а с звуком шагов уходящих
Под вечер.
***
Живое по живому
Я ветви приживить могу
В твоё сочащееся слово,
Оазисную тишину.
Оно хранилось в зимнем сне
И обморочном недвиженьи,
Застрекотало по весне
В ее кривом кроветворенье.
И будет каждый лист отступник,
Из серой гробовой коры,
Являться миру как преступник,
Не чувствуя своей вины.
***
Тень выжжена и солнце на коне,
Но ночь моя дрожит под абажуром,
Захвачена, в мучительном плену
Всех граней голубого утра.
Но будет миг и день даст слабину
И прорастет из арыков,
Карманов, парков, из-под языков
Вся в синем свете лунная река
Песочный блеск, струя из кулака.
***
Вместилище всей ярости земной
Ладони глубь и голубя наивней
Держательница древней наготы
И ломкой мудрости невинной.
Промежности деревьев полусонных
Стыдливо скутаны поземкой. На скаку
Сшибает длинной пикой всадник-солнце
Весомый лист на волос вербняку.
Такое бремя не снести вовек
И ветер тянется к древесной лапе,
Как знающий природу дровосек,
А та стоит по-вангогейски в шляпе.
***
Я подхожу к ромашке
Меня умыкает музыка
Гнутся сосновые шпажки
С капельным блеском грузиков.
Консерватория света
Стеклышко на пригорке
Ромашка мотает венчиком
Солнечная дирижерка.
***
Я помню, как зажавши лупу,
Я шел как бог средь муравьев,