто-то давился всем вперемешку.

Владимир молчал, поглядывая в сторону калитки, и Савельев сказал:

– Вообще плохи дела у вашей девчонки. Ей грозит минимум соучастие в убийстве.

– Что?

– Мне только что сообщили, что в парочке кварталов отсюда нашли труп мужчины, а рядом джип банкира, на котором ваша племянница с бой-френдом скрылась. Судя по описанию, это они. Убили человека, угнали его машину. Даже свидетели, если я ничего не напутал, есть.

Владимир оцепенел.

Когда Савельев, извинившись, двинулся к своей машине, Владимир выкрикнул:

– Только их сначала милиция должна взять, слышите?

9

Савицкий, крепыш из службы безопасности Аркадия, нехотя поднимался по лестнице на самый верх шестнадцатиэтажного дома. Он не любил лифты, и потому уже немного запыхался.

Впереди ожидала милая, пусть и непродолжительная беседа с Гуроном – этим психопатом, у которого от его образа жизни давно мозги завернулись в немыслимые узлы. Савицкому этой встречи ужасно не хотелось, но, как иногда бывало, он в который раз остался крайним, и выбор Бориса пал именно на него. Даже чертов банкир, теперь уже покойный, не был таким охреневшим, как Борис, но Савицкий был именно его человеком.

Савицкий достиг площадки шестнадцатого этажа, выдержал паузу, чтобы привести дыхание в норму, постарался думать о чем-нибудь приятном. Не получилось. Еще бы, перед встречей с Гуроном даже индийский йога занервничает, несмотря ни на какое просветление.

Савицкий позвонил в дверь, думая почему-то о том, вставил ли Гурон перед встречей с ним свою линзу. Или пока этот кретин не на задании, он так и ходит, сверкая своим красным глазом, как поговаривали люди Бориса?

Дверь долго не открывали, и Савицкий почувствовал странную смесь растерянности и облегчения. Гурона нет? Борис лично позвонил ему четверть часа назад, сообщив, что посылает человека кое-что передать на словах: для Гурона появилась работа. Где-то под слоем облегчения мелькнула мысль: может, Гурона прикончили, даже первоклассных киллеров рано или поздно убирают? Савицкий бы не расстроился.

Фантазии не сбылись, не суждено. Дверь бесшумно распахнулась, хотя за порогом никого не было, и Савицкий заколебался. Со своего места он видел часть комнаты: не заправленную кровать, черную футболку на ней, штангу на полу и две массивные гантели.

– Живее, – тихий голос.

Савицкий вздрогнул, вошел. Гурон никогда не здоровался. Ни с кем. Сейчас он стоял за дверью в одних черных спортивных трусах, в руке у него была «Беретта» с навинченным глушителем. Гурон закрыл за вошедшим дверь, на секунду-другую замер, будто прислушивался к тишине на лестничной площадке. Савицкий почувствовал себя гораздо хуже, нежели минуту назад, пока еще поднимался по лестнице.

Гурон сделал шаг назад.

– Говори.

Манера разговаривать у Гурона была неудобной для собеседника – он всегда говорил тихо, словно устал, и ему не хватает сил, и, если человек хотел что-то понять, приходилось всерьез напрягать слух, пусть даже Гурон стоял к нему вплотную. Савицкий занервничал, понимая, что главное – не пропустить ни слова.

Он рискнул взглянуть на хозяина этой квартирки спартанского вида с выгоревшими, словно им была сотня лет, обоями, и едва сохранил прежнее выражение лица. Этот монстр, которому непонятно за какие заслуги разрешали ходить по улицам и даже пользоваться общественным транспортом, не проявил такта, наверное, забыв про свою линзу. На Савицкого вместе с еще целым левым глазом взирала жуть в виде затянутого кровавой пленкой глазного яблока в окружении мелких рубцов по всей впадине. Странно, но стоило Гурону вставить сделанную по спецзаказу линзу, и вся жуть исчезала – в отсутствие кровавой пленки обожженная кожа глазной впадины не так привлекала внимание. Гурон в этом случае пользовался черными солнцезащитными очками даже в пасмурную погоду.

– Славная квартирка, – Савицкий растерялся, в ужасе понимая: то, что он должен передать на словах, при виде этой рожи растекается, ускользает.

– Говори.

Гурон сказал это так же тихо, но Савицкий вздрогнул, будто на него гаркнули.

Гурон не был сильно накачан, но из-за широко поставленного костяка и рельефности мускулатуры, которой профессиональные культуристы достигают лишь к соревнованиям, он казался громадным. Эффект усиливала его смуглая кожа, точь-в-точь, как у индейца, почему Гурон и получил такую кличку, хотя Савицкий как-то слышал, что причина иная: в юности Гурон повязывал на голове свои черные длинные волосы красной лентой, и его угрюмое, как обычно без единой эмоции, вытянутое лицо превращало парня в индейского вождя.

– Я от Бориса, – голос Савицкого дрожал.

Гурон промолчал, это и так было ясно. Преодолев ступор, Савицкий заговорил, стараясь излагать мысли как можно понятней. Замолчав, он проанализировал сказанное: не упустил ли чего?

– Что от меня? – спросил Гурон.

Савицкий растерялся: не только голос, но и манера выражаться у Гурона была ненормальная – нужно было напрягать извилины, чтобы понять смысл сказанного. К счастью, Савицкий быстро сообразил: Гурон спрашивал, что требуется от него.

– Борис хотел взять хахаля племянницы быстрее ментов. Желательно живым. Если девка при этом умрет от «несчастного случая», Борис не обидится, – Савицкий перевел дыхание. – Если щенка сначала возьмут менты, надо бы… надо устроить так, чтоб они его далеко не упрятали.

Гурон молчал, что-то обдумывая. Савицкий уже не выдерживал этого взгляда, который не то, что пронзал, скорее вырывал все внутри, как пуля со смещенным центром тяжести.

– Вот здесь, – он достал конверт, несмело протянул Гурону. – Фото девки и ее хахаля, номер мобильника, характеристика, координаты ближайшей родни, где они могли бы заныкаться.

– Брось, – сказал Гурон.

Лишь после паузы Савицкий понял, что тот требует бросить конверт на пол, что неудивительно для совершенно пустой прихожей – положить-то некуда. Савицкий согнулся, осторожно опустив конверт на пол. Вот еще один прибамбас Гурона: только свихнувшийся попросит кинуть вещь на пол, когда ее просто можно взять в руки.

– Кажется, все, – рискнул сообщить Савицкий.