КамТугеза

Степан Степанович встал и подбросил пару поленьев в небольшой камин. На толстой деревянной каминной полке лежали какие?то необычные минералы с разноцветными вкраплениями блестящих кристаллов.

– А печку и камин этот, кто выложил? – спросил Родион. – Вы?

– Нет. Приятель мой. Со мной вместе здесь работал.

– Куда он делся? Домой уехал?

– А никуда не делся. Здесь помер. Там наверху и похоронен, у скалы, – Степан Степанович присел у камина и смотрел, как разгораются поленья.

– Вы не боитесь тоже здесь умереть? В одиночестве?

– Человек всегда и везде умирает в одиночестве. Смерть – дело личное. На людях она или здесь, – он подвинул кочергой поленья, подняв кучу искр. – Хотелось бы мне сначала дела все закончить… Но против судьбы не пойдешь.

– Ну нет, – возразил Родион, – человек сам свою судьбу выбирает, – он вспомнил Катю, когда она ждала его решения на лестничной площадке. Разве тогда они не сами управляли своей судьбой?

– Может и так, – Степан Степанович продолжал сидеть у камина и наблюдать за огнем. – Но не оступись ты тогда, не разбей камеру, не поехал бы в Москву.

Родион долго молчал, в сотый раз вспоминая события тех трех дней.

– Да, многое бы было по?другому, но мне кажется, я все равно бы здесь оказался.

– Вполне возможно, – не стал спорить вулканолог и вернулся за стол. – Меня тоже судьба сюда будто бы палкой загоняла, – он налил себе крепкой заварки и разбавил ее кипятком из самовара. – Я  врачом хотел быть. Поехали с приятелем документы подавать… Сначала к нему в МГУ, он на геологический факультет хотел. А потом думали ко мне в медицинский заехать. Юрик, мой приятель, говорит: «Зачем тебе эти кишки с кровищей? Давай вместе сюда поступать». Смотрю вокруг: по аллеям девушки студентки гуляют. Умные, красивые. МГУ – это же целый город. Понравилось мне там. Да и вижу, лень ему со мной кататься, а один я стеснялся… Вот так все началось.

– Меня  бы никто не смог так легко уговорить поменять свое решение, – решительно возразил Родион. – А приятель ваш тоже поступил?

– Поступил… – кивнул головой Степан Степанович. – Только через год после первой геологической практики перевелся в медицинский. Сказал, что проще камни из почек доставать, чем из сибирской вечной мерзлоты.

– Почему вы с ним не ушли? Вы же хотели стать врачом, – напомнил Родион.

– Девочка одна у нас училась… симпатичная, – мечтательно вздохнул вулканолог. – Такая вся воздушная. Влюбился. Говорю – судьба.

– Не девушка же вас на край света привезла. На них обычно женятся в более комфортных местах, – сказал Родион и подумал, что пришел исповедоваться он, а исповедуется Степан Степанович.

– Женился я, конечно, в комфортном месте.

– Где же сейчас эта ваша воздушная девушка?

– Где та девушка, я не знаю. Потому что женился я на другой. Даже не понял как. И не хотел ведь, – Степан Степанович удивленно всплеснул руками так живо, как будто его неожиданная свадьба случилась только вчера. – Мне же ее платье в полосочку сразу не понравилось… Знаки… Знаки есть всегда. Только мы от них отмахиваемся. Да и храпела она.

– Кто храпел? Судьба? – пошутил Родион. – Вы меня пугаете.

– Жена моя… – рассмеялся вулканолог, вытирая салфеткой испарину на лбу, выступившую после горячего чая, – Может если не храпела бы, то я бы сюда и не попал.

– Значит, не судьба вас сюда направила, а нелюбимая храпящая жена, – не хотел соглашаться Родион.

– Ну нет. Жена, вообще, против была. Не любила, когда я сюда ездил. Для нее муж должен быть как комнатное растение. Только вместо листьев, чтобы деньги росли. И все мне Юрку приятеля в пример приводила: «Вот Юра то… Вот Юра это…» Потом вдруг перестала приводить. Наверное, сошлись они. Вот и замолчала: стыдно стало.

– И что же вы терпели? Неужели вам не обидно было?

– Да я об этом не думал. Я же здесь полгода, а они там. Да и что мне за них переживать.

– Ну могла бы не с приятелем хотя бы, – выпалил Родион и сразу осекся, вспомнив о себе, Кате и Томасе.

– Да какая разница. Люди ленивые и завистливые. Им самим искать лень. Берут то, что рядом, у соседа.

– Смотрю я, вы не семьянин, – машинально заметил Родион.

