Свидание с несостоявшимся

Я прошел по луг?, не заметив цветов,
Пересмешника слышал, но не узнал,
Растерял, промотал, всё богатство миров.
Возможно, не то и не там я искал.

Всё чаще минувшее вижу во сне,
Чувства бегут – вдруг стали пугливы.
Привык я валяться в душистой траве,
А тут волдыри от жгучей крапивы.

«Меня накрыло тучею бордовой…»

Меня накрыло тучею бордовой,
Дождя ни капли так и не пролившей.
Я укрываюсь ею как покровом,
Пропахшим переспелой вишней.

К забытому истоку припадаю —
Течет в нем боль, что так и не простила.
Калитку на ночь плотно прикрываю,
А то кручина в гости зачастила.

«Обрывки фраз на скомканном листе —…»

Обрывки фраз на скомканном листе —
Они кричат. Пронзают тишину.
А лунный свет на стареньком холсте
Мостит дорогу в холод. В вышину.

Но нет ответа в строках на полу:
Припасть к земле?
Или над ней взлететь?
И вот, прильнув к замерзшему стеклу,
Я в нем пытаюсь небо разглядеть…

«Ночная мгла. Лишь отсвет лунный…»

Ночная мгла. Лишь отсвет лунный
Пески зыбучие ласкал:
Бродил в пустыне ангел юный,
Как будто что-то там искал.

И вдруг вскричал: «Прости! Я внемлю!»
Впервые волю дав слезам.
Тут небо бросилось на землю
И превратилось в океан.

«Прощаясь с прошлым безвозвратным…»

Прощаясь с прошлым безвозвратным,
Не я исход мой изберу.
Кем стану: Полем благодатным?
Или песчинкой на ветру?
Одной рассветною росинкой,
Средь не услышанных шагов?
Иль высохшей давно слезинкой,
Упавшей с белых облаков?

Чайка

Крылом ударила. Не по воде. По памяти.
Гладь встрепенулась годовыми кольцами…
И вот стою в толпе на стертой паперти,
Где нищие смешались с богомольцами.

Звенящий страх и будничность предательства
Вступали в битву с мыслями мятежными —
Творили гении на грани помешательства,
Оплеванные злобными невеждами.

«С Парнаса на Олимп я прикатил…»

С Парнаса на Олимп я прикатил,
Там ждал Сатир – проказник и повеса.
Меня и нимф он щедро угостил
Амброзией, украденной у Зевса.

Я им о прошлом спьяну ворожил,
Слагал всем оды, больше всё хмелея,
И палача лишь взглядом проводил,
Когда летел казнить тот Прометея.

Не скоро я расслышал скорбный глас,
Меня корил он, требовал ответа…
И я вернулся снова на Парнас:
Олимп – совсем не место для поэта.

Холодно

Звездный ковер – будто с неба срисовано,
Свет лунный пробрался сквозь старую крышу.
Нет ничего. Только холодно.
Холодно!
И тихо.
Такой тишины я не слышал.

Тень, как распятие над изголовьем,
Перепуталось всё в сомненьях и муках.
Я погибаю. Я скован безмолвьем.
Не хочу тишины!