– Моргана-то? – лениво переспросил Та-Орхэльд, словно раздумывал. – Ну, нет.
– Что такое?
– Да ну ее. Жирную корову.
– Ну, тебе ж с лица не воду пить. Физиономию можно и тряпочкой завесить.
– При чем тут физиономия. Дура она какая-то…
– Так это лучше. Будет тихая, послушная. Клад – не жена.
– Клад-то клад… Да уж больно ест много.
– А ты что, не прокормишь?
– Да ну…
– Тогда кого же? Серину? Так она ж еще мала.
– Можно старшую. Отдашь Магиану?
– Магиану? – принцесса, припав у наблюдательной щели, увидел, как отец чешет в затылке. – Я бы отдал. Только где она? Леший ее знает.
– Найдешь – отдашь.
– Боюсь, к тому моменту, когда найду, ты уже сто раз женишься. Да и нужна ли она тебе, порченая?
– Почему думаешь, что порченая?
– Думаешь, она одна сбежала? Говорят, с каким-то парнем.
– Тогда дай попользоваться. Раз порченая, то уж все равно.
– Подумаю. Но главное-то – породниться. Что ж это за родство – попользоваться?
– Ладно уж, женюсь. Не на Магиане, конечно. Ну, скажем, на Серине. Моргана мне ни к чему. Кроме того, она и на троне-то не поместится, – оба мужчины залились хохотом и принялись отпускать шутки, от которых девушка покраснела и отвернулась от ажурной стенки.
Снова взялась за бриллиант и аккуратно, пальчиком, подтолкнула его в углубление. Чуть скрипнув, откинулась узкая каменная дверка, и в нише, которую она закрывала, обнаружился ларец. Моргана осторожно взялась за него с перенесла на стол.
Открылся он просто – никакого замочка. Внутри лежало зеркальце на изящной ручке, совсем маленькое, карманное, кольцо, пригоршня просверленных жемчужин, завернутых в полуистлевший платок, цепочка с несколькими камушками в оправе и два створчатых гематитовых браслета. Все это принцесса, осмотрев, уложила обратно в шкатулку, которую обернула своим шарфиком, сунула подмышку и поспешила прочь из тайного кабинета леди Деавы Нэргино. Внизу, в покоях отца хмельные мужчины начали петь песни сиплыми, но громкими голосами.
Моргана с облегчением закрыла за собой каменные двери. До своих покоев она добралась, никого не встретив по дороге, и первым делом спрятала шкатулку под кроватью. Ей очень хотелось посмотреть, что же за предметы там внутри, но разумнее было сперва положить на место материнское украшение, чтоб никто не хватился. Девушка, сжимая в кулаке драгоценность, уже направилась к двери, как та распахнулась, и на пороге возник пошатывающийся, пьяный Арман-Улл.
Принцесса отшатнулась, машинально закрываясь руками. В пьяном виде властитель был опасен, это знали во дворце все, от Деборы до последнего слуги.
– Так, иди-ка сюда, коровища, – рявкнул отец и схватил дочь за руку. Моргана побледнела от боли – хватка была очень сильной. В глазах Армана-Улла вспыхнули желтые искры, и, неторопливо подняв свободную руку, он ударил принцессу по лицу. Слегка. Для начала. – Как ты смеешь быть некрасивой, дрянь? – просипел он. – Принцесса должна быть красивой или хотя бы хорошенькой. Должна привлекать мужские взгляды – ни на что другое она не годится. На черта мне сдалась такая уродина, как ты? – правитель схватил ее за горло и слегка сжал. Глаза девушки округлились от ужаса. – Мне наплевать, что ты будешь делать. Я даю тебе две недели. Если не похорошеешь, разберусь с тобой по-свойски. Отправлю под нож, чтоб с тебя срезали лишний жир. Поняла? Что молчишь, мерзавка? – и замахнулся снова.
Моргана пыталась что-то сказать, но в перехваченном ужасом и отцовской рукой горле слова и звуки застревали. Привычка повиноваться скрутила судорогой ее тело – девушка даже не пыталась сопротивляться.
