Нас была группа – человек пять. Как происходит массовое катание, мы идем на стадион. Заходим типа посмотреть – нас же все вахтерши знают, пускают. Последний человек из раздевалки выходит, мы – туда. Идешь по карманам. Помню, нашел белорусские деньги – тысяч двадцать или пятьдесят. Друг мой взял, я как вырвал у него из руки! Потом посчитали – сто рублей».
– Вас не ловили, не сажали ли в каталажку? – спросил я у Артемия после.
– Не сажали, – отвечает Тёма. – А спалили меня только однажды в большом торговом центре рядом с интернатом. Бывало, выносили оттуда шоколадки в носках, когда еще металлоискатели не поставили. Потом поставили, и выносить мы перестали. Ели прямо там, в продуктовом. Быстро съедали, фантик прятали где-то. А попались на том, что один мудила сказал, что камера не работает. И я прямо под камерой спрятал фантик в майонез. На кассе нас забрали. Но что с нас, интернатовских, взять? Поругали чуть-чуть и отпустили.
Мордобой тоже был если не прямо обычным, то уж точно не диковинным делом. Однажды близ интерната Артемия и его друга какие-то чужаки хотели избить, но это увидели боксеры и борцы. Те самые, которые отбирали у юных хоккеистов еду, однако тут-то нападали на своих – и все внутренние противоречия сразу забылись. Повыскакивали и отметелили пришлых.
Такая там была жизнь. Она Тёму, с одной стороны, закалила, с другой – могла отправить совсем не в том направлении. Но стержень внутри него оказался правильный. Хоккейный. И, когда спрашиваю, можно ли его назвать воспитанником «Витязя», Панарин отвечает:
– Дед в интервью сказал, что я – его, дедовский. Да, это так. Но второе место у «Витязя».
Рассказываю Георгию Белоусову историю, что Никита Кучеров с первого большого контракта в НХЛ подарил своему первому тренеру Геннадию Курдину джип. И спрашиваю, делал ли кому-то такие серьезные подарки Панарин.
– Знаю, что он маме дарил автомобиль, – отвечает хоккеист. – И еще один – деду. Сначала, когда еще здесь был, – русскую, «семерку» «Жигулей». А уже когда заиграл в НХЛ – «Хендэ», джипчик I-35. На нем дед сейчас и передвигается.
– А ты себе какие-то подарки просил?
– Только кепки, другую атрибутику. А так мне от него ничего не надо. Главное – ощущение, что он всегда рядом.
* * *
В детскую команду Артемий приехал из Челябинска королем. То, как он пробивался во взрослый хоккей – уже совсем другая история.
В семнадцать лет попал во вторую команду, а через полгода подняли в первую, за что он по сей день благодарен ее тогдашнему главному тренеру Сергею Гомоляко и специально просит подчеркнуть, что начал играть во взрослом «Витязе» при нем. При Андрее Назарове – только продолжил.
– Когда Гомоляко забрал Артема в основную команду, родители в Подольске взбунтовались: «Почему взяли только иногороднего, а не наших?!» – рассказывал в интервью «Спорт-Экспрессу» дед игрока. – Тогда на просмотр отправили целую пятерку, никто не прошел – только Артем.
– Никто там не думал, что он вырастет в суперзвезду, – добавляет Георгий Белоусов. – А Гомоляко – вообще красавец, спасибо ему огромное. Об этом человеке можно сказать только позитивные вещи. Он нам обоим помогал, не только Тёме. Мы его не подводили, старались играть хорошо. Потому что он реально в нас поверил.
Контракт Артемия с «Русскими Витязями», фарм-клубом, подписывал менеджер Леонид Решетников. В первом сезоне во второй команде зарплата Тёмы должна была составить 9500 рублей, в случае перевода в первую – 20 тысяч. На следующий год – соответственно 14 и 28. Решетников приговаривал: «Так, у тебя сейчас девять с половиной. В первый год ты точно в первую команду не попадешь. Во второй – тоже. Третий – будешь уже рядом, но шансов мало. А вот на четвертый год в первой команде у тебя зарплата шестьдесят тысяч рублей, ты будешь плотно сидеть под ней».
Через полгода Панарин заиграл в главной команде «Витязя». Но обидел его не тогдашний прогноз Решетникова, а то, что произошло следующим летом. В первом сезоне Артемий стал лучшим бомбардиром второй команды, двое лидеров которой получали по 200 тысяч. Тёма надеялся, что его контракт перепишут в сторону повышения, он уже даже считал, сколько надо откладывать в месяц, чтобы купить подержанную «Мазду», хетчбэк – очень ее хотел.
