Они прошли дальше, дойдя до конца коридора, после чего свернули налево. Здесь коридор был уже короче, упираясь в представительного вида дверь, на которой висела табличка с именем директора детдома. Игорь Владимирович достал из кармана связку ключей, выбрал один, которым и открыл дверь кабинета. Пока он проделывал это несложную операцию, Дима посмотрел назад. За его спиной, была лестница, ведущая на второй этаж. Там Диму ждала его новая комната. В который раз за короткий промежуток времени ему стало дурно. Он даже пошатнулся на ватных ногах, но силой воли заставил себя не упасть в обморок.
В кабинете было солнечно и ярко, совсем не так как в коридоре. Сюда лучи проникали через большое окно. По мнению ребенка, в этом кабинете стоял организованный беспорядок. А еще здесь было слишком много тумбочек, бумаг и полок. А стол и вовсе занимал чуть ли не половину пространства.
Директор приюта повесил халат на вешалку и занял место на стуле, приблизив к себе зеленую папку. Открыл он ее с надменностью опытного сказочника.
– Итак, Дмитрий Сергеевич Степин, две тысячи второго года рождения. С сегодняшнего дня тебе предстоит стать частью детского дома под номером 3, и я хочу верить, что ты не станешь для нас головной болью. Ты ведь умеешь вести себя хорошо, не так ли?
Дима решил ответить ему кивком.
– У нас здесь устоявшийся за многие годы порядок, благодаря прописанному перечню прав и обязательств. Ты с ними можешь ознакомиться сейчас в моем кабинете. – Игорь Владимирович, указал ручкой себе за плечо, на одну из многочисленных бумажек, прикрепленных к стене. – Такой же перечень есть в столовой, в ванной комнате, и в коридоре на доске объявлений. Также, ты получишь лист со своими правами и обязанностями от Тамары Григорьевной, вместе со сменным бельем.
Тамара Григорьевна продолжала стоять за его спиной, словно конвоир, скрестив руки на своей груди, отрезая ему возможные пути к бегству. Диме не составило труда изобразить ее в своей голове в форме офицера СС.
– В этих стенах ты продолжишь обучение…ты в третий перешел?
– В четвертый, – чуть ли не шепотом поправил директора приюта Дима.
– У нас высококвалифицированные учителя. Они научат тебя всему тому, что должен знать любой ребенок твоего возраста. Также у нас есть медпункт. Куда ты сможешь обратиться с проблемами, связанными со здоровьем. Если у тебя есть некий творческий талант, развить его ты сможешь в нашем кружке. Один мальчишка, который поступил к нам полгода назад, заявил, что его творческий талант заключается в умении обращаться с футбольным мячом, и поинтересовался, если он сможет развить эти навыки в кружке. Ха-ха! Вот он шутник, не права ли?
Диме не было смешно.
– Я ему посоветовал развиваться на футбольной площадке. Кстати, такая у нас тоже имеется. Те, кто не любит футбол, могут играть в песочнице или же сидеть на лавочке в парке, но – исключительно в компании с другими детьми. Одиночки у нас не в почете. Дети должны развиваться в коллективе, а не замыкаться в себе.
Игорь Владимирович кашлянул пару раз в кулак, открыл шкафчик стола, выудил некую таблетку зеленого цвета и кинул себе в рот. Видимо он подцепил раннюю простуду, или виной было частое курение. Подавив кашель, заведующий продолжил:
– Мы стараемся найти общий язык со всеми нашими подопечными, и к каждому находим уникальный подход. Но, – Игорь Владимирович сделал многозначительную паузу, прежде чем завершить мысль, – мы придерживаемся правила, что каждый должен отвечать за свои поступки и как ты будешь вести себя с нами, также и мы будем к тебе относиться. Ты пойми, я не хочу тебя пугать, но я стараюсь говорить с тобой откровенно. Ты понял, что я имею в виду?
Дима вновь ничего не оставалось делать, как только кивнуть в ответ. Радовало одно: детские сюсюканья прекратились.
– Вот и умница, а теперь, Тамара Григорьевна покажет тебе твою комнату и постель.
На этом беседа «по душам» с директором детского дома № 3 завершились.
4.
В комнате, куда поселили Диму, было двенадцать кроватей. Все на одно лицо и все, на первый взгляд, страшно неудобные. Его прежняя кровать была больше раза в два, да и кровать в доме тети Светы казалась удобнее этих. Здесь стояли запахи простыней и хлорки (пока дети играли в парке, уборщица вымыла пол), сочетание которых приводили к щекотке в ноздрях.
– Займи третью кровать от окна, с правой стороны, – хмуро произнесла Тамара Григорьевна, указав правильное направление пальцем. Дима зашагал вперед, держа в руках аккуратно сложенную одежду. Он любил свою и он не хотел с ней расставаться. Джинсы, зеленая майка и рубашка в клетку – последние вещи, которые остались ему в память о матери и отце. Но, просить, или же настаивать, на том, чтобы сохранить эти вещи при себе он не решился. – Дети, сейчас на улице. Когда они вернуться, ты должен быть в сменной одежде. Грязную – отдашь. Через час у нас обед. Соседи по комнате покажут тебе столовую. Не пропадешь.
