Русские были и небылицы

Об Александровской усыпальне в народе сохранилось такое предание: что будто бы когда-то одна отшельница, боясь заживо быть зарытою, просила, чтобы гроб ее поставили на дно ямы; но не засыпали бы его землею. Может быть, затворнице, погребенной в стенах монастырских, грустно было думать, что солнце не озарит ее печального, мрачного жилища, и она завещала не лишать ее этой последней мирской радости. По-видимому, были причины уважить волю умершей; и с тех пор за нею хоронят таким же образом и других усопших отшельниц. Так наблюдается по крайней мере около трех столетий.

Гробы проклятых

Близ Владимира (что при Клязьме) на одном озере с незапамятных времен плавают гробы проклятых; гробы эти видит всякий; но они никогда не подплывают к берегам озера; посредине же воды их осмотреть никому невозможно хорошенько: близко к ним не подплывает никакая лодка.

Всех гробов, кажется, семь; они четвероугольно-продолговатые и похожи более на лубочные короба, нежели на обыкновенные гробы. Снаружи покрыты они озерною травой и мохом. Иногда из этих коробов издается стон, и про все это рассказывают истории ужаснейшие.

В них погибает семейство Кучко, в них стонут сподвижники Малюты.

Свадебки

В Суздальском уезде есть урочище Свадебки: это пять или шесть почти засохших сосен, которые остались, может быть, от дремучих лесов, некогда покрывавших, как говорят предания, всю землю Суздальскую.

Свадебки расположены на гладкой высоте, и от Суздаля, от Юрьева, и от Гаврилова Посада видны издалека. На этом месте съехались некогда две именитые свадьбы. Проезд был узкий; ни те ни другие не хотели уступить друг другу первого выезда – передрались, перерезались, и на их крови выросли эти деревья.

Три дворца князей Суздальских

– Вот один из них, – говорит суздальский летописец Ананий, – в 1451 году, когда Москву осаждали и громили татары, этот дворец существовал еще в Суздальском кремле, возле самой церкви Святых Афанасия и Кирилла, патриархов Александрийских, именно там, где был дом воеводский.

Первый из этих суздальских гражданских воевод истребил последние остатки дворцовых древностей – кирпич печатный; он употребил его в фундамент для своих печей.

Ананий заверяет также, что в этом же дворце живали в свое время святой князь Владимир и святая княгиня Ольга; но, кажется, это наша привычная историческая смесь юга с севером, славян с норманнами и проч. В 1445 году здесь еще думал спасать себя несчастный князь Василий Темный. Ему произнесен там приговор Шемякою: вырезать глаза брату Василью!

– Другой дворец, – продолжает летописец, – стоял на большой площади Суздальской, близ церкви Святого Чудотворца Николая, что у креста: там после был старый городской Магистрат. В этом дворце живал князь Георгий Долгорукий тогда, как он был еще только князем Суздальским. Замышляя о Москве, он, кажется, не забыл и Суздаля: он строил и украшал здесь монастыри и церкви и отсюда же посылал серебро и золото в Киев на сооружение раки для мощей Феодосия Печерского. Ананий считает княжие деньги гривнами и определяет, что из дворца их было отпущено в Киев золотых пятьдесят и серебряных пятьсот. Народ уверяет, что это составляло наш пуд с четвертью золотом и шесть пудов с четвертью же серебра. Георгий был очень богат и гостеприимен: его терема были дивны. Поэтому и можно что-нибудь посудить о дворце его; но он истреблен татарами до основания!

Третий дворец князей Суздальских был внутри кремля, близ собора, – думать надобно, что он или тот самый дом, в котором после было местопребывание суздальских архиереев, или же он – то небольшое, старинное каменное здание, которое еще в наше время живет возле ограды соборов. Предание доказывает, что этот дом принадлежал князьям Шуйским… Сюда наезжал пожить, не будучи царем еще, князь Василий Иванович Шуйский. Здесь он постом и молитвою приготовлял себя к любви народной. Дворяне и граждане рязанские, владимирские, нижегородские тут имели с ним свое тайное слово. Духовенство любило Шуйского и, как глава всех тогдашних русских перемен, везде, по всей Руси, работало на пользу будущего царя; но в Суздале совещания этого же духовенства были определительнее, чем где-нибудь в другом месте. Гермоген, Феодорит, зарайский протопоп Димитрий и многие другие славные люди, желавшие видеть на столе Русском только чистое потомство наших князей древних, писали в Суздаль и сами бывали в Суздале. Народ говорил: Шуйский с ними за едное и сам метит в Цари!