И летом после такого сезона тот же Решетников говорит ему: «Тут законы поменялись, надо переписать контракт. Вместо 9 с половиной тысяч будешь получать 7 с половиной». Панарин позвонил Алексею Ярушкину, главному тренеру второй команды. Тот сказал ему, чтобы ничего не подписывал – Тёма так и поступил, но шел на базу обиженным на весь мир. Человек он незлопамятный, но даже у него перед глазами до сих пор стоит этот эпизод. Правда, вспоминая его, Тёма посмеивается.
– Разгонюсь, думал, блин, на автобусе, врежусь в этот дворец, что-нибудь этим гадам разобью, – сочно формулирует он тогдашние мысли. – В итоге Ярушкин позвонил, сказал, что мне сделали 12 тысяч рублей. Подняли на три тысячи!
В год перед выпуском из школы «Витязя» и переводом во вторую команду Панарин подрос – и как только оказался в «Русских Витязях», его, как он выражается, сразу же «посадили под штангу». До того он никогда с ней не сталкивался – в школе и зала тренажерного толком не было. Неудивительно, что столь резкий переход к силовой подготовке вызвал серьезные проблемы со спиной.
– Через полгода попал в первую команду и после каждой игры съедал по две обезболивающие таблетки, потому что вообще невозможно было сидеть. Проверили спину и сказали, что она у меня как у 60-летнего дядьки. Врач добавил: «Смотрим на тебя еще годик. Если будут ухудшения – то под списание. Мы в тебе не будем нуждаться».
Артемий испугался так, что весь год круглыми сутками качал спину – и потом еще года три делал то же самое. Это ему здорово помогло твердо держаться на коньках – до того, как Тёма выражался, его «на ветру болтало». Даже летом, приезжая в Коркино, он без остановки ходил в зал и достаточно хорошо накачался – по крайней мере, по сравнению с тем, что было. Сразу потерял в технике, довольно долго ее восстанавливал, зато ветром его больше не сдувало. В НХЛ это ему сильно пригодится…
* * *
18-летний Панарин был доступен на энхаэловском драфте 2010 года, но никто субтильного форварда не выбрал. Тогда это еще можно было понять. Но чтобы его не задрафтовали и год спустя, когда он уже был автором двух шайб в финале молодежного чемпионата мира…
– Мои габариты, видать, людей смутили, – реагировал он спустя шесть лет на мое удивление по этому поводу. – Ну и хорошо, что так получилось. На самом деле я рад. Потому что у меня появился выбор, куда пойти. Все, что ни делается, к лучшему. Если бы меня тогда поставили на драфт, сейчас мог бы оказаться не в том клубе, в котором нужно.
Теперь же я спрашиваю его, как он отнесся к этому в то время, не ударило ли это невнимание психологически.
– Вообще не ударило, – говорит Тёма. – Потому что я никогда не ставил себя наравне с топ-ребятами из той молодежки – Тарасенко, Кузнецовым, Кицыным, Орловым. В голову не могло прийти, что буду там же, где они. Да я даже не знал, что такое драфт!
Слышишь это – и снова думаешь о том, где сейчас Панарин и где Кицын.
На МЧМ в Баффало, который завершился легендарным финалом с Канадой и последней на сегодня победой сборной России, Панарин выходил в четвертом звене. До решающей встречи игрового времени у него было немного, отличиться удалось только одной заброшенной шайбой. Геройства были припасены на главный момент…
– Валерий Брагин верил в меня всегда, – вспоминает Артемий. – Ему все говорили: «Он маленький, как будет с канадцами биться?» Чтобы понять это, он для начала взял меня на суперсерию. Помню, я старался проявить все лучшие качества, рубился со всеми в углах. У меня был выбор. Легче было отбывать номер, ездить, никого не трогать. Но из-за непростого детства, из-за того, что был голодный, я психологически немножко сильнее других ребят. У меня очень развито это чувство – за свое буду грызться, вцеплюсь мертвой хваткой, но своего добьюсь.
Как раз тогда это и проявилось. Панарин, как он выражается, «закусывался в углах с этими огромными защитниками», и тренеру Брагину это понравилось. По итогам ежегодной суперсерии между лучшими канадскими и российскими молодыми хоккеистами он в интервью отозвался об Артемии одобрительно, хотя по ее ходу произошел эпизод, которым игрочок тренера разозлил.
– Брагин относился ко мне как к недисциплинированному хулигану, от которого можно ждать чего угодно. Например, того, что на серьезном собрании заржу как конь. Как раз в Канаде на суперсерии был момент: он какую-то речь толкает, ругает кого-то. В том числе и мне «пихает», что я в пустые ворота не попал. Уже руки поднял радоваться, но шайба в ворота не залетела. И тренер говорил, что так нельзя.
