100 великих заговоров и переворотов

Зимой замок Татбери был вовсе не пригодным для жилья. Эмиас подыскал два дома – один для Марии Стюарт и ее слуг, другой – для него самого и подчиненной ему стражи. Один из домов принадлежал дворянину сэру Джону Джифорду, арестованному за приверженность католицизму. У хозяина был сын Джилберт, обучавшийся во Франции и находившийся в дружеских отношениях со святыми отцами из «Общества Иисуса».

В иезуитской семинарии в Реймсе он подружился со своим соотечественником Джоном Сейведжем, открыто говорившим о намерении убить королеву Елизавету. Еще одно знакомство – Томас Морган, участник шпионских предприятий иезуитов. Он рассчитывал превратить Джифорда – как до него других эмигрантов – в орудие своих планов. При свидании с Морганом Джи-форд выразил полную готовность содействовать планам сторонников Марии Стюарт.

15 октября 1585 года Морган написал ей длинное письмо, где сообщал о намерении прибегнуть к помощи Джифорда и что тот взялся устроить верного человека слугой к сэру Эмиасу Паулету либо, еще лучше, лично завоевать доверие старого тюремщика. Для этого можно было использовать дядю Джилберта Джифорда – Роберта, тоже католика, который знавал сэра Эмиа-са в бытность того послом в Париже. Письмо это Джифорд взял у Моргана в Бастилии. Молодой англичанин получил также письмо от католического архиепископа Глазго, формально являвшегося послом Марии Стюарт во Франции. В декабре 1585 года он отправился в Англию.

Джифорда, видимо, арестовали уже таможенные власти, конфисковали письма и отправили его самого под стражей к шефу английской разведки Уолсинге-му. Начиная с декабря 1585 года Джифорд стал работать на английскую разведку. А для наблюдения за ним и для профессиональной выучки его поселили у Томаса Фелиппеса, специалиста по дешифровке писем и подделке документов. После недолгого инструктажа Джифорд приступил к действиям. Он наладил связи со многими католическими домами в Лондоне Захаживал он и во французское посольство, куда приходили для него письма на имя Николаса Корнелиуса Вскоре Джифорд отправился на родину, в Стаффордшир. В попутчики себе он взял Томаса Фелиппеса.

К этому времени, в последние дни 1585 года, Паулет перевел пленную королеву в замок Чартли, более приспособленный для содержания пленницы. Чар-тли был расположен неподалеку от поместий дворян-католиков, и у узницы снова возникли надежды.

Фелиппес и Джифорд точно согласовали свои действия. Кроме того, Фелип-пес подробно обо всем договорился с Эмиасом Паулетом. Тюремщик подсказал и человека, который должен был стать исполнителем тонко рассчитанной интриги. Это был пивовар из городка Бартон-на-Тренте, снабжавший своим товаром обитателей замка Чартли. Бочка, полная пива, – лучшего средства для пересылки тайной корреспонденции нельзя было и придумать. В служебной переписке английских агентов пивовар значился как «честный человек».

К пивовару сначало явился Джилберт Джифорд и, представившись сторонником Марии Стюарт, договорился о пересылке в пивных бочках писем к ней и от нее. После этого «честного человека» посетил Фелиппес, сообщивший, что, как ему стало известно, существует заговор о доставке в замок Чартли и из него секретных писем в пивных бочонках. Он просил пивовара на короткий срок передавать письма сэру Эмиасу Паулету, который будет снимать с них копии, после чего их можно будет передавать курьерам шотландской королевы.

12 января 1586 года Джифорд явился снова во французское посольство. К этому времени посол Шатнеф, вначале целиком разделявший подозрения в отношении Джифорда, решил его проверить и передал студенту письмо к Марии Стюарт вполне невинного содержания. Но и такое письмо было важным козырем в руках агента Уолсингема. Начало делу было положено, и Джифорд мог снова двинуться в Стаффордшир Каким-то неизвестным образом – вероятно, через шпиона среди приближенных Марии Стюарт – ее уведомили о тайне пивных бочонков, и секретная почта начала работать. Вечером 16 января Мария Стюарт получила письма от Томаса Моргана, рекомендовавшего ей Джифорда, и от французского посла Она обсудила их со своими верными секретарями – французом Но, еще на родине приобретшим немалый опыт в разведывательных делах, и шотландцем Джилбертом Кэрлом.

Между тем Шатнеф начал передавать через Джифорда всю секретную корреспонденцию, поступавшую на имя Марии Стюарт из-за границы Теперь вся переписка шотландской королевы проходила через руки английской разведки.

Связь работала безупречно в оба конца, и Джифорд мог позволить себе вернуться в Париж. Важно ведь было не только наладить связь, но и обеспечить, чтобы из Парижа к Марии поступали советы, вполне отвечавшие планам Уолсингема. К этому времени о заговоре был подробно информирован Филипп II, рекомендовавший убить Уолсингема и главных советников Елизаветы.

