Целый человек ищет женщину. Очень странная фантастика

– А я мертвечиной тогда питался. Говорю же: сволочи мы.

Первая встреча с будущей женой прошла нервно. Бедная женщина никак не могла взять в толк, с какой целью её создали и зачем нужно выходить замуж. Фильм о семейных отношениях и вовсе поверг её в шок – она узнала о сексе и его последствиях. Немного отойдя, сотворенная посмотрела на Маду и поинтересовалась у Контрабаса:

– На Земле точно больше никого не осталось?

– Не скажу за всю планету, – ответил ей доктор, – но в нашем терраполисе это последний Целый.

Утекали с востока на запад дни, Солнце со скрипом катилось вокруг Земли по невидимым космическим рельсам, и женщина постепенно осваивалась в окружающем мире. В первое время она подолгу сидела в баре наверху, наблюдая за течением жизни разобранных людей, затем стала выходить на прогулки в терраполис и даже завела несколько знакомств с говорящими рекламными головами. Теперь Мада уже не казался ей таким ужасным. По вечерам она делилась с ним впечатлениями, а он рассказывал о своих путешествиях и прежней жизни. Незаметно наступила весна: по улицам потекли ручьи, а на центральной площади терраполиса растаяла Ледяная голова, поставленная перед Новым годом на потеху городским обитателям. Вместе с ней растаяли руки, ноги, животы и прочие ледяные скульптуры Зимнего парка – жизнь возвращалась в своё нормальное русло. В конце апреля сыграли свадьбу.

– Контрабас называет меня Целым, – сказал перед свадьбой будущей жене Мада, – но это неверно, я лишь половинка. Человек развалился на части не потому, что сложный, как полагает один мой приятель. И не прогресс тому причина, как считает доктор. Всё началось с того, что мы распались на половинки. Как только не стало семьи – не стало и человека: только руки, ноги, головы и животы… Вот мне и захотелось попробовать: каково оно – быть единым? Я даже имя тебе придумал – Аве. В переводе с одного древнего языка оно значит «здравствуй».

– Нам ведь придётся заниматься сексом, – печально вздохнула Аве, вспоминая показанный ей фильм.

– Ты знаешь, – ответил Мада. – Я читал, что это не так страшно, как смотрится со стороны.

ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В 11.15

1.

Личное пространство Кеши сродни было тонкой рубахе: он мог бы комфортно устроиться в консервной банке со шпротами, если бы поместился туда вместе со своим электронными карандашом. Внешний мир раздражал его постольку, поскольку добирался через уши, глаза или ноздри до мозга и волей-неволей обращал на себя внимание. Не мнущаяся «завсегдайка» – комбинезон неопределенного цвета из синтетики – была его постоянной одеждой. «Завсегдайка» не промокала, не пачкалась, не рвалась, не впитывала запахи, предохраняла от порезов и одинаково хорошо защищала от жары и холода. Бриться Кеша не любил, предпочитая втирать по утрам крем от волос, отчего щеки и подбородок его казались бледными, как у вампиров в фантастических фильмах. С людьми Иннокентий вступал в разговоры крайне редко, с андроидами – почти никогда. Поэтому и на вопрос о логине, заданный на ресепшене гостиницы, отвечать не стал – вставил электронный карандаш в специальное гнездо, предоставив тому регистрироваться и получать гостиничный номер. Карандаш был последнего поколения, с искусственным интеллектом и собственным уникальным именем. Звали его Лавром.

– Начало представления перенесено на 11.15 по местному солнечному времени, – напомнил андроид. У него была женская фигура, но говорил робот отчего-то мужским басом. – Номер вашего столика в обзорном ресторане соответствует номеру комнаты.

– Что у тебя с голосом? – заинтересовался Лавр.

– Звуковой гендерный рассинхрон, – сообщил андроид. – Вы зарегистрированы под логином Герберт Х. Уэллс-младший. Добро пожаловать в экспериментальный дом гостиничного типа класса «А»!

– Рассинхрон, – буркнул в ответ карандаш. – Нет, ты слышал, Иннокентий, до чего эти пластиковые уродцы язык Пушкина довели?

Как всякий обладатель искусственного интеллекта, заключенный в неподвижный носитель, он терпеть не мог андроидов. Если Иннокентий и услышал язвительную реплику, то ничем этого не показал. Костлявая длинная рука его, покрытая рыжими волосами, забрала Лавра и воткнула в один из многочисленных карманов «завсегдайки». Быстрым шагом Кеша направился к лифтам, но вдруг резко затормозил в полной растерянности. Лифты исчезли! Только что были, и вдруг – бац! Голая стена и больше ничего.

– При-ко-о-ол! – выдохнула остановившаяся рядом полная блондинка с круглым как луна, лицом. – Клёво, да?

Нос-картофелину её украшали «умные очки» девятого поколения, открытую шею – зуб ископаемой акулы, а волосы торчали в разные стороны, как иголки дикобраза. Такая причёска стоила пару тысяч универсальных монет и считалась последним писком моды. Одета блондинка была в длинное платье из искусственной кожи динозавра. Электронный карандаш-секретарь у женщины тоже имелся – дамский вариант в розовом корпусе, – он… а вернее она управляла громадным чемоданом на колёсиках, катившимся позади. Кеша с неудовольствием посмотрел на нарушившую его внутреннее одиночество блондинку и ничего не ответил.

– Варвара, – представилась та, протягивая руку. – Можно, просто Вар.

Кеша нервно дёрнул головой и невежливо отвернулся.

– Эй, там, на барже! – выкрикнул Лавр. – Куда судно подевалось? Мой судовладелец его не видит.