Тамара Григорьевна ушла, и Дима остался один. Теперь он мог расслабиться, скинуть с лица маску невозмутимости, и вновь стать маленьким мальчиком, у которого раны на сердце так и не затянулись. Он присел на край своей новой пастели, положил на колени одежду и заплакал.
Но слез было гораздо меньше, чем он ожидал. Хватило лишь на то, чтобы две слезинки потекли по щекам, и, сорвавшись с подбородка, упали. И хотя в груди он чувствовал невыносимую боль, выразить ее уже никак не мог. Она просто была, он ее чувствовал и на этом все.
Он вытер тыльной стороной ладони щеки, после чего дал себе обещания, ни при каких обстоятельствах, не показывать слабость. Теперь он сильный, и никто не докажет ему обратного. Никто не обидит его! Да, ему только десять, но он уже не ребенок. Детство ушло, можно сказать – умерло в той машине, в которой разбились родители.
Дмитрий Степин встал с кровати, отложив в сторону одежду, и принялся раздеваться.
Одежду он сложил не менее аккуратно, чем ту, что принесли из кладовой. Затем, он приподнял матрац и спрятал одежду под ним. Дима не собирался ее отдавать. Пусть ему пообещают, что ее отмоют и обязательно вернут обратно, он не даст себя обмануть. Одежда останется у него, пусть даже ему не придется ее больше надевать. Он сохранит ее как приятное воспоминание, как некоторые хранят фотокарточки о памятных днях прошлого.
Закончив с переодеванием, он подошел к окну.
Комната находилась на втором этаже, и вид из окна открывался красивый. Он находился почти на одном уровне с верхушками деревьев, что только укрепляло в нем веру в сказанные самому себе слова о своем раннем взросление. До, он не только повзрослел по годам, а даже ростом стал гораздо выше, чем любой из его сверстников.
Ниже деревьев находилась площадка для игр, на которой играли около трех десятков детей, под пристальным присмотром двух взрослых в белых халатах. Громкие крики эхом разносились вокруг, наполняя весельем пока еще теплый воздух ранней осени.
Внизу, на первом этаже, зазвенел колокольчик, и работники приюта, начали зазывать детей внутрь. Из-за угла здания появились другие дети, в сопровождении также двоих взрослых. Затем еще…и еще…Дима не ожидал увидеть такое количество воспитанников детдома. По приблизительным подсчетам, детей было не меньше сотни. Все были разных возрастов, если по росту можно было судить о годах.
Белокурая девочка в красном платьице лет восьми-девяти, стоящая в сторонке, подняла вверх голову и уставилась на него. Дима непроизвольно сделал шаг назад, отойдя от окна. Ему было неловко за то, что его застали при наблюдении, словно он занимался чем-то постыдным. Но, взяв себя в руки, он вернулся к окну. Девочка продолжала глядеть вверх. И увидев его вновь, помахала ему рукой. Дима помахал ей в ответ и улыбнулся.
Дети, дружным шагом, вошли в здание детдома. Взрослые шли за ними следом, а замыкала колону его новая знакомая. И судя по лицам работников приюта, их мало заботил факт, что ребенок шел позади остальных, словно сам по себе.
Диме понравилась ее самостоятельность, и он засмеялся по-детски весело и громко. Он неожиданно быстро проникся к ней симпатией и уже мечтал поскорее познакомиться с ней.
5.
– О, новенький! Откуда ты, новенький?
Обратили на него внимание мальчишки, которые вошли в комнату, но первым заговорил рыжеволосый парень с веснушчатым лицом. Он морщил нос и щурил глаза так, словно солнечные лучи слепили ярким светом даже под сводами крыши. Внешне он выглядел ровесником Димы.
– Я из Стерхова, – ответил ему Дима, чувствую легкую дрожь волнения.
– Так это не далеко отсюда. А звать тебя как?
– Дмитрий Степин.
– Дмитрий Степин, – передразнил черноволосый парень, который на голову возвышался над остальными детьми, вошедшими в комнату. Он прошел к своей постели и плюхнулся на нее в одежде. – Ты еще отчество назови.
Рыжеволосый слегка понизил голос и произнес.
– Это Эдик. Он у нас старший.
– Эдуард Валерьевич! – добавил тот.
«Старший», повторил в уме Дима. «Скорее всего, здесь речь идет не о росте и не о годах. Плохо, когда кто-то считает себя важнее остальных».
– Парень он не плохой, но заносчивый, – добавил Рыжеволосый, после чего протянул руку. – А меня Петром зовут. Как апостола. Поэтому меня в ворота ставят, когда мы гоняем в футбол. Ты любишь футбол?
– Не очень. Но, мой отец болельщик «Спартака»…То есть был болельщиком.
– А это Стас и Генка, – поспешил его познакомить с другими парнями Петя, видя, что на глазах его нового знакомого наворачиваются слезы из-за дурных воспоминаний. – Мы трое – друзья. Уж не знаю почему. Есть еще один друг – Артем, но он в туалете. Познакомишься с ним уже в столовке.
– Привет, Димка.
– Привет, Димка.
Дима пожал руки Стаса и Гены, при этом испытывая некое слабое теплое чувство. Такое же чувство он испытал когда смотрел несколькими минутами ранее в окно.
Среди пришедших девочки, которую он видел из окна, не было. Девочек среди них вовсе не было. Они наверняка имели отдельную комнату. И почему только он решил, что увидит ее среди пришедших?