Приехав в Париж, Джифорд заявил, что было бы чрезвычайно опасно повторять попытки похищения Марии Стюарт Эмиас Паулет получил строгую инструкцию при малейшей угрозе такого рода предать смерти свою пленницу. Единственный выход – убийство Елизаветы, после чего Мария без особой оппозиции в стране будет возведена на трон.

Теперь Джифорду оставалось возвратиться в Лондон и найти подходящих людей, к чьим услугам могла бы обратиться Мария Стюарт для исполнения замысла, который ей подскажут из Парижа Для этой цели Джифорд присмотрел подходящего человека – совсем молодого и богатого католика из Дербишира Энтони Бабингтона, который выказывал пылкую преданность царственной узнице.

Бабингтон юношей служил пажом графа Шрюсбери, который долгое время выполнял роль тюремщика пленной шотландской королевы, содержавшейся тогда в Шеффилдском замке. Позднее, во время заграничного путешествия, Бабингтон познакомился в Париже с католическими эмигрантами, в том числе с Томасом Морганом Бабингтон вернулся в Англию приверженцем Марии Стюарт. Он обосновался в Лондоне и, по обычаю многих представителей дворянской молодежи, поступил в одну из лондонских коллегий адвокатов.

Бабингтон с готовностью согласился участвовать в заговоре, чтобы освободить Марию Стюарт, но вначале отверг мысль об убийстве Елизаветы, так как сомневался, соответствовало ли это учению католической церкви. Джифорду пришлось еще раз съездить во Францию и привезти с собой католического священника Бал-ларда, который должен был рассеять сомнения Бабингтона. Вскоре появился давний знакомец Джифорда авантюрист Джон Сейведж, вызвавшийся убить Елизавету Бабингтон, теперь уже активно включившийся в заговор, разъяснил своим новым друзьям, что для верности нужно, чтобы покушение совершили сразу несколько человек. Остановились на шестерых. Одновременно нашлись люди, готовые участвовать в похищении Марии Стюарт.

12 июля «честный человек» доставил письмо Бабингтона с планами убийства Елизаветы и освобождения Марии Стюарт. Ее секретарь сообщил, что письмо получено и ответ будет послан через три дня. 17 июля Мария Стюарт ответила Бабингтону. Если верить тексту письма, представленного на процессе, она одобряла все планы заговорщиков – и способствование иностранной интервенции, и католическое восстание, и убийство Елизаветы. Хотя последнее – вряд ли.

31 июля 1586 года Джифорд в очередной раз отбыл в Париж. Он оставил у французского посла половину листа бумаги и просил Шатнефа передавать письма шотландской королевы своим сторонникам за границей только в руки человека, который сможет предъявить другую половину того же листа. Эту другую половину Джифорд передал Уолсингему и мог после этого покинуть английские берега.

Уолсингем имел возможность наблюдать за всеми действиями Бабингтона с помощью своего шпиона Бернарда Мауди, который к тому же подстрекал заговорщиков к активности. В июне 1586 года Мауди даже совершил по поручению Уолсингема вместе с Баллардом поездку по Англии с целью определить, на какие силы могут рассчитывать заговорщики в каждом графстве, и представить об этом отчет испанскому послу в Париже дону Мендосе. Разумеется, не меньший интерес представляли эти сведения для английского правительства. Правда, в августе Бабингтон разузнал, что Мауди – шпион Уолсингема, но было уже поздно… Бабингтон и его сообщники были арестованы. Одновременно был произведен обыск у Марии Стюарт, захвачены секретные бумаги, взяты под стражу ее секретари. Мария была переведена в другую тюрьму, где находилась в строжайшем заключении. Разумеется, показания заговорщиков о том, что их подтолкнул к государственной измене Джилберт Джифорд, были тщательно скрыты английской полицией.

13 сентября Бабингтон и шесть его помощников предстали перед специально назначенной судебной комиссией. Через два дня за ними последовали остальные заговорщики. Все подсудимые признали себя виновными, поэтому не было нужды представлять доказательства относительно организации заговора.

Многочасовая казнь первых шестерых заговорщиков приобрела настолько чудовищный характер, что сдали нервы даже у много повидавшей в те годы лондонской толпы Поэтому остальных семерых на другой день повесили и лишь потом четвертовали и проделали все остальные процедуры, уготованные государственным изменникам. Настала очередь и Марии Стюарт.

