– Вы обманщик, – сердито сказала Екатерина, – притворились здоровым, а на самом деле больны.
Шешковский протестующе поднял руки и начал доказывать свое отменное самочувствие обычным способом изъяснения, к которому привык:
– Не извольте сердиться, матушка-государыня. Несмотря на злостное покусительство сквернителей верных слуг престола, заверяю, что не дошел до состояния полного погубления, но токмо немного сомлел от кратковременного отсутствия духа.
– Жених снова возвращается к жизни, – заметил Храповицкий.
Императрица с несвойственной несдержанностью оборвала его:
– Ваши замечания неуместны. Позаботьтесь, чтобы больному оказали помощь.
Храповицкий вызвал слуг и приказал препроводить Шешковского в лекарские покои. Екатерина стала ходить по кабинету, изредка останавливаясь у столика, чтобы сделать глоток воды. Это свидетельствовало об ее крайнем раздражении. Сердито сопроводив взглядом ковыляющего Шешковского, она с досадой воскликнула:
– Ну что вы на сие скажете?
– Боюсь, наш конь не доскачет до венца, – сказал Храповицкий.
Императрица поморщилась и хотела снова отругать статс-секретаря, но тот услужливо поднес ей стакан воды. Она поблагодарила. Нет, секретарь, конечно, ни при чем. Но, согласитесь, обидно потратить столько сил, чтобы в последний момент все рухнуло из-за какого-то пустяка. Неужели нельзя ничего сделать? Храповицкий понял этот немой вопрос и как бы между прочим сказал:
– Спектакль может быть сыгран вторым составом.
– Что вы имеете в виду?
– Ваше величество знает, что случай часто благоприятствует молодым исполнителям.
– Вы говорите об этом молодом человеке, Нащокине?
– Точно так-с. Уверен, что он отлично справится с ролью, во всяком случае без всякого труда сможет постоять, посидеть и даже…
– Довольно, довольно… вам никак не обойтись без пошлостей… Ну а как же величальная, там же другое имя?
– Не извольте беспокоиться, все будет сделано в наилучшем виде.
Екатерина задумалась. Кажется, предложение заслуживает внимания, не отменять же торжество. Правда, перед стариком неудобно.
– Возможно, он еще поправится, – нерешительно проговорила она.
– Без сомнения поправится, – уверил Храповицкий, – мы тогда этому скакуну другую пару подберем.
Екатерина погрозила ему пальцем, но не строго, было видно, что предложение принято. Храповицкий попросил разрешения удалиться, дабы сделать новые распоряжения.
– Прошу вас не афишировать наше решение, – напутствовала его императрица, обожавшая разного рода сюрпризы, – особенно невесте. Я ведь обещала окончить дело к ее полному удовольствию.
Храповицкий приложил палец к губам – дескать, могила. Через некоторое время хористы получили новые слова величальной:
Так пребывай же вечно славна,
Прекрасна дщерь княгиня Анна!
И чтоб потомством род прославил
Наш князь младой Нащокин Павел.
Им строго наказали, чтобы они до времени никому ничего не говорили. Они и не говорили, только пели.
Представление началось в означенное время. Все участники играли свои роли с большим воодушевлением, хотя неожиданно введенный в спектакль Нащокин безбожно путал слова. Зато Аннушка, обрадовавшись замене партнера, выглядела сущим ангелом, от нее будто свет исходил. В зале не нашлось, верно, ни одного сердца, которое бы не дрогнуло в ответ на излучаемое ликование. А потом, стоя перед алтарем, она не сводила глаз с божественного лика и, шевеля губами, вела с ним доверительный разговор. Юная пара вызывала общее умиление, и довольная императрица призналась:
– У этого дела есть хороший конец, только Шешковского жалко.
– Да, про его тело такое не скажешь, – согласился Храповицкий.
– Вы это про что? – насторожилась Екатерина и погрозила ему пальцем: – Вы настоящая проказа!
– Проказник, всего лишь проказник, ваше величество.
Она поглядела на улыбнувшегося Храповицкого и нахмурилась. Просто так, для острастки – сегодня ей совсем не хотелось сердиться.
Тихая месть
Петя Тихонов поступил в кадетский корпус 10-летним мальчиком. Мать его незадолго до того умерла, а отец, полковой командир, был так занят хлопотливой должностью, что руки до сына не доходили. Отдавать его сестрам он не рискнул из-за боязни испортить характер наследника женским воспитанием и после недолгих раздумий привез в корпус, дав на прощание такое наставление:
– Учись, сын, по своему разумению, но нашей фамилии не позорь.
По правде говоря, Петя в таком наставлении не нуждался, поскольку имел характер своенравный, всегда коноводил и в корпусе своих привычек менять не захотел. Сразу же остановил Ваню Горохова, самого маленького кадетика, и деловито осведомился:
– Обижают?
– Еще чего? – вскинул тот голову и показал рогатку. – Пусть только сунутся.
– Молодец! – одобрил Петя. – Ты – за себя, а мы – за тебя!
С тех пор их всегда видели вместе.
Во всяком заведении новички подвергаются испытаниям и доверчиво воспринимают разного рода наставления. Для старожилов наступала благодатная пора – появлялась возможность распространить свое влияние на новое поколение и обложить его данью. Не успели новенькие обустроиться, как к ним в гости пожаловали «старички». Петиному отделению достался старшеклассник, чье пребывание в корпусе перешагнуло на второй десяток, поскольку тот оставался на второй год чуть ли не в каждом классе. Его фамилия была Кабанов, хотя более известен он был как Вепрь, что вполне соответствовало его вздорному нраву.
Начал Вепрь вполне миролюбиво: предложил померяться с ним ростом. Он оказался на голову выше всех, Горохов едва достигал ему до второй пуговицы на гимнастерке. Вепрь задержал его и объявил:
– На каждом завтраке будешь отдавать мне полбулки, – немного помолчал и соизволил пояснить: – У меня больше энергии уходит. Справедливо?
Ему отважился возразить только Петя:
– Нет! Вы уже не растете, а Гороху нужно усиленное питание.
Вепрь осмотрел его с ног до головы и зевнул:
– Ты тоже будешь приносить мне полбулки.
– А хуже не будет? – бесстрашно поинтересовался Петя.
Вепрь протянул руку, намереваясь схватить насмешника, но Петя ловко увернулся, еще и нос показал. Вепрь разразился бранью и устремился за ним. Дело происходило в классной комнате, особенно не разбежишься, а Петя и не думал. Проскочил между парт, прыгнул на тумбу, где хранились учебные пособия, и пока Вепрь разворачивался, он уже с кафедры показал ему нос. Тут и помощь подоспела в виде Ваниной рогатки, и на лбу у Вепря появился кровоподтек. Дрались обычно до первой крови, да разве теперь до правил? Взревел Вепрь и устремился на обидчиков, тем волей-неволей пришлось убегать.
Далеко, правда, убежать не удалось – в коридоре наткнулись на своего офицера-воспитателя майора Батова. В кадетские выяснения отношений он предпочитал не вникать, полагая, что его питомцы сами должны находить выход из своих затруднений. Это был старый служака, уставший от службы и потому предпочитавший пользоваться неуставной терминологией.