В утиль

– Оставьте меня. – последовал ответ. – Мне слишком печально жить на этом свете.

Слесарь снова присвистнул от неожиданности, ибо все его потребности, находясь на попечении медицинского персонала, закрывались с лихвой. – Ты что скуксился, парень?

Юноша отвернул свою голову от дерева и, посмотрев на Степана, явил миру свою яркую царапину поверх лба. Тот только и успел опереться на палку, чтобы не потерять равновесие от отстранения.

– Нехорошо себе вред причинять, малец. – только и успел произнести опешивший Иваненко. – За тобой вон, врачи следят, а ты себя уродуешь.

Парень мигнул помутневшим взглядом и глянул в сторону, куда-то сквозь слесаря, покамест тот находился рядом. – Я только вчера от врачей, мистер. – голос юноши прошибал январским морозом из-за своего равнодушного тона. – Я всё забыл…

Степан Петрович грустно покачал головой, ибо участливость и эмпатия в нём жили ещё со времён дворовых посиделок. Стоявший перед ним подопечный медицинского учреждения был слишком молод, чтобы познать истину жизненных трагедий, а потому вызывал в душе слесаря изрядную долю скепсиса. – Ну чего ты мог забыть в твои-то годы парень? – только и смог произнести слесарь. Юноша трагично закатил глаза и уткнулся исцарапанным лбом в лиственницу.

– Любовь свою забыл.

Та степень правоты грустного парня, какую только можно было отвергнуть лишь тому, кто в жизни не любил пронзила Степана Петровича насквозь. Ведь и у него в жизни были свои «шуры-муры» с девчонками, правда скорбеть об их уходе из его жизни Иваненко так и не научился.