Вершитель судеб

Стараясь не шуметь, я выбрался из кресла, прошёл на кухню, зажёг газ и поставил на огонь чайник. Потом вернулся в комнату, полез во внутренний карман своей куртки и достал трубку и кисет с табаком.

Хорошая вещь – трубка! В какой бы редакции я ни работал, там всегда была напряжёнка с сигаретами. То у одного их нет, то у другого. Короче, по три пачки в день расстреливали. А когда я перешёл на трубку, тут уж хрен! Посмотрят жалобно так, и отойдут – в киоск, за сигаретами.

Да и весу трубка прибавляет. Внешность у меня, правда, не такая уж и солидная – не банкир, сразу понятно. Но с трубкой я кажусь более серьёзным человеком. Ленка говорит: не таким мерзким и наглым.

Правда, пришлось на какое-то время поднапрячься, чтобы купить хорошую трубку. Я решил в этом деле последовать совету Игоря – знакомого журналиста, занимавшегося политикой и курившего трубку уже третий десяток лет. Игорь же был категорически против «сторублёвых деревяшек» (как он сам называл дешёвые трубки), и порекомендовал хороший «bent» какой-то голландской фирмы. Я тогда ещё не знал, что так называются изящно изогнутые перевёрнутым вопросительным знаком трубки, но название это мне понравилось.

Совет Игоря обошёлся мне в три сотни баксов, плюс ещё пятьдесят на разные там «чистилки», «ёршики» и «лопаточки», делающие процесс курения трубки чем-то, чрезвычайно напоминающим искусство. Правда, от дорогих сортов табака я отказался категорически – доходы не позволяют мне выбрасывать на ветер по триста долларов в месяц. Я ограничиваюсь недорогим табаком, по запаху которого трудно было точно определить, сколько же он на самом деле стоит.

Трубка имела ещё одно положительное свойство: она позволяла мне успокоиться. Не только само курение, но и сопровождающие этот процесс набивка трубки, чистка. Это сигарету вставил в зубы, и побежал. А трубка такого обращения с собой не терпит, тут всё гораздо обстоятельнее и неторопливее. Поэтому, может быть, она и действует успокаивающе. А успокоиться мне сейчас, ох, как надо…

На кухне было темно, но я не стал зажигать свет. Голубоватые огоньки газовой плиты делали мрак не таким плотным, да и луна светила в окно. Я не спеша набил трубку, раскурил её и выдохнул клуб ароматного дыма. Облако его попало в луч лунного света и сделалось похожим на таинственное, лениво шевелящееся животное. Мне на миг даже показалось, что я это животное узнал – глаза, толстые короткие лапы…

Я торопливо помахал рукой, разгоняя дым. Нервы ни к чёрту, огорчённо подумал я. Не ребёнок давно, а от каждого шороха вздрагиваю.

Я докурил и вычистил трубку, выпил чаю. Потом откинулся назад, прислонился спиной к стене и попытался подумать о том, что же произошло сегодняшним вечером. Но думать не хотелось. Хотелось обо всём забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Надеть на себя овечью маску покорности судьбе в расчёте на то, что завтра всё это закончится, само собой благополучно разрешится и не будет иметь никаких последствий.

Я встал, прошёл в переднюю, снял с вешалки сумку и вернулся с ней обратно на кухню. Из-под тупой покорности судьбе, поселившейся в моём сознании, на поверхность вылезло одно желание, порождённое профессией журналиста – не позволять информации бесследно исчезнуть.

По-прежнему не зажигая света я покопался в сумке и достал из неё фотоаппарат. Затем я сходил в комнату, к шкафу, и отыскал в ящике коробку с плёнкой и батарейки. Фотоаппарат у меня такой, над какими настоящие фотографы обычно смеются – «мыльница», одним словом. Хотя на морде у него, конечно же, написано «Кодак». Но он такой же «Кодак», как я китайский император. Я уважительно величаю его «камерой», подразумевая под этим, разумеется, «камеру-обскура». Ничего, снимать можно, рожа на полученной фотографии совпадает с оригиналом процентов на восемьдесят и почти всегда узнаваема близкими людьми, а большего мне от аппарата и не надо. Тем более что местные эстрадные звездульки микрорайонных масштабов, о которых мне постоянно приходилось писать, обязательно имеют в наличии свои фотографии вполне приемлемого для газеты качества…

Зарядив камеру, я прокрался обратно в комнату. Тейкан мирно спал, не подозревая о моих намерениях. Его странная «аптечка» свалилась с груди и лежала сейчас на полу. В темноте было не разглядеть, что там происходит с раной Тейкана. Но я так рассудил, что если он спит, значит, ничего страшного уже нет. Я присел на корточки и осторожно разложил на полу всё барахло, которое вытащил из карманов его пиджака. Яркий свет вспышки не потревожил спящего гостя, даже дыхание его не сбилось. Тогда я совсем осмелел и сфотографировал его самого. От вспышки Тейкан, как мне показалось, слегка вздрогнул, дыхание его сбилось и он слабо, на грани слышимости, прерывисто вздохнул. Неизвестно, получится ли фотография, но искушать судьбу второй попыткой я не рискнул и вернулся на кухню.