Вместе с Василием Шуйским бывала в Суздале и прекрасная, но несчастная дочь его – жертва неистовства Лжедмитрия, нашей русской железной маски, доселе еще никем не разгаданной!

Лет еще двадцать назад суздальцы передавали своему новому поколению, что Ксения Шуйская была девица набожная, к отцу и к матери почтительная, на лицо прекрасная и не по-девичьи благоразумная. Она хорошо знала книжное чтение, а письма писать не ведала. С людьми посторонними ее видели осторожною и за то самое чаяли, что горда она.

Царь Михаил Федорович пожаловал дом Шуйских суздальскому соборному протопопу с братией. В 1812 году в остатках этого дома жил известный оператор, ботаник и суздальский медик-философ Д. П. Моренко.

Терема в Суздале

По берегу речки Каменки, где ныне Красная гора и урочище Теремки, и в самом деле были красивые домики князей Суздальских, и на этих домиках-теремках – теремочки высокие. Не верите, но то же вам скажет и суздальский летописец, старец Ананий.

Настоящий памятник этим теремкам одно только название урочища: Теремки. А народ еще говорит о них: «Здесь изволили жить да быть наши князья Суздальские, самые князья древние. Вот тут на этом месте, под светлым, косящетым, красным окном на Каменку, св. Евфросиния, благочестивая дочь св. князя Михаила Черниговского, прибыв обручить себя с князем Суздальским Миною Иоанновичем (за один только день до свадьбы своей внезапно скончавшимся), произнесла обет Богу и спаслась в монастыре Риз положения Пресвятыя Богородицы». Святая жена, лишенная предназначаемого ей судьбою друга, хотела уже только жить для Бога и в Боге.

Плакала она горько, душа ея улетала из тела, – говорит народ о дочери Михайловой, – очи ее синие, как небо, слились с небесами Господними! На грешной, сырой земле ни род, ни племя ее не утешали. Косящетое окно терема было затоплено ее слезами!..

Отсюда же, из этих самых теремов, и прекрасная Соломония, дочь незнатного сановника Сабурова Георгия (Юрия) Константиновича и супруга великого князя Василия (IV) Иоанновича, венчанная с ним в московском Успенском соборе митрополитом Симоном, осуждена была в опалу, на вечное отлучение от княжей жизни семейной. Она была бесплодна, она не могла иметь детей, и в этом самом было все ее преступление перед Отечеством и перед силами великого князя Московского; но Василий привык любить ее и, если верить преданиям, как невольник, только по долгу иметь наследника, уступил Соломонию келье монашеской. В этой келье спасалась она, молясь за православных! В инокинях называли ее Софиею.

О ней же, Софии-Соломонии, говорят суздальцы, и то же говорит историограф, что она, Соломония, не хотела добровольно покинуть мир и тогда сановник великокняжеский Шигона (Ванька) угрожал Соломонии не только словами, но даже побоями. Герберштейн, по рассказам народным, описал даже то место, где дерзкий Шигона ударил великую княгиню, – в доказательство вот шаг землицы, который называется и доселе заушьем. Есть еще люди, подтверждающие это же предание и обвиняющие игумена Давида: они говорят, что этот монах, как полицейский, исполняя буквально веления Василия, постригал Соломонию, связавши по рукам и по ногам, и что потому са?мому княгиня Суздальская достойна святого венца мученицы. Молва добавляет, что даже вторая супруга Василия, урожденная княжна Глинская, уважала святость жизни монахини Софии и особенное имела с нею свидание в теремах суздальских.

Свидание Елены (Глинской) с Соломонией, – шептали старцы суздальские, – было предлогом политическим; хотели дознать: точно ли Соломония была приведена в Суздаль беременною, как свидетельствовали о том современники, и точно ли она родила сына Георгия? Ответ на это не решен, – он истлел от времени вместе с суздальскими теремами!