– Семья – это такое дело… – Степан Степанович положил обе руки на стол как на школьную парту. У него в глазах появилось то, что бывает у людей, когда они говорят о самом важном. – Можно из семьи свой микрокосмос сотворить, а можно проснуться как?нибудь и понять, что свою единственную жизнь ты потратил на исполнение прихотей абсолютно чужой   бабы, с которой у тебя общего только квадратные метры и пельмени в холодильнике…

– А дети?

– Дети, они же не всегда дети, – сказал он, погрустнев. – Вырастают. Как дочка замуж вышла, я сюда насовсем уехал. Она теперь даже не звонит.

– Как же вы без людей?

– Да я же не круглый год здесь, – удивился вопросу Степан Степанович. – Я зимой в институте вулканологии работаю, здесь, Петропавловске… Женщина у меня там, воздушная… – он опять оживился. Встал, подошел к большому календарю на стене. – Всего семнадцать дней  мне здесь осталось. Вот такими путями судьба нас с ней свела, – он достал из заднего кармана расческу и провел несколько раз по длинным седым и еще влажным волосам.

Родиону раньше казалось, что ученый живет в этом домике отшельником круглый год. Он думал, что рассказывая о судьбе, тот имел  ввиду свою работу. А получается, что судьба вела его к обычной женщине в Петропавловске.

– А тогда зачем вы здесь один сидите? Какой смысл? – спросил Родион, немного разочарованный.

– Судьба – это стихия, с ней не поспоришь. Забросила она тебя на необитаемый остров… Можно повеситься на ближайшем дереве, а можно и там себя найти. Смыслом свою жизнь каждый сам наполняет. Что себе придумаешь, то и будет. Я вот придумал вулканы. Кто?то солдатиков оловянных собирает или цветы разводит. А кого?то больше всего радует, когда у соседа корова сдохла… Смысл, он как гвозди, как арматура – все скрепляет. Какая арматура, такой и человек. Без этого ты как петух с отрубленной головой: еще бегаешь, а уже мертвый.

Обратно Родион шел легко и быстро, запланировав вернуться за один день. Насчет судьбы Степан Степанович его не убедил. «Мы сами выбираем свою дорогу. Нет никакого предопределения. Все это отговорки и оправдания для слабых. Если он послушал сомнительного приятеля и поступил не в тот институт, что хотел, то это не судьба виновата, а мягкий характер. И с женой своей мог повнимательнее… Катился всю жизнь куда ветер подует, а теперь – судьба».

К вечеру он почти добрался до дома. Перед спуском с гребня он опять присел на том месте, где летом  ему показалось, что еще чуть?чуть и ему откроется какая?то тайна. Все вокруг было по?прежнему фантастически красиво: бухта с островами, горы вокруг… Правда, сегодня небо было другое. Стальное, тяжелое, оно было совсем близко. Почти все сопки спрятали в нем свои вершины. А тогда было голубым и бескрайним.

Когда Родион стал спускаться. Там, где в прошлый раз он упал и сломал камеру, из кустов на тропинку вышла его медведица. Она деликатно остановилась в десяти метрах, а медвежата, не стесняясь, бросились к нему, как обычные щенки. Он как будто знал и захватил у вулканолога несколько конфет и печенье. «Все?таки здорово, когда ты кому?то нужен и кто?то тебя ждет», – подумал он.

Две недели прошли в работе. Кроме ежедневных съемок, Родион писал сценарий. Чтобы мысль фильма была хорошо понятна, нужно было продумать каждую сцену. Для этого он решил остаться здесь еще на пару месяцев. Связавшись с руководством заповедника, он попросил солярки для генератора, еды и всяких других мелочей. Все это обещали забросить вертолетом при первой возможности.

Родион  сидел на берегу, надеясь на то, что опять появятся киты. Он ругал себя за то, что в прошлый раз не стал снимать их семейство. Опять прилетела чайка и села рядом, но китов больше не было. Вместо китов из?за скалы показался низколетящий над водой вертолет. Через мгновение донесся стрекочущий рокот его двигателя.

«Теперь у меня все получится, – думал  Родион. – Степан Степанович говорит, что все предопределено. Пусть будет так. Может смысл моей жизни именно в этом фильме. Попытаться показать красоту и величественность замысла того, кто это все создал. Бог или кто другой – он же тоже художник. А значит и ему нужно, чтобы люди смогли оценить красоту мира, который он сотворил.

Первый раз за эти месяцы он почувствовал, что у него пробудился интерес, появились планы, а главное, желание просыпаться по утрам. «С судьбой Степан Степанович, конечно, переборщил, а вот про то, что без дела, ты петух без головы, он прав».

Вертолет уже подлетел к его фургону и приземлился, подняв кучу пыли. Родион встал с бревна и уже собрался идти разгружать, как в этот момент дверь пассажирского отсека открылась, и он увидел Катю.

«Екарный бабай!» – пробормотал он и опять опустился на бревно.