Готов ее искать на самой далекой звезде.
Забыть решила, наверно, весь наш эпизод.
Пусть буду дурак, пусть идиот.
Ночью и днем, ночью и днем,
Одним лишь словом «ждем».
Остается только попрощаться,
И снова жить, улыбаться.
Встречать новый рассвет.
Ответ? А ответа нет.
Ведь она мой талисман,
Я принял решение такое сам.
(уходит, заходят двое)
Милкин: Эх, дружище, отпустили, меня отпустили.
Логозин: Думали, все, посадили?
А как так, с чего бы это?
Милкин: Фортуна не раскрыла секреты.
Просто заходит в форме с видом мэр,
Говорит, вы свободны сэр.
Я долго в камере смеялся,
Чуть было дело там не остался.
Заходил в камеру, ссутулившись робко.
А вышел, будто после водки стопки.
Иду такой по коридорам, важный.
Логозин: Перед ними и не грех зазнаться однажды,
Перед этими минами кислыми.
Возьмут, а там жди амнистии.
Лишь бы деньжат содрать,
Да двери железные закрывать.
Слушай, а я тут не прохлаждался,
С дамами тут-тут повстречался.
У меня же это и вторая для тебя есть,
Даже с деньжатами и они здесь.
С прокуроришкой прокутили,
Приуможились, капиталы развили.
Милкин: Деньжата, значит, говоришь,
Остается нам и всего лишь.
Логозин: Пойдем, пойдем,
Вина хорошего попьем.
И чего-то Стафона не видал,
Небось, из города угнал.
Милкин: Кто, Стафон? Не может быть.
С такой-то смелостью ему на родине чтить.
Логозин: Верно, такой народ.
Ни там, ни тут не пропадет.
А у тебя-то история смешная,
Из ста одна только есть такая.
Под нее можно и плясать, и петь
И всего чего можно хотеть.
Милкин: Ну, ладно, пойдем скорей,
На твоих дам желание растет сильней.