Скиталец

– Я не хочу конины. Я хочу свинины.

– Ну и хоти. Привередливый мой.

– А еще я хочу тебя.

Она посмотрела на него с ласковым терпением, свойственным добрым матерям. Какое-то время они молча ели из одного котла, стараясь не зацеплять ложку ложкой, а потом он оделся в подсохшую нижнюю одежду, решив, что досушит на себе. Девушка не имела ничего против того, чтобы ее обняли, но прикосновение холодной мокрой рубашки никому не придется по вкусу. Она покосилась на спутника, пробормотала: «Не мытьем, так катаньем…» – и жестом руки высушила ему одежду. Правда, только ту, что была на нем.

– Что будем делать? – через какое-то время спросила она.

– Неторопливо собираемся и отправляемся в Италию.

– Почему в Италию?

– Потому что оттуда ближе к Германии. Можно будет обновить багаж слухов.

Девушка склонила голову набок и частым гребнем, купленным накануне в ближайшем селении, принялась расчесывать волосы. Густые пряди цвета мокрой змеиной кожи в свете костра скоро заблестели, как дорогой шелк. Хоть и одетая в самое простое платье, она выглядела изящной, как дочь короля, и прелестной, как мечты юного рыцаря.

– Ты уверен, что слухи верны? – проговорила она, помолчав.

– Насчет судьбы короля? Увы. Кажется, все так и есть, как говорят.

– Но как такое могло случиться? Как можно взять в плен короля самого могущественного королевства Европы, если он посреди своего войска…

– А он не находился посреди войска. В том-то и дело. Помнишь его поведение во время путешествия по Италии?

– Конечно, помню.

– Тогда ему повезло. Но, должно быть, государь решил, что ему будет везти до смертного часа. И в результате оказался в плену.

Девушка смотрела на своего спутника с тревогой.

– И что ты собираешься делать?

– Сперва надо выяснить, что именно произошло. Кто предал короля, если его кто-нибудь предал. Куда и как его увезли. И кому это выгодно.

– Ну и как же ты будешь это узнавать?

Дик неотрывно смотрел на огонь. В оранжевом свете черты его лица обострились, словно осунулись от усталости или горя, губы сжались. На самом деле никакого горя он не испытывал – только решимость.

– Кое-что я уже узнал, – сказал он.

Глава 1

Два месяца понадобилось гонцу, чтобы из французского графства Нормандия добраться до Кипра с известиями, предназначенными королю Английскому. Командор тамплиеров, обосновавшийся в лефкосийском замке, потребовал гонца к себе и беседовал с ним больше часа. Хотя все это время оба угощались лучшим кипрским мавроном, гонец стойко держал при себе свои тайны. Он пересказал тамплиеру только те французские и английские новости, которые в Европе давно были известны всем. Командор, не так давно благополучно уморивший Исаака Комшша, бывшего императора Кипра, а потому чувствовавший себя совершенно свободным от дел, решил вместе с гонцом «прогуляться» в Сирию.

Ему хотелось увидеть выражение лица короля Ричарда.

Выражение превзошло все его ожидания. Созерцая, как его величество то краснеет, то бледнеет, командор испытал глубокое наслаждение и счел себя отмщенным (еще год назад Ричард как-то походя оскорбил командора, даже не заметив этого, но тамплиер-то ничего не забыл…).

А новости и в самом деле были не самые приятные. Во-первых, выяснилось, что графу Моргену, то есть Иоанну Безземельному, в простонародье известному как принц Джон, надоело сидеть и покладисто ждать возвращения брата, который некогда обещал со временем выделить ему какое-нибудь королевство в Сирии. Больше всего на свете Иоанн желал, чтобы его брат и вовсе погиб на Востоке. В этом случае корона вполне могла оказаться на голове самого младшего сына Генриха. Но всем известно – человек верит в то, во что хочет верить. Принц верил, что его брат погибнет, и забыл, что это лишь его желание. Он решил, что именно так все и произойдет.

А раз дело обстоит подобным образом, то не следует терять времени. Ричард, считая себя слишком молодым, чтобы думать о завещании, не распорядился о том, кого в случае его смерти считать наследником – Иоанна, младшего брата, или Артура, малолетнего племянника. Кто должен это решить в случае гибели короля в Сирии, было неясно, но Иоанн понимал одно – если он еще до этого «печального» и такого долгожданного события захватит в Англии власть, вопросов ни у кого и не возникнет.

Но как же быть с клятвой, данной Иоанном Ричарду, – не совать носа па Британские острова до возвращения воинов из похода в Святую Землю?

Принц думал недолго. В конце концов, нарушение клятв было для него привычным делом, как и для всех представителей европейской знати (впрочем, дела на Западе обстояли не лучше чем на Востоке), и он быстро нашел лазейку. Ведь во Францию уже вернулся король Филипп-Август! Не так ли? Так. Он был в богоугодном походе? Был. Значит, поход закончился, а клятва выполнена. Значит, хитроумный принц может вернуться в Англию.