А в следующий момент хватка ослабла, и принцесса упав на пол, поползла прочь.
Перед Арманом-Уллом стоял Руин. Он был на полголовы выше отца, и крепко держал его за запястья. Девушка не видела лиц ни того, ни другого, но ей стало очень страшно. Она затихла, как мышка, спрятавшаяся за угол от кошачьей лапы.
Мужчины смотрели друг другу в глаза. Губы правителя, на которых неприятно пузырилась пена, дрожали и кривились в причудливой смеси страха и ярости. Руин смотрел твердо, и одним взглядом говорил больше, чем мог сказать словами. При всех недостатках Армана-Улла он прекрасно чувствовал момент, недаром же сумел заполучить в свои руки власть над целым миром. Сын не делал ни одного угрожающего жеста, он казался невозмутимым, но очевидно, что сестру он собирается отстаивать всерьез. Впервые за двадцать лет отец пожалел, что приказал обучать своего отпрыска магии. Сейчас он отнюдь не был уверен, что одолеет Руина, дойди дело до открытой схватки.
С другой стороны, возможность напасть еще не есть само нападение. Нельзя заключить в темницу того, кто даже не пытается нападать. Но если кликнуть стражу, не исключено, что охранники прибежать не успеют, и в Провале появится новый правитель. В сознании Армана-Улла тут же вспыхнула хитрая мысль – подождать немного, потому что мальчишка рано или поздно не выдержит на людях. Тогда-то его жизнь окажется в руках у отца.
Он резко выдернул запястья из ослабшей хватки сына, бросил на него злой взгляд.
– Ну, смотри, – просипел он, развернулся и ушел.
Руин проводил его задумчивым взглядом – никто не мог бы угадать, о чем он подумал – и нагнулся над сестрой.
– Ты в порядке?
– Что ты наделал? – пролепетала она.
– Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал?
– Я… Руин, он же тебя ненавидит. Он тебя отравит. Или как-нибудь иначе?
– Это пусть будет моей заботой, – раздраженно сказал принц. – Ответь – с тобой все в порядке?
– Да… Он только разок дал пощечину.
– Ага, а потом душил. Что случилось? Или просто у папы плохое настроение?
У Морганы задрожали губы. Слезы ручьями полились по щекам, испещренным красными пятнами, с ярким отпечатком пятерни на одной из них. Она смотрела на брата с тоской, от которой у него оборвалось сердце.
– Руин…. – принцесса с трудом перехватила воздух. Она задыхалась, как тогда, когда отец держал ее за горло. – Руин… Я умоляю… Ты сказал, что болезнь можно излечить… Я умоляю… Излечи.
– Моргана, – принц протянул руки, попытался взять ее за плечи – она в испуге оттолкнула его, даже не сознавая, что делает. Как всегда, в моменты психологического напряжения боязнь контакта с мужчиной становилась неосознанной, и принцесса готова была защищаться от любого мужчины, протянувшего к ней руки.
– Руин, папа сказал, что разделается со мной. Он сказал, что прикажет с меня… жир… срезать… Если…
– Что – если?
– Если я буду такой… такой…
– Такой, какая ты есть, ты хочешь сказать? Но, сестренка, ты же должна понимать, что это ерунда. Отец не может наказывать тебя за то, в чем ты не виновата.
– Что ж, – с горечью сказала Моргана. – Когда, напившись в следующий раз, отец решит исполнить свою угрозу, я испытаю облегчение, что происходящее – ерунда.
Руин поднял брови. Он никогда еще не слышал, чтоб сестра говорила так твердо, даже с достоинством. Словно призыв к толпе, она гордо бросала ему в лицо слова, исполненные иронии и даже своеобразного мужества. Принц не любил говорить лишнего, но у него было очень говорящее лицо. Он думал сперва возразить, потом задумался, опустил глаза в пол. Оба отпрыска правителя отдавали себе отчет в том, что их отец способен очень на многое. Даже, пожалуй, на все.
Моргана почувствовала слабину.
– Руин, я умоляю тебя. Ведь он сделает то, что обещал, я знаю.