Здесь я выключил газ, сел, положил руки на стол и опустил на них голову, которая вдруг показалась мне необычайно тяжёлой и совершенно ненужной. Завтра проявлю плёнку, сонно подумал я. И посмотрим, что там у нас вышло. А вообще – интересная история! Хорошо бы написать про это всё. В «Новости», конечно же, не возьмут, но вот в «Приморский бульвар» – могут. Вполне в их духе. Они и не такой бред печатают. Правда, гонорары у них – без микроскопа не разглядишь. И выплаты задерживают…

Глава 4

20 апреля, четверг, 09.05

Наверное мне всё-таки удалось задремать, потому что за окнами как-то неожиданно быстро рассвело. И когда я открыл глаза, то увидел, что утро уже наступило.

Я вскипятил остывший чайник и заглянул в комнату. Тейкан спал. Дыхание его было настолько ровным и незаметным, что я даже какое-то время напряжённо прислушивался – не подох ли, часом, мой ночной гость?

– Эй, приятель! – я осторожно потормошил Тейкана за плечо. – Доброе утро!

Тейкан вздрогнул и открыл глаза. Он как-то странно посмотрел на меня и огляделся по сторонам, припоминая, видимо, где находится.

– Доброе утро, – ответил он, садясь на диване.

Голос у него оказался ровным, без вчерашнего хрипа и слабости умирающего человека.

От страшной раны на левой стороне груди не осталось и следа. Только бурые пятна крови на его изодранной в клочья майке и на моём диване (блин!) напоминали о том, что несколько часов назад этот человек находился между жизнью и смертью.

Проследив за моим мрачным взглядом, Тейкан смущённо улыбнулся.

– Извини, – сказал он. – Я у тебя тут всё перепачкал.

Я многозначительно промолчал. Диван являл собой жалкое зрелище. Такое впечатление, что прошедшей ночью на нём с упорством, достойным лучшего применения, лишали невинности по меньшей мере пять сотен девственниц.

– Чай пить будешь? – хмуро спросил я.

Тейкан задумался и нерешительно помотал головой.

– Нет. Если можно, лучше просто воды.

Ну, воды, так воды… Как хочешь, подумал я, отправляясь на кухню.

– Тебя Леонидом зовут? – крикнул мне вслед Тейкан.

– Да. Можно просто Лёня, – ответил я, мимоходом удивляясь тому, что Тейкан умудрился запомнить моё имя. Я, вон, и не подыхал вчера (разве что от страха), а и то имя его запомнил с трудом. Хотя, и имечко-то у него такое – без поллитры не запомнишь…

– Ты не волнуйся, я сейчас всё почищу! – заверил Тейкан.

Ага, почистишь ты, как же, невесело усмехнулся я. Тут не чистить надо, а новый диван покупать. И новую квартиру заодно – засохшие уже чёрно-бурые пятна следов подошв тянулись от кровавой лужи в прихожей во всех направлениях.

Я был хмур и зол на своего гостя и, наливая ему воды в стакан, мечтал только о том, чтобы Тейкан поскорее отсюда убрался. И погружённый в эти мысли я не сразу понял, что в комнате что-то происходит.

До моего слуха донеслось какое-то мерзкое шипение, словно на раскалённую плиту кто-то тонкой струйкой лил воду. Почуяв неладное, я кинулся в комнату и застал Тейкана стоящим на коленях на покойном диваном. В левой руке у Тейкана был тёмно-синий футляр. Футляр этот был раскрыт и в нём, как патроны в обойме, выстроилась шеренга серебристых трубочек. Одну из таких трубочек Тейкан держал в правой руке и сыпал из неё на диван какой-то тёмно-синий порошок. Порошок, попадая на кровавое пятно, начинал шипеть, дымить и очень мерзко вонять, словно горелое масло на сковороде. Над диваном уже вовсю поднимались клубы синего дыма и в воздухе стояла резкая вонь.

– Ты чего делаешь?! – испугано заорал я. Сквозь клубы дыма дивана было уже почти не разглядеть, но мне показалось, что после тейканового порошка тот РАСТВОРЯЕТСЯ В ВОЗДУХЕ!

– Чищу, – коротко ответил Тейкан. – Сейчас всё будет в порядке.