В этот момент я увидел, что ребята держатся из последних сил, чтобы не засмеяться. И мне от этого стало так смешно, что я не выдержал – и как взорвался! Две минуты не мог успокоиться. Вся команда в тишине сидела, на меня смотрела вместе с тренером. А у меня – сопли, слюни. Потом Брагин минут 15 сидел молча, после чего встал, сказал: «Жалко, что мы в Канаде» – и ушел. Были бы дома – выгнал…
Но в итоге тренер хоккеиста не наказал. Правда, позже говорил команде:
– Вот Панарин. Как его брать на чемпионат мира?
Партнеры хихикали, говорили: ничего, все нормально будет! И тренер решился. Оказалось в итоге намного более чем нормально…
Белоусов вспоминает о финале с Канадой:
– Мы все болели за Панару на том чемпионате, переживали. Во время финала были в Череповце, игра на следующий день. Ночь, четыре или пять утра. Я будильник завел, думал третий период посмотреть. Включаю – 0:3! Кто-то после этого выключил, а я, раз уж проснулся, решил посмотреть. И тут Панара одну – херак! А потом понеслось. Вторая, третья… Очень рад был за него. И сейчас рад. У меня никогда не было к нему зависти. Понимаю, что не каждому такое дано – забить в финале молодежного чемпионата мира и тем более в НХЛ на ведущих ролях быть. Молодец!
– Ты к нему в Северную Америку ездил?
– Он предлагал: «Сейчас дом куплю, приезжай!» Но куда я с тремя детьми поеду? Тяжело. Перелет 12 часов. Может, дети подрастут – соберемся, съездим с удовольствием. А он потом подойдет к тренеру, скажет: «У меня есть правый крайний…» Шучу, конечно. Английского не знаю, трое детей – какая там НХЛ…
Это сам Белоусов такой скромный. А Панарин говорил о нем общему знакомому: «Если бы Жора захотел, он мог бы играть где угодно. Он талантливее, чем я! Но есть определенные вещи, которые мешают ему это сделать».
Панарину не помешало ничто.
Миф, озвученный в интервью дедом, что в момент первого своего гола Канаде Панарин не должен был находиться на площадке, а сам выскочил вместо травмировавшегося партнера, Тёма опровергает. Говорит – это другая история. Уже после молодежки его привлекали в первую сборную. Во время матча с норвежцами в питерском дворце спорта «Юбилейный» наш герой весь матч оставался на скамейке, сборная вела 5:2. И в третьем периоде договорился с двумя партнерами, что дадут ему по одной своей смене.
– Замерз на лавке, а еще в перерыве орехов объелся, – в своем стиле вспоминает он. – В первой смене даже катить нормально не мог, а на вторую за пять минут до конца вышел и забил шестой гол. Еду и Брагину показываю: «Две смены мне надо, и я все сделаю». Он смеется…
Судя по всему, и в то время Артемий еще мог пойти не по той дорожке, которая привела его в примы НХЛ. Даже из диалога с Белоусовым можно было сделать вывод, что Панарин мог тогда стать звездочкой местного розлива. Спрашиваю его, была ли у Тёмы когда-нибудь звездная болезнь, и слышу:
– После молодежного чемпионата мира. Так разговаривал, что мне тогда вообще не хотелось с ним общаться, неприятно было. Тьфу! Я – простой человек, а он приехал такой: «Мне сюда, мне на интервью…» Не хочешь – не разговаривай, мне вообще по фиг. Я сказал ему тогда: «Так будешь себя вести – общаться с тобой не буду! Ты мне такой на х… не нужен». Может, он понял? Наверное, ему надо было это переварить. Прошло время – и все устаканилось, отношения стали такими же, как прежде. И больше не менялись, каких бы успехов он ни достиг даже в НХЛ.
Сейчас, во время сезона Артемия за океаном, они созваниваются нечасто. Но если это происходит, могут и час проговорить. Стоит один детский прикол вспомнить – за ним следует второй, десятый… И снова начинается веселье из совсем другой жизни, из прошлого, когда у того же Белоусова еще не было троих детей, из-за которых он давно не думает ни о каком отъезде в Америку.
Я спросил Панарина – кому из подмосковного клуба, кроме привлекшего его в первую команду «Витязя» Сергея Гомоляко, он благодарен больше всех.
– Алексею Жамнову, – отвечает он. – Как генеральный менеджер, он говорил тренерам, что я перспективный, меня нужно ставить, обращать внимание, давать время. Андрей Назаров давал много играть, у нас хорошо получалось в связке с Михаилом Анисиным. А при Юрии Леонове я уже сам много показывал, усиленно тренировался, доказывал ему – и он перевел меня из третьего звена в первое.
– Какая была самая жесть у Назарова? Твой друг Белоусов называет работу с ним школой жизни.