Падение в неизвестность

«Что за бес?!» – уставший от «сюрпризов», Плат начинал уже психовать. Он тотчас испытал почти инстинктивное желание потереть ладонями лицо, но опять ничего не достиг – ни лицо, ни ладони не почувствовали друг друга. «Как??? Этого не может быть!!! Бред какой-то…» – Кияну в голову (или её фантом…) вдруг закралось подозрение в собственной безвременной кончине. То есть, он, вроде бы, всё ещё продолжал ясно мыслить, но при этом, тело его, вероятно, было уже мертво, и находилось, наверно, далеко от… души. «Ну, дела!» – в такой непроглядной тьме и могильной тишине, в отсутствии силы тяготения и движения, без всяческого ощущения пространства и времени, только и оставалось что гадать. «Меня нет… физически нет. А если я и существую, то… мысленно. Мысль – это и есть я. Боже, как бы мне хотелось заснуть, если я сейчас бодрствую… а может даже и окончательно умереть, если я всё ещё жив!» – в другой ситуации он, действительно, так мог бы и умом тронуться, но, видимо, осознание невыполненного долга, загубленной миссии и потери своего подразделения оставляло командору невыносимую муку переживания наяву происходящей нереальности.

Время не шло – оно остановилось. С ним исчезло и сознание. Настало отсутствие всякого бытия. Всё…

Глава 2

Мимолётное прозрение

Где-то в необъятной черноте бескрайней пустоты и беспредельно недосягаемой дали слабо блеснула бесконечно малая искорка. Вскоре песчинка света увеличилась до мерцающей звёздочки. Через какое-то время это была уже яркая звезда. Затем она начала приближаться, увеличившись в диаметре до размера ослепительного солнца. Ещё немного и корона пронизывающего света охватила всё окружающее пространство, поглотив собою весь мрак.

Сквозь пелену белого как снег тумана стали прорезаться силуэты двух фигур. Их очертания постепенно обрели контраст и насыщенность цвета. Это была пара каких-то неизвестных человекоподобных существ. Не закрытые серебристой облегающей одеждой участки матовой кожи были необычного бледно-голубого цвета. Того же цвета были их лица, хотя гладкая кожа на крупных округлых головах отливала уже едва заметным перламутром. Судя по всему, они были разнополыми: золотистая диадема с фосфоресцирующим зелёным кристаллом на лбу явно выдавала женскую особь, которую подчёркивали изящные линии её гибкого тела и утончённый подбородок, а второй гуманоид, чуть выше и шире в плечах, отличался лёгкой угловатостью форм и более выдающимися скулами, что являлось безусловными признаками самца. В миндалевидных, широко посаженных и неморгающих глазах обоих субъектов сверкали крупные изумрудные зрачки на фоне чистых белков, периодически затягиваемые на долю секунды, тёмным полупрозрачным «третьим веком». Помимо присутствия сомкнутых губ маленького рта и двух ноздревых клапанов на том бугорке лица, где обычно у человека находится нос, их видовое сходство друг с другом заключалось ещё и в наличии за углами нижней челюсти, под ушными отверстиями, небольших жаберных щелей, эластичные лопасти которых время от времени трепетно открывались и тут же быстро схлопывались.

– Нет причин волноваться, землянин, – услышал Киян незнакомый женский голос прямо в своей голове, – твои спутники целы и невредимы.

Плат не сразу понял, что это к нему обратились с речью. Он почему-то был уверен, что давно уже мёртв и всё, что он в эту минуту видел – происходило «на том свете», причём не с ним. Поэтому, для начала, решил убедиться, что это не видения в раю, а вполне материалистическая картина, и не спеша сделал глубокий вдох. Он слышал своё дыхание! А когда лёгкие, будто кузнечные меха, заполнились воздухом до отказа, он на миг замер, прислушиваясь к собственному сердцу – оно стучало! Однако, делая медленный выдох сквозь зубы, командор невольно опустил подбородок на грудь, и ужаснулся – он был совершенно наг! Хотя, в глубине души был рад тому, что находится в здоровом, а главное, своём собственном теле. Он инстинктивно прикрыл причинное место ладонями, заодно заметив, что руки никуда не делись, и прекрасно его слушались. Но стоило ему сделать попытку попятиться в смущении назад, как он обнаружил, что его, благо дело целые, ноги беспомощно болтаются в воздухе на высоте полутора футов от пола. Киян левитировал! Ему жутко не понравилось это принудительное парение, и он решил открыть рот.

– Почему бы вам не опустить меня на пол? – удивляясь волнительной дрожи в своём голосе, возмутился Плат.

– Ещё рано, – раздалось в центре черепа, – ещё не истёк срок адаптации после карантинного чистилища. Осталось совсем немного.

– Какого ещё «чистилища»?! – Киян чуть было не сорвался на крик.

– Терпение, землянин! Чуть позже мы всё объясним, – инопланетная парочка, не поворачиваясь спиной, стала ускользать назад, и вскоре так же растворилась в молочном тумане, как и появилась.

– Вот черти! Верните моих людей! – уже в полный голос «выпустил пар» раздосадованный командор, начиная суетливо шарить глазами по сторонам, но вокруг была только сплошная ослепительно-белая пустота.

