1212. Или Художественно-историческое вольное повествование о детском франко-германском крестовом походе

– Берегись! Дорогу королевскому глашатаю!

Их нехотя пропускают, но смотрят во все глаза на одного из них, вынимающего из дорожной сумки свёрнутый пергамент. Глашатай, кинув беглый взгляд на детское войско, улыбнулся, затем нахмурился и стал читать:

– Эдикт (приказ) короля Франции Филиппа II Августа (rex Franciae) обязателен к исполнению с момента его оглашения.

«Властью, данной королю Франции над его народом, повелеваю:

– Незамедлительно прекратить собрания, шествия, выступления по поводу выдвижения в Священный город Иерусалим вследствие отсутствия монаршей воли в этом начинании.

– Родителям несмышлёных детей и отроков проявить родительское усердие и разобрать оных по домам, определив родительское наказание в виде десяти розог.

– Гражданской администрации городов (прево) принять меры воздействия на толпу в случае неповиновения эдикту короля Франции. Наиболее сопротивляющихся граждан заключить под стражу в городские тюрьмы без еды и питья сроком на двое суток.

– Католическим священникам, монахам орденов и прочим людям Святого Престола воздерживаться от общения с людьми, идущими в колоннах, и не подстрекать оных к противоправным действиям.

– Прево города Вандома после выдворения сторонников похода закрыть ворота города до восхода солнца утра следующего дня.

Король Франции Филипп II Август (rex Franciae), 24 июля 1212 года от Рождества Христова».

После оглашения эдикта толпа неодобрительно загудела и тонким детским голосом запищала:

– Не смейте нас трогать! Не идите против воли Христовой! Не будьте вместе с сарацинами!

Королевские всадники после оглашения приказа короля Франции Филиппа II с силой натянули поводья, кони, сделав резкое вращение, повинуясь воле человека, поскакали в сторону городских ворот. Люди короля не привели с собой усмиряющее толпу войско, король колебался применить жёсткие действия к малолетним участникам похода, да и папа Иннокентий III благоволил к ним. К тому же популярность Этьена уже была такова, что король не посмел препятствовать этому, опасаясь бунта. Посему Филипп II ограничился лишь своеобразным протоколом о намерениях, сделал то, что должен быть сделать, не более того. Король, как человек своего времени, тоже был склонен верить во всевозможные знамения и Божьи чудеса. Но Филипп был королём не захолустного маленького государства, он был прожжённым прагматиком, его здравый смысл противился участию в этой более чем сомнительной затее. Он хорошо знал о власти денег и мощи профессиональных армий, но сила того, что нельзя осязать и пощупать… Всерьёз рассчитывать на то, что неоднократно разбивавшие рыцарские армии Европы сарацины вдруг капитулируют перед безоружными детьми, было, мягко говоря, наивно. В итоге он обратился за советом в Парижский университет. Профессора этого учебного заведения проявили редкостное по тем временам благоразумие, постановив: детей нужно отправить по домам, ибо весь этот поход не Божья затея.

В толпе много раз прозвучало слово «сарацины», давайте кратко всё же расскажем об этом понятии, не в этимологическом смысле этого пугающего обывателя слова, а в историческом контексте. Происхождение слова остаётся неясным, но ещё римляне называли так жителей Аравийского полуострова, а затем оно стало означать всех мусульман. Крестоносцам было удобно употреблять общее название, поскольку они имели смутное представление о различиях в верованиях и происхождении многих народов Ближнего Востока. Многие светлые умы отождествляли сарацин со скифами: «То были скифы на северной стороне реки Нил, где потом Арабия Каменистая и Пустая, которые потом срацынь (сарацины) назывались». Помимо скифов сарацинами называли в то время и хазар – полукочевой тюркский народ, который ещё в середине VII века создал Хазарский каганат, Хазарию, первоначально возникшую в Нижнем Поволжье и восточной части Северного Кавказа. Дети-крестоносцы выкрикивали слово «сарацины», не имея ни малейшего представления, как и взрослые крестоносцы, об этих людях, для них это было слово, тождественное слову «враг».

Этьен, стоя на своей повозке, горящим взглядом обвёл обожествляющую его разноцветную, в крестовых нашивках, разноликую толпу и скомандовал:

– Дети мои, вперёд, на Иерусалим! Иисус дал мне знак! Пора!

Многотысячная толпа одобрительным гулом подтвердила своё согласие, послышался шум многочисленных повозок, все разом заговорили, и эта неуклюжая армия почитателей простого французского пастушка, с его нестабильной психикой и странным блеском безумных глаз, многотысячным потоком устремилась к выходу из города Вандома.

Впереди, на повозке с балдахином, как полагается, живой святой, взваливший на себя миссию римского папы, сам Этьен, в окружении двух огромных монахов-францисканцев. Этьен с торжественным лицом поднял деревянный крест перед собой, и все его последователи в разных по богатству убранства похожих повозках – обеспеченные дети с прислугой, видимо-невидимое количество пеших паломников-простолюдинов десяти-двенадцати лет, около двух тысяч детей семи-восьми лет, различный уголовный сброд – многоголосо шумели. Дети читали специальные гимны, написанные на пергаменте, которые роздали им монахи-францисканцы, и пели псалмы. Тридцатитысячное войско Христово, изогнувшись в своём численном величии, медленно покидало славный город Вандом, устремляясь навстречу невероятным рыцарским приключениям, благородным поступкам, а главное – благородной христианской миссии – освободить Гроб Господень от неверных сарацин! Воинствующие пилигримы были без оружия, даже примитивного, без продовольственного и питьевого запаса, в летней одежде и плохой обуви. Никто не думал об этом, ведь люди узнают об их духовном подвиге и дадут всё что нужно – мир не без добрых людей!

Конец колонны, как хвост громадной змеи, медленно выползал из города, последние повозки знатных пилигримов скрипели на мощённых булыжником ещё городских улицах, и несколько десятков совсем маленьких, семилетних детей запоздало догоняли торжественную процессию. За ними устремились их матери, которые, догнав-таки своих любимых чад, взвалили их на одно колено, спустили пониже потрёпанные штаны и широкой мозолистой ладонью, не по-женски стали шлёпать своих отпрысков. Хлопки о тощие ягодицы малолетних детей резонировали под сводами городских арок, и возмущённый плач, смешанный с невероятной обидой, огласил округу…