Я уже всерьёз начал волноваться. Нет, диван, конечно же, и так пропал, но эти фокусы Тейкана удовольствия мне не доставляли. Спалит он мне сейчас квартиру, что тогда? Алхимик хренов…

– Фу! – Тейкан помахал ладонью в воздухе, поморщился, повернулся ко мне и радостно заявил: – Всё!

– В каком смысле? – опасливо осведомился я.

– Почистил! – гордо заявил Тейкан, указывая пальцем на диван.

Я присмотрелся внимательнее. Диван и не собирался растворяться в воздухе. И сейчас светло-серая обивка его и впрямь выглядела так, словно ночью на ней никто и не думал истекать кровью – чистая ткань, даже вроде бы новее стала. М-да-а…

– Зашибись… – только и смог выдавить из себя я.

Тейкан расплылся в улыбке и слез с дивана. Я вдруг заметил, что держу в руках стакан с водой, и торопливо протянул его своему гостю. Тейкан принял стакан, понюхал воду, недоверчиво посмотрел сквозь неё на свет и обречённо вздохнул. Словно я и не воды ему принёс, а дряни какой-нибудь. Затем он поставил стакан прямо на пол, покопался в своём футляре, выудил оттуда ещё одну серебристую трубочку, отвинтил маленькую крышечку и осторожно насыпал в стакан какой-то розоватый порошок. Вода сразу же закипела, забила ключом и над стаканом поднялось облачко пара. Потом вода успокоилась и Тейкан снова понюхал её. Видимо, результатом своих опытов он остался доволен, потому что удовлетворённо хмыкнул, закрыл футляр и подобрал с пола одну из своих плоских серых фляжек. Отвинтив колпачок, Тейкан накапал оттуда в стакан немного прозрачной жидкости. Вода приобрела густой желтовато-зелёный цвет, и в воздухе запахло чем-то необычайно вкусным.

Я смотрел, как Тейкан с видимым удовольствием пьёт, и мне самому вдруг страшно захотелось есть.

Вообще-то в еде я неприхотлив. То есть, вкусно поесть-то я, конечно же, не против, но только в том случае, когда еду готовит кто-нибудь другой. К сожалению, такое случалось крайне редко и, как правило, мне приходилось довольствоваться пельменями, сваренными в подобии куриного или мясного бульона, который обычно получается из кубиков концентрата. А всё потому, что готовить я не умею и не люблю, поскольку считаю это занятие пустой тратой времени и сил. Но сейчас, ощутив аромат, плывущий по комнате, мне вдруг страстно захотелось не просто поесть, а поесть чего-нибудь этакого. Каких-нибудь там «судачков-а-натюрель» (слышал я где-то это название) или чего-нибудь в этом роде. И глядя на Тейкана, я, непонятно почему, подумал, что будь у меня побольше денег, хрен бы я вообще покупал пельмени, я бы в ресторане обедал каждый день…

– Спасибо! – с облегчением сказал Тейкан, допив жидкость. – Теперь давай я приведу в порядок всё остальное…

…Через полчаса на полу не осталось и следов крови. Более того, Тейкан «поработал» и на лестничной площадке. Причём так успешно, что она совершенно перестала походить на бойню. А после этого странный гость занялся входной дверью. Я и не верил, что тут можно было хоть что-то поправить. Непонятно, как Тейкану это удалось – он просто опрыскал пулевые отверстия из какого-то крошечного баллончика, и те буквально на глазах исчезли, словно заросли. Я даже пальцем потрогал: никаких следов на двери не осталось. Словом, всё выглядело так, словно вчерашний кошмар мне просто приснился. Зато вся квартира наполнилась густым и вонючим дымом. Я распахнул окно на кухне и балконную дверь, чтобы сквозняк выветрил эту мерзкую гадость.

Не знаю почему, но меня до сих пор неотвязно преследовал вкуснейший запах того, что пил Тейкан. Казалось бы, после вонючих результатов его алхимических экспериментов аппетит у меня должен был пропасть по крайней мере на неделю. А вот и нет! Я чуть слюной не изошёл, пока дождался, чтобы кухня проветрилась и сковорода разогрелась.

Конечно, до повара мне далековато, а для пельменей сейчас было неподходящее время. Имевшаяся же в наличии колбаса как-то дисгармонировала с ароматами (нет, не могу я называть ЭТО простым и безликим словом «запах»! ) тейкановой «стряпни». Поэтому я решил совершить неожиданный для меня в будни подвиг и пожарить себе яичницу. А потом в холодильнике вдруг обнаружились три почти не увядших помидора и пара окаменевших в морозильнике сосисок. А ведь ещё и колбаса была!..