Там он первым делом выгнал в три шеи ставленника своего брата – Вильгельма Лоншана, канцлера и юстициария, назначенного наместником. Лоншан едва успел избежать казни, а принц начал распоряжаться, как в собственной вотчине. Разумеется, снабжать воюющего в Сирии брата деньгами он не собирался. С чего бы это? А вдруг тот погибнет? И куда в таком случае денутся деньги? Пропадут? Может, король уже погиб. Зачем зря волноваться?

Но и это было еще не все. Добравшись до Парижа, Филипп-Август вздохнул свободнее, пересчитал имеющихся у него солдат, деньги и вассалов, после чего объявил свою клятву не воевать против Англии, пока не вернется Ричард, недействительной. И напал.

Что ж ему – в самом деле ждать, пока английский правитель всласть навоюется в Сирии?

Да и глупо это. Клятва клятвой, а королевское достоинство – королевским достоинством. Филипп-Август счел свое королевское достоинство ущемленным.

От такого известия Ричард стал равномерно-малиновым, и Эдмер Монтгомери решил, что короля сейчас хватит удар. Он поддержал было сюзерена за локоть – и едва увернулся от мощной оплеухи. Хоть и граф, он не был застрахован от подобного обхождения со стороны короля. Приходилось мириться.

– Fumier![1 - Дерьмо (фр.)] – завопил его величество. – Grue! Salope![2 - Кокотка! Распутница! (Фр.)]

Придворные переглянулись. Вне всяких сомнений, все сказанное относилось к королю Французскому, и хоть ругательства звучали несколько не в тему, никто из сановников и не подумал заступиться за Филиппа-Августа, то есть объяснить своему суверену, что обзывать Капетинга женщиной… да еще легкого поведения по меньшей мере несправедливо. Иметь дело с разъяренным королем было попросту опасно. Этак можно схлопотать под горячую руку.

Что, в конце концов, вассалам английской короны до репутации французского государя?

Правда, покричав немного, Ричард Львиное Сердце глубоко задумался.

– Но, государь, – осторожно возразил граф Суссекс. – Вы не можете так просто покинуть Сирию, где уже полстраны пало к вашим ногам. Допустимо ли оставить Иерусалим в руках сарацин, когда до него – лишь один шаг?

В аду вопит тот, кто последним посмел указать, что я могу, а чего нет! – крикнул король, и графу стало очень не по себе. – По-твоему, я должен безропотно отдать свое наследие этому надутому индюку? Этому a set avoiton de tribu Capete? Pourquoi donc?[3 - …выкидышу племени Канет? С какой стати? (Фр.)]

– Государь, я…

– Молчать, Суссекс! Пока еще я – ваш король!

С этим никто не стал спорить.

Принимать решение было мучительно. Больше всего король желал быть одновременно в двух местах. В Нормандии – чтобы наподобие своего предка Рольфа де Маршала, первого герцога нормандского, всадить длинную иглу в жирную задницу французского короля. Но и здесь, в Сирии, ему тоже хотелось находиться, причем неотлучно. Ему казалось, что Сирия – осенняя яблоня: стоит лишь потрясти как следует, и города спелыми яблоками сами попадают в его корзину.

Первая мысль была о маге – если кто VI в состоянии сделать так, чтобы король смог поспеть и там и там, так это лишь он. Но Дик Уэбо, граф Герефорд, совершал паломничество и до сих пор не вернулся. Предполагать можно было что угодно – в том числе и то, что он не вернется уже никогда. Дороги охваченной войной страны всегда очень опасны.

Вторая мысль была о том, что во Франции осталось некоторое количество его войск. Пока Филипп-Август будет брать один замок за другим, он истощит свои силы в боях (ведь французский король – не самый талантливый военачальник), и тогда-то из-за моря накатит на него волна английских войск…

Конечно, добрая половина солдат в армии английского короля говорила на разных французских диалектах, но это не имело никакого значения. В те времена нападали не на страну, а только на конкретного барона или графа или короля, и воюющие никогда не делились на англичан и французов или, скажем, французов и испанцев – только на своих и чужих. Вчерашний враг на следующий день мог по каким-нибудь своим соображениям перейти на другую сторону – и немедленно становился союзником. До «великих отечественных» войн было еще очень далеко.

Поразмыслив, Ричард просветлел лицом. Он решил, что и в самом деле, если уж Сирия так просится в руки победителю, лучше быстренько захватить Иерусалим и тогда возвращаться в Европу. Король не сомневался: потребуется совсем немного времени, чтобы разделаться с султаном, а потому приказал готовить корабли.

Знать приуныла. В первую очередь новость заставила погрустнеть тех графов и герцогов, которые были спокойны за свои земли, поскольку те располагались не во Франции, а на Британских островах. Им, конечно, не было дела до земель французских собратьев. Куда больше интересовали их собственные приобретения. Лишь тогда королевство Иерусалимское могло стать королевством, когда Иерусалим оказался бы в руках франков. И лишь тогда Генрих Шампанский принялся бы на радостях одаривать всех землями направо и налево.

А новые земли – это новые доходы. Кто ж откажется?