Хотя «заговор Бабингтона» создал предлог для юридического убийства Марии Стюарт, Елизавета только после долгих колебаний решила предать пленницу суду. Причин для нерешительности у Елизаветы было немало. Прежде всего, приходилось судить супругу покойного французского короля, законную королеву шотландскую. Английская королева отрицала даже правомерность лишения Марии Стюарт шотландского престола. К тому же узница не являлась английской подданной. Она ведь сама добровольно явилась в Англию просить защиты и покровительства у Елизаветы.

Более того, свидетелей обвинения спешно казнили как участников «заговора Бабингтона». Суду были переданы лишь исторгнутые у них под пыткой показания, а письма самой Марии Стюарт – единственное документальное доказательство – были представлены только в копиях. Не было закона, на основании которого можно было судить Марию, поэтому срочно приняли соответствующий парламентский акт Был создан специальный трибунал для разбора намерения и попыток покушения «вышеупомянутой Марии» против английской королевы и для вынесения приговора. 11 октября 1586 года члены суда прибыли в замок Фотерингей, где содержалась Мария Стюарт, и передали ей письмо английской королевы. В нем указывалось, что Мария, отдавшись под покровительство Елизаветы, тем самым стала подвластной законам английского государства и должна на суде дать ответ на предъявленные обвинения.

Судебный трибунал, которому было поручено вынести приговор шотландской королеве, состоял из 48 человек, включая многих высших сановников, многочисленных представителей знати и нетитулованного дворянства. Главным пунктом обвинения было участие в заговоре. Мария Стюарт настаивала, что ничего не знала о заговоре и заговорщиках.

Суду были представлены признания заговорщиков, два их письма к Марии Стюарт и два ответных письма королевы. Особое значение имело второе письмо, посланное после того, как ей стали известны планы заговорщиков.

Мария Стюарт отрицала подлинность писем и требовала, чтобы были вызваны в суд ее секретари, подтвердившие под пыткой, что эти письма были написаны шотландской королевой. Конечно, ее требование было отвергнуто.

25 октября в Звездной палате Вестминстера было объявлено, что суд нашел Марию Стюарт виновной в совершении вменяемых ей преступлений. Через несколько дней парламент рекомендовал приговорить обвиняемую к смертной казни. Дело было теперь за Елизаветой.

8 февраля 1587 года, через 20 лет без одного дня после убийства Дарнлея, Мария Стюарт была обезглавлена.

УБИЙСТВО ГЕНРИХА III

Франция. 1589 год

…В августе 1572 года, после десятилетия кровопролитных гражданских войн, во Франции наконец появилась надежда на мир. Его было решено скрепить женитьбой одного из руководителей протестантского лагеря короля Наваррс-кого Генриха Бурбона на сестре французского короля Карла IX Маргарите Валуа (знаменитой «королеве Марго»). На торжества в Париж прибыли сотни дворян-гугенотов. Эта попытка примирения закончилась кровавой Варфоломеевской ночью. При приказу короля и его матери Екатерины Медичи три тысячи гугенотов были убиты на рассвете 24 августа, Дня Святого Варфоломея Кровавые побоища перекинулись и на другие французские города. Генрих Наваррский спас себе жизнь тем, что перешел в католичество (как только опасность миновала, он вновь стал протестантом).

Варфоломеевская ночь не оказалась смертельным ударом для гугенотов Гражданские войны продолжались с прежним ожесточением Наследовавший Карлу IX его брат Генрих III в целом продолжал политику своего предшественника. Он то воевал с гугенотами, то мирился с ними, чтобы воспрепятствовать полному господству организации, созданной католиками, Католической лиги и ее главы герцога Генриха Гиза.

Генрих III отлично знал, что Генрих Гиз выжидает лишь удобного случая, чтобы овладеть престолом. В конечном счете конфликт между Генрихом III и Католической лигой принял открытый характер. Король вынужден был покинуть Париж, где всем заправляла Католическая лига. Генрих в очередной раз примирился с вождем гугенотов Генрихом Наваррским. Началась «война трех Генрихов». Королевское войско осадило непокорную столицу. Генрих III потребовал, чтобы герцог Гиз прибыл к нему для объяснений, а когда тот счел для себя выгодным явиться для переговоров, приказал королевским телохранителям заколоть его кинжалами.

После убийства Гиза война между Генрихом III и Католической лигой продолжалась. Во главе Лиги встали младший брат Гиза герцог Майеннский и его сестра герцогиня Монпансье, которые решили любой ценой разделаться с ненавистным королем, последним представителем династии Валуа. Его смерть открыла бы Гизам дорогу к трону.

Итак, в начале весны 1589 года Франция, по которой прокатилась волна мятежей от Марселя до Кале, оказалась разделенной на три части: одна в руках протестантов, другая в руках Лиги, а третья (состоявшая только из Тура, Блуа и Божанеи) на стороне короля…

И тут Генрих III понял, что ему необходимо объединиться с одним из своих противников, если он хочет удержать на своей голове корону.

