Божественная трагедия

То что он написал выбило её из реальности.

«У тебя будут дети, Марлен», – отозвался он.

«Кто ты? Откуда и что ты обо мне знаешь?» – набирала она нервно стуча по клавишам. И ждала, как восхода солнца следующего сообщения, смотря на надпись «Собеседник пишет сообщение»

«Важно ли кто я? Достаточно того, что я знаю – тебе плохо. Это тяжелый период в твоей жизни. Завтра у тебя появится интересный клиент».

Марлен почувствовала дыхание на затылке и будто легкий поцелуй, так Алекс целовал её. Она обернулась – никого.

«Это всё абсент, – подумала она и приложилась к бутылке вновь – не хотела выныривать из этого состояния. Она пила и отправляла огромные сообщения Ангелу. Ей казалось, что Алекс вернулся. Пусть в Сеть. Но он появится и вживую.

Её разговор был обо всём. А Он стал нем. Она так и заснула перед монитором.

Утро было болезненным. Но сообщения не исчезли. И ей стало вдруг мучительно стыдно за свои сообщения, но она попыталась отстраниться – вчера за нее говорил алкоголь, сегодня – похмелье.

Марлен позвонила на работу и сказала, что будет во второй половине дня. Долго отмокала под душем, смывая сумасшедшую ночь, но надежду было не смыть, предощущение хорошего закралось в душу.

Звонок в дверь вытянул её из ванной.

Стирая капли пушистым полотенцем Марлен прошлепала к двери, оставляя мокрые следы и приложилась к глазку.

На площадке стояли два парня. Один высокий, жилистый, второй казался патцанчиком.

«Оглобля с прутиком пришли, – подумала Марлен. – Здесь же не лесопилка! Опять, небось, продавцы чего-нибудь или сектанты»

И не открыла. Ее больше интересовала ночная переписка. Хотелось разобраться. Что это помешательство, навеянное абсентом, или составляющая действительности, аргумент в пользу жизни.

Сообщения из внушающих веру слов существовали независимо от потерявшего смыслы субъекта, то есть её – Марлен.

Девушка набрала сообщение: «Спасибо за чудесную ночь, Ангел».

Но абонент по-прежнему молчал.

Она изменила статус на страничке: «Ангел подарил мне крылья»…

Марлен вернулась к началу переписки. Сомнения и боль одолевали. Кок она могла поверить?

Она перечитывала и перечитывала фразу: «У тебя будут дети». Таблетки глотать расхотелось. Совершено.

Шаг 2. Великаны и полурослики

Пространство перед глазами застилала огненная стена. Языки пламени лизали веки. Горячо спать.

Почему и здесь, на чердаке, так неуютно спать? Сны? Человеку, которому редко приходят сновидения такое обилие ночных образов странно, и должно что-то значить. Но что?

Макс распахнул глаза – темень. Только на веках осталась оранжево-огненная обводка.

Он сомкнул веки. Оранжевое схлопнулось в звезду. В камень. Блаженная темнота заполнила небытие. До момента засыпания. И снова – огонь! Из языков пламени вырастали башни кремля, двузубцы стены шевелили языками.

На взрыв телефонной мелодии Макс ответил выстрелом. Он хотел убить эту огненную точку звука, возникшую в его сознании. Шарики пневматического пистолета врезались в темноту, оставшись где-то в чердачных балках.

Это война засела в его сознании. Армия была радостью по сравнению с адом боевых действий. Тогда жизнь становится кардинально другой. Координаты существования вертелись юлой, и ты переставал понимать, где сон, где явь. Где реальность, где иллюзия.

А потом вновь гражданское бытие. И кульбиты координатных осей понимания жизни. И существование это не из самых лучших. По сравнению с тем, останешься ты жив в следующую секунду или нет, быт казался мелким, пресным… Тошнотворным. Поиск денег, кризисы денежные, обесценивающие заработанное. Кризисы духовные, обесценивающие прошлое. Ложь и правда, законодательные оргии подминающие личности, правительственный предел беспредела и пустые разговоры. К чему это все?

Макс спал с пистолетом, к сожалению пневматическим. Ему казалось, что этот мир прорвется, как бумага и через трещину хлынут враги. А он их встретит горячими пулями.

Но телефонный звонок не успокаивался. Дятлом продалбливал дыры в тишине.

Макс посмотрел на экран мобильника – абонент засекречен.

– Да!

– Что, пьяная скотина, ты собираешься платить алименты?

Макс сразу успокоился, услышав голос бывшей жены. Стервозные женщины его успокаивали.

Здесь не было ни врагов, ни друзей. Серо и однообразно. И мир не был бумажен, он был таким, какой есть. От этого однообразия Макс даже принимался бухать. Но это ухудшало самочувствие и унижало чувство собственного достоинства.

– Да, Света! – сообщил Макс трубке. – Немного удачи в поиске работы и ты озолотишься. И ты знаешь, я трезв.

– А когда будет эта удача? – спокойно поинтересовалась жена.

Макс выставил руку с пистолетом и прицелился в луну.

Пуф!

Стекло отражающее небо разлетелось вдребезги и осыпалось на керамзит пола.

А все-таки на чердаке было хорошо. Здесь он мог позволить то, что никогда не позволил бы себе в квартире. Вообще, чердак и подвал – это особенные места – другие стороны реальности. Правда, подвал давил проблемами сверху, а на чердаке он сам находился надо всем. А на чердаке он сам находился надо всем. Он часто сбегал сюда к воркующим голубям и воробьям, носящимся под балками.

Чтобы оказаться в другом мире, достаточно залезть на чердак: подняться на последний этаж, взобраться по железной лестнице и – это простаранство! Керамзит под ногами, будто каменистый пляж Ялты… Деревянные балки, словно это не дом современности, а некая древность. Окна на потолке, в которые смотрит небо то звёздное, то лунное, то солнечное. И здесь очень свободно дышится.

– Что там гремит?– поинтересовалась жена.

– Небо, – спокойно ответил Макс. – Понимаешь, Света, я не хотел верить многому, что про тебя говорили…

– Мне наплевать! Что ты там себе надумал! Мы всё будем решать в суде!

– Я тебе сказал: я собираюсь платить алименты…

Макс скинул вызов.

Он уже несколько дней не мог спать в своей квартире, сбегал на чердак. Ему казалось, что потолок комнаты многотонен и ему недостаточно бумажности стен. Макс выходил на чердак и спал там. Благо подобрал ключ. Все подсобки Петербурга обычно запирались. Антитеррористическая программа в одном из своих проявлений.

Чердачные окна смотрели в небо. Макс очаровывался их взглядом. Их синева охлаждала оранжевый пыл его век.

Он мечтал перешибить своими выстрелами из пневматического пистолета одну из балок, поддерживающих крышу. Стрелял почти наудачу. Пояс пулек украшал балку. Дальше дело не шло.