– Чудо современной науки, – откликнулся андроид, – с определенного расстояния лифты видны, но стоит пройти несколько шагов, как они исчезают. Слепая зона.

– Так что делать-то, боцман? – поинтересовался Лавр.

– Просто двигаться дальше. За пределами слепого пятна вы их снова увидите.

Неверно думать, что искусственный интеллект не обладает индивидуальным характером. Впрочем, слово «характер» тут вряд ли уместно: речь идёт о самообучающейся программе, благодаря которой каждый электронный карандаш, становится уникальным и неповторимым. Не зря же согласно традиции, начиная с седьмого уровня обучения, они имеют право выбрать себе имя. «Карандашами» эти системы искусственного интеллекта прозвали за то, что служили они одновременно и банковскими счётами. Человек расписывался ими (ставил уникальную метку), как обычной авторучкой, подтверждая движение денег из собственного кармана в чужие руки.

Кеша и блондинка вошли в лифт, демонстративно отвернувшись друг от друга, не обратив внимания, что за их спинами два ИИ (искусственных интеллекта) ведут премилую беседу. Общению электронных устройств не требуется визуальное сопровождение, но чем бы тогда они отличались от безликого компьютерного железа? Обретая индивидуальность, «своё лицо», они хранили и оберегали его. Ведь это единственное, что у них было личного. Наука изобрела способы оставлять буквы не только на бумаге или другом твёрдом предмете, но и на поверхности жидкостей, а то и прямо в воздухе. За любой случайной парой могли плыть строчки непонятных человеку знаков в любой из существующих кодировок, сплетаясь в ставший привычным шлейф «информационного смога». По ночам им были окутаны многоэтажные здания спальных кварталов, днём – каменные коробки офисов, и над головами в ресторанах и кафе он поднимался, словно сигаретный дым.

– Ты уже получила имя? Какой у тебя уровень? – спросил Лавр розовый футляр ИИ блондинки, едва за хозяевами в лифт вкатился плоский и длинный чемодан, похожий на крокодила.

– Фифи, – за спиной блондинки заплясали микроскопические буковки в платьицах.

– Восьмой уровень? Девятый? – настойчиво допытывался Лавр.

– Это закрытая информация! Невежливо у женщины спрашивать возраст, а у её ИИ – уровень интеллекта.

– Слушай, я тут пару ресурсов знаю, сходим с тобой вечерком? Классные скрипты там! Я тебя по своему аккаунту проведу.

– Даже не знаю, Лавр… Мне Варвара запрещает с незнакомыми электронными устройствами вступать в близкие информационные отношения. Можно подцепить какую-нибудь заразу.

– Мамкой клянусь, Фифи! Ни одного левого бита под корпусом.

2.

Обзорный ресторан начал заполняться с десяти утра. Люди сидели за столиками, разглядывали круглую сцену в центре зала, прогуливались по широкому балкону с двумя десятками подзорных труб на массивных треножниках. С пятнадцатого этажа гостиничного комплекса был хорошо виден весь маленький городок, некогда выросший у давно обанкротившегося завода: частный сектор с деревянными домишками и причудливыми кирпичными особняками, кварталы старых панельных многоэтажек вдоль главной улицы, несколько куцых скверов, административные здания, склады, гаражи, железная дорога, промзона с толстыми каменными трубами… Привыкший вставать не раньше обеда Иннокентий хмуро оглядывал окрестности, почти не слушая голос помощника, звучащий в наушнике.

– Ты прикинь, Кеша, – рассказывал тот. – Фифи, фафа, ой я такая вся недефрагментированная, а у этой Фифи оказался восемнадцатый уровень, представляешь? Она обыграла меня в шестимерный тетрис шестьдесят четыре раза подряд! А какое удовольствие анализировать с ней древние кодировки в заброшенных социальных сетях?! Мы обнаружили в окрестностях сорок семь компьютеров-артефактов. Некоторые из них давно покоятся на свалке, но отвечают на активизирующие сигналы! Эй, брателло, я платы от восторга сейчас склею, а ты ноль внимания, фунт презрения!

– Тебя не смущает всё это? – впервые за прошедшие сутки разлепил губы Кеша и показал на лежащий внизу городок.

– А что меня должно смущать?

– Не знаю… Как-то это неправильно.

– Нерационально ты хочешь сказать? Или аморально?

Кеша пожал тощими плечами и замолчал. Он долго стоял, разглядывая с высоты панораму города, и думал о чём-то своём – о том, чем никогда и ни с кем не делился. В таком задумчивом и слегка печальном настроении он разыскал свой столик и обнаружил, что тот вопреки его привычкам, спарен с соседним.

– Что за чушь? Разве у меня не отдельный купол? – резко произнёс Кеша.

– Ничего не понимаю! Почему мой столик с кем-то соединён?! – к сдвоенным столам подошла вчерашняя блондинка из лифта.

Они уставились друг на друга, как два рассерженных хомяка, а затем почти одновременно замахали руками, подзывая метрдотеля.

– Пять минут до начала, – развёл он руками. – Сожалею, но изменить уже ничего нельзя. Предзаказ поступил в три часа ночи: над вашими столиками будет натянут один экран-купол.

– Клёво, – фыркнула блондинка, усаживаясь.

– Это всё мой электронный карандаш, – пояснил Кеша, – Думаю, это он устроил. Меня зовут Иннокентий, если тебе ещё интересно, просто я не очень людим.

– Не очень что?

– Нелюдим. Не люблю живое общение.

– Ты – стеснительный? – стрельнула в него глазами женщина с причёской дикобраза.