Клятва Эсклармонды

– Если утром накормишь нас, то получишь еще.

Та поклонилась, опустилась на колени у очага и начала раздувать огонь. Когда вода в ведрах немного нагрелась от брошенных в нее горячих камней, наемник выгнал хозяйку и начал раздеваться. Но не успел он стащить с себя кольчугу и поддоспешник, как с улицы раздались крики.

Щит, который у него конечно же был, но в дороге висел за спиной, под плащом, сейчас стоял у стены, рядом с вынутым на всякий случай из ножен мечом. Подхватив их, голый по пояс Зигфрид вывалился из дверей. Во дворе, под навесом для сена, двое крестьян держали Жана за руки, а третий не торопясь замахивался кулаком. Четвертый уже осматривал лошадей.

Наемник заорал:

– Поубиваю, уроды!!!

Для убедительности он крутанул меч в воздухе, хотя это уже было излишним. У бородачей и так подогнулись от страха коленки. Мгновение они пялились на черный крест на щите, а потом с криком ломанулись в разные стороны.

– Храмовник!

– Тамплиер!!

– КРЕ-Е-ЕСТОНО-О-ОСЦЫ!!!

Орден рыцарей храма Соломона был разгромлен лет десять назад, но здесь об этом по-видимому не слыхали, а последнее слово оказалось страшнее всего. В деревне с грохотом захлопывались двери и ставни. С улиц звали детей. Кто-то в страхе метался посреди улицы, не зная, куда бежать, потом упал и на четвереньках убрался за кусты.

– Ну, чего пялишься!? – Зигфрид, довольный произведенным впечатлением, обратил наконец внимание на остолбеневшую хозяйку. – Мужика голого не видела? А ну стой! Там за плетнем сейчас какая-то девка промелькнула. Сходи, позови ее сюда. Пусть спину мне потрет, может тогда я вас тут и не стану всех убивать. Жан!

– Что?

– Зачем тебе кинжал на поясе? Чтобы всякое мужичье било тебя по морде?

– Они внезапно… Я не успел…

– Напои лошадей, болван.

* * *

Утро выдалось холодным и солнечным. Хозяйка так и не вернулась, видимо предпочтя переночевать у соседей. Выбравшись из под теплой шкуры и почесываясь (блох здесь, как и предполагалось, было немеряно), Зигфрид пинком открыл дверь и вышел наружу с мыслью умыться, но сразу остановился, положив руку на рукоять меча.

Перед ним, держа в руках шапки и склонив головы, стояли трое местных жителей. Вид у них был самый понурый, а из-за плетня торчали еще несколько мужских и женских голов, которые при появлении наемника сразу попрятались.

Подтянув кожаные штаны, он спросил у старика, который стоял ближе всех:

– Ну и чего тебе надо, старче?

Старик, кланяясь, забормотал:

– Вашмилсть, мы того… Мы прощения, значит, просим у вашмилсти… Чтобы, значит, вашмилсть на нас не серчала…

Кланялся он часто и равномерно, как длинная, деревянная жердь, которой скифы достают из колодцев воду. Зигфриду приходилось видеть такие во владениях татар, которые не так давно подмяли под себя всю Азию.. Сходство усиливалось тем, что старик был очень худым. Тот между тем продолжал бормотать:

– Добро, значит, пожаловать к нам, вашмилсть. Здесь какое же жилье? Прошу, значит, ко мне в дом, отдохнуть с дороги. У меня места больше, значит, лошадок поставить есть, где…

На щит с черным крестом, висевший на левой руке Зигфрида, старик старался не смотреть.

– В гости меня зовешь? – спросил наемник, убирая руку с меча.

– В гости вашмилсть, в гости! Мы тут все добрые католики, чтим заповеди Господа нашего и всегда готовы принять странника.

– Хорошо, пусть будет так, in nomine Domini.

Старик дернулся, услышав латынь. Двое, стоявшие за ним, тоже сгорбились, как будто в ожидании удара.

– Чего ты боишься?

– Вашмилсть как инквизитор говорит.

– Это латынь. Я сказал: "Во имя Господа". Где твой дом?

– Недалеко, вашмилсть!

– Тогда иди туда и пусть кто-нибудь ждет меня у ворот.

Селян как ветром сдуло со двора. Зигфрид снова почесался, подошел к навесу и посмотрел на Жана, который безмятежно дрых, накрывшись с головой сеном и высунув наружу босую ногу. Нахмурившись, наемник пнул маленькую пятку сапогом.