Минино селище

Верстах в трех от Суздаля на большой Владимирской дороге есть место, называемое Минино Селище. Тут был загородный дом и сады обширные суздальского князя Мины Иоанновича, обручника св. Евфросинии.

Сады Минины украшались всякими травами и древесами болгарскими, греческими и другими. Болгарский князь Ассан, получив приют в земле Суздальской (так поет древняя песня), эти сады богатил вишеньем да черешеньем.

Князь Мина, занимаясь теми садами, в думе крепкой, под их древесами, совершал свои надежды великие; он тут гадал о денёчках красных, счастливых. Да вот накануне дня своего брака положил все ожидания в гроб – в мать сырую землю, – а святая невеста Минина обручилась молитвою с женихом вечным – с Господом Богом!

Нынче на месте увеселительного дворца и зеленых садов князя Мины лежит удобренная пашня, и крестьянин, работник на этой земле, едва ли угадает когда и где именно разгадана небесами судьба той св. угодницы, которой он молился как ангелу небесному!

От чего прозвалась Рязань Рязанью

У славян не было Рязани, – они пришли с юга и срубили Переславль. Этот городок был памятником Черниговскому полуденному Переславлю, и точно так же срублен Владимирский – город Переславль на Плещеевом озере, в память городу Рязанскому, и точно таким же образом переселялись к нам новые города, – Владимиры, Перемышли, Звенигороды и многие другие, все они перетаскивались к нам, может быть, из самых дальнейших стран подсолнечных. Это исполины-путешественники, пригревшие себе места; но не знаем, на сколько столетий, в местах нынешней нашей Руси, на земле черной; в предысторические времена отверженной, может быть, и солнцем. По крайней мере, так тогда о нашей настоящей земле думали.

Имя Рязани произошло от слова ряса, а ряса – то же, что лощинка, болотное местечко, способное для задержания напора вод, – скат, под которым вода накопляется весною и держится посреди ровных полей на долгое время. Таких ряс и под старою, и под нынешнею Рязанью очень много. От этих же ряс получили себе названия (тут же) многие урочища и речки. Таковы, например: Ряса (река), Раковые рясы (селение), Рясск (Ряжский город), Рясань (урочище) и проч. Мудрено ли после этого получить нашей Рязани название Переславля Рясанского. Точно это думал некогда народ рязанский, с тем же согласен был известный у нас в свое время писатель П. Ю. Львов. Но какому языку принадлежало слово ряса, иногда также означающее шарик, мячик, пузырек (ряска)?

Город Ростиславец

В Михайловском уезде, на правом берегу реки Прони, стоит древняя крепостца, известная под именем Ростиславца, или Вышеславца. На площадке внутри этого городища, говорят, есть погреб, прикрытый прочною, решетчатой, железною дверью. В этом погребе хранятся сокровища непостижимые. Днем решетчатой двери никто не видит; но в полночь многие находили ту решетку, сближались с нею, пытались поднять; да вопль, гам, свист, шум и всякие страхи отнимали руки у людей самых неустрашимых, и – таинственный погреб остается неразгаданным. Впрочем, кто ходил к погребу в полночь, один, безоружным, тот мог видеть сияние драгоценностей, ворохами раскиданных по подземелью. Но что он мог сделать один?

Пронское било

В слободе Плотной, составляющей одно из предместий нынешнего города Пронска, на колокольне тамошней приходской церкви, хранится древнее било, южное вече, заменявшее некогда вечевые колокола. Это било, неизвестно для чего, неоднократно переносили из Пронска, верст за пять, в село Елшино; но било опять уходило в старое место в Пронск. Предание говорит, что оно принадлежало женскому монастырю, ныне уничтоженному, бывшему на том самом месте, где теперь сооружена приходская церковь, сохранившая еще и доселе чудное било. Тут похоронены многие княжны и княгини пронские. Сказывают, что одна из них отдала било кладью в церковь с тем, чтобы оно принадлежало навечно одной и той же церкви. Завещание княжны или княгини исполнено, и никакою силою невозможно себе присвоить било с того места, которому оно завещано. Очень часто видели, как сама завещательница, стройная, высокая, точно птица небесная, летала за перенесенным билом в Елшино и, как сказано, невидимо возвращала его опять на прежнее место.