Объединиться с Лигой? Об этом не могло быть и речи, потому что они требовали его немедленного свержения. И тогда он обратил свой взор на протестантов, которым, по крайней мере, хватало деликатности дождаться его смерти, чтобы потом возвести на престол Генриха Наваррского. И 3 мая оба Генриха заключили перемирие в Плессиле-Тур.

Через полтора месяца после того, преодолев множество козней и ловушек, они осадили столицу. Их командный пост был установлен на высотах Сен-Клу, в весьма благоустроенном доме Гонди, откуда открывался весь Париж.

Вскоре им сообщили, «что в городе стали возникать волнения, оттого что перепуганные жители требуют открыть ворота раньше, чем их всех перестреляют»…

Союзники решили подождать, пока Париж сдастся.

Однако проходили дни, но никаких новостей не поступало, потому что участники Лиги отказывались выполнить требование впавшего в панику народа.

27 июля Генрих III, начинавший уже нервничать, послал одного дворянина из своей свиты к Монпансье сказать ей, что ему хорошо известно, что именно она поддерживает недовольство парижан и подстрекает их к мятежу, но что если ему когда-нибудь удастся войти в город, то он прикажет сжечь ее заживо. На что, без малейшего удивления, был дан ответ: «Гореть должны содомиты вроде него, а вовсе не она, и к тому же он может быть уверен, она сделает все возможное, чтобы помешать ему войти в город».

Она вскоре сделала даже больше, чем обещала…

Орудием осуществления замысла Гизов был избран доминиканский монах, 22-летний Жак Клеман. Это был резкий, решительный и вместе с тем туповатый малый, целиком находившийся во власти самых нелепых суеверий. Приор монастыря на улице святого Якова убедил Клемана в том, что ему предопределено совершить великий подвиг для блага церкви. Монаху даже внушили, что он обладает чудесной силой делать себя невидимым для чужих глаз.

Когда королевская армия подошла к Парижу, Клеман сам заявил своим духовным начальникам, что стремится совершить великое дело. Осторожно, не спрашивая о существе дела, приор постарался укрепить брата Клемана в его решимости. Ходили слухи, что для «верности» ему дали какое-то наркотическое средство.

Монпасье знала о его существовании, потому что монах довольно часто предавался с женщинами из квартала Эколь занятиям весьма предосудительным для монаха и потому что над ним потешался весь Париж.

Она отправилась повидаться с ним, надев для этого сильно декольтированное платье, не оставлявшее ни малейших сомнений относительно прелестей, которыми обладала его хозяйка. Бедняга был просто ослеплен и невероятно возбудился. Аристократка постаралась убедить Клемана ни в коем случае не оставлять своего похвального намерения. В ход были пущены все средства обольщения, обещание кардинальской шапки и вечного блаженства на небесах. Кроме того, добавляла герцогиня, она прикажет арестовать в качестве заложников большое число сторонников Генриха III, так что никто не осмелится в королевской ставке и пальцем тронуть Жака. Вскоре монах узнал, что герцогиня сдержала свое слово – были взяты под стражу 300 лиц, обвиненных в равнодушии к делу Католической лиги и в скрытом сочувствии партии короля.

Клеман поспешил к приору и попросил разрешения перебраться в монастырь в Сен-Клу, где находилась королевская штаб-квартира. Приор, ни о чем не расспрашивая Клемана, достал ему пропуск на выезд из Парижа и передал несколько писем (одно – настоящее, остальные – подложные) от арестованных в Париже сторонников Генриха III.

Заговорщик отправился к королю под видом секретного гонца от противников Лиги. Придворные поверили его рассказу и на следующий день устроили ему аудиенцию у Генриха, которому посланец обещал открыть важную государственную тайну. Клеман передал королю письмо, а затем вонзил нож в его живот.

«Проклятый монах, он убил меня!» – в ужасе закричал Генрих. Клеман даже не пытался бежать, твердо надеясь на чудо. Вскоре на громкие стоны умирающего прибежали офицеры охраны и буквально изрешетили своими шпагами влюбленного в м-ль де Монпансье монаха… На следующий день, 2 августа 1589 года, Генрих III умер… Последний Валуа ушел со сцены, приведя своими пороками Францию на край пропасти. Он назвал Генриха Наваррско-го своим законным преемником.

Еще несколько лет продолжались гражданские войны, опустошавшие страну. В конце концов даже французское дворянство почувствовало необходимость мира, тем более что в стране начало полыхать пламя крестьянских восстаний. Генрих Наваррский в очередной раз переменил религию, бросив при этом знаменитую фразу: «Париж стоит обедни». Власть нового короля Генриха IV была довольно скоро признана во всей Франции.

ЗАГОВОР ЭССЕКСА