Вдруг, прямо перед собой, на уровне груди и расстоянии вытянутой руки, он увидел в воздухе, невесть откуда взявшийся, какой-то пульсирующий сгусток, размером с горошину. Разрастающийся с каждой секундой, шевелящийся комок непонятного происхождения уже обрёл размеры теннисного мяча, как до Плата стало доходить, что перед его глазами разворачивается ускоренный процесс развития плода какого-то существа, судя по форме свёрнутого в калачик зародыша, окружённого просвечивающим пузырём, наполненным околоплодной жидкостью. У маленького тельца уже исчез хвостик и затянулись жаберные щели, а на крупной голове уже отчётливо стали вырисовываться ушки, ротик, носик и глазки. Теперь уже не было никаких сомнений – Киян становился невольным свидетелем рождения человеческого дитяти безвестных родителей. Опутанный тонкой сетью кровеносных сосудов, пузырь, достигший размера большого баскетбольного мяча, уже явно становился тесен для ребёнка, проворно орудующего ручками и ножками, которые поочерёдно упирались в стенки живого мешка, то и дело создавая на его поверхности бугорки натянутой плёнки. И вся эта визуализация автономных родов, причём, с разных ракурсов, происходила таким образом, будто бы, то ли сам плод вращался вокруг собственной оси, то ли это принудительно левитирующий космонавт медленно кружил по орбите вокруг экспоната – тут уж ничего невозможно было понять, в силу полного отсутствия каких бы то ни было пространственных ориентиров.

Потеряв всякую причинно-следственную связь с происходящим зрелищем, командор окончательно перестал соображать, будучи подспудно уверенным в том, что всё это диво совершенно нереально, а сам он просто потихоньку сходит с ума. Поэтому ему ничего не оставалось, как молча и спокойно наблюдать за бесплатным шоу в этом «анатомическим театре». Однако, в тот момент, когда пузырь лопнул, выплеснув из себя всю жидкость, несколько капель которой случайно попали на кожу неохочего зрителя, тут уж командор сразу взбодрился, и к нему вновь вернулось осознание явности действа. Ещё немного, и ошмётки плёнки вместе с пуповиной скользнули с новорожденного вниз, обнажив хиленькое тельце, сдавленно кричащего и не успевшего ещё открыть зажмуренные веки, крошечного человечка. Сердце Плата сжалось – вокруг ни души, а грудничку требуется материнское тепло! Долго сострадать не пришлось – ребёнок успокоился, и как ни в чём не бывало стал наливаться здоровой полнотой, которую подчёркивали глубокие складки на его нежно-розовой коже. Неожиданно раздался детский лепет и смех. Теперь уже волосики на головке малыша стали завиваться в русые локоны, а крупные серые глаза с любопытством осматривали всё вокруг, абсолютно не замечая главного своего соглядатая. Не смотря на всё то же зависание в воздухе, чадо выросло настолько, что уже можно было предположить его умение ходить. А тем временем, перед глазами Кияна предстал мальчуган, с уже вполне оформившимися, до боли знакомыми чертами лица. И только с этого мига Кияна стала одолевать мысль, которую он изо всех сил старался отогнать: «Даждьбоже! Да как такое возможно? Это же… вылитый я в детстве!»

– П-п-п… Пл… м-м-мальчик, тебя как з-з-звать? – предательски заикаясь, и зачем-то почти шёпотом выдавил из себя командор, вытирая тыльной стороной ладони холодную испарину со лба.

Ответа не последовало. Отрок, словно ничего не слыша, стал что-то говорить… по-русски! Более того, говорить голосом малолетнего Плата! Киян напряг слух – юноша читал стих «Вересковый мёд»:

…Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы…

– Платик, ты меня слышишь? – уже не сдерживая себя, воскликнул командор, а затем ещё более решительно повторил: – Плат, это я… в смысле ты, только старше!

Всё тщетно… парень оставался глух к увещеваниям «из будущего». И вот настало мгновение, когда космонавт, оказался лицом к лицу со своим стопроцентным двойником – зрелым мужчиной в расцвете сил, будто смотрелся в зеркало, но без искажённого зеркального отражения, а как есть, с учётом визуального реверса.

Их взгляды встретились, и это послужило психологическим запалом для эмоционального взрыва землянина: в каком-то бессознательном порыве Киян схватил свою копию за плечи. Визави в недоумении слегка приподнял одну бровь. Плат был рад даже наличию хоть и такой вот прохладной реакции, и с искренней улыбкой сжал вполне себе материального собрата ещё крепче. Парадокс, но степень сжатия его кистей равносильно отзывалась болью в собственных плечах командора! Не поверив личным ощущениям, он расслабил пальцы, и ещё крепче сжал их на плечах близнеца. Тот сморщился от боли, словно передразнил самого Кияна, почувствовавшего ровно то же. Однако, клон даже не отпрянул от объятий «родственника», и в следующую же секунду земной оригинал заметил седину на висках, а также многочисленные морщины, расползающиеся бороздками по всему бледнеющему лицу своего «номера два». Через четверть минуты Плат, обомлев, ослабил хватку, и отстранил левую руку от уже совершенно седовласого, белобородого и ссутулившегося старца, чтобы ощупать своё лицо. Нет, на родном лице кожа была подтянутой, и только слегка покалывала жёсткой щетиной. Но куда трагичнее оказался апофеоз сей стремительной эволюционной драмы: дряхлое тело псевдо-Кияна, к тому времени уже обретшее вид египетской мумии, стало вдруг осыпаться шелестящими струпьями, а в довершении этой предельно реалистичной сцены, командор разжал правый кулак, рассыпав последнюю горсть праха своего второго экземпляра.