Город Дедилов

Старинный город Дедилов, Тульской губернии, построен на семи провалах. Один из последних воевод дедиловских Неелов говаривал, что тут провалились поганые капища и дома богачей-корыстолюбцев. Народ же верил в последнее. Каждый провал имел свое время и свое название; нынче они неизвестны; но, однако, в Дедилове недавно были еще жители, ожидавшие вновь провалов.

Начало Данкова

Построение нового русского городка Данкова также достопримечательно. Рыбаки, вероятно, рязанские казаки, идущие с ловли от старого городища по реке Дону, прельстились местом нынешнего Данкова, собрали сети, расчислили добычу и пошли прогуляться по берегу. Какая-то тропинка завела их в лес и потом к пустыне – к отшельнику Романею. Этот отшельник Романей, или Роман, принадлежал к фамилии князей Телепневых, был некогда человеком значительным в кругу дворян; но убитый кознями и суетами мира, он дал обет Богу, в неизвестности житейской, спасти себя. Казаки-рыбаки, укрытые им от темной ночи, предложили ему свою добычу и остались у него. Вскоре они вместе основали Покровскую пустынь, а потом и первый монастырь Донковский; речка Везовня, соединенная с Доном под самыми стенами монастыря их, придавала им как-то особую защиту от существовавших еще тогда набегов разбойничьих. И вот они, общими силами, очень скоро сумели привлечь к себе братию из богатейших казаков: и таким образом к монастырю их переселился и весь древний Данков.

В старинном синодике монастырском живут и до сей поры имена строителей пустыни – донских и рязанских казаков.

Робья гора

Верстах в тридцати от нынешнего города Данкова есть старое Данково городище. Оно лежит против села Сторожевой Слободы. Это городище устроилось на увесистом, береговом крутояре реки Дон, а напротив него возвышается столь же крутая гора Робья, или Рабья, увенчанная курганом.

Вот история этого прозвания: какой-то древний владелец Сторожевой Слободы обещал сто рублей тому, кто, наполнив рот донскою водою, не переводя дух, взойдет прямиком на гору. Многим захотелось получить сотню рублей, но никто на себя не понадеялся: гора стояла стена стеной! Наконец, нашлась какая-то молодая раба – девица; она наклонилась к Дону, взяла в рот, сколько могла, донской водицы и, не уронив ни капли, взошла на гору, но от усталости тут же упала и умерла. Боярин похоронил ее здесь и положил с нею вместе сто рублей. В память ее наметан Рабий курган. В новейшее время крестьяне неоднократно разрывали этот курган. Неизвестно, отысканы ли были там похороненные рублевики, но достоверно только, что в выброшенной земле с кургана найден череп головы человеческой.

Золотая лампада в лесу

В Кирсановском уезде, на землях села Рамзы, что посреди густого леса, около реки Вороны, вам скажут о чудной, необыкновенной иконе, поставленной в дупле одной многолетней, белой, кудрявой березы. На иконе – прекрасный лик Пресвятой Богородицы. Никакой живописец не писывал подобного! Золото, серебро, камни драгоценные, ослепительного сияния, составляют раму и ризу сокровища. Пред образом теплится неугасимая золотая лампада, унизанная редкими алмазами. Всякий безоружный человек пойдет искать это чудо – находит и видит его; вооружитесь же топором, даже гвоздем, – не увидите. Такова была воля пустынника, христианина-грека, оставившего в пустыне свое сокровище.

Смоленский лес

В Смоленской губернии есть лес, где-то неподалеку от большой Московской дороги; в самой середине этого леса находится, по рассказам, на большом пространстве, широкое, топкое, непроходимое болото, по которому не только летом, но и в самую холодную зиму нет ни проезда, ни прохода; это болото никогда не замерзает и никогда не пересыхает. На середине болота лежит остров зеленый и цветущий, как лужайка: тут растут высокие красивые деревья, никем еще не тронутые от начала мира, и водятся различные звери, птицы и пресмыкающиеся, которых давным-давно уже нет в других местах. Многие из любопытства пытались пробраться на этот дивный островок; но напрасно. Это один из тех островов, которые сделаются доступными накануне светопреставления.

Исчезнувшие церкви

Трастнинская церковь