В мире животных и немного людей

– Ты молодой, у тебя все впереди. Ты же не хочешь за ней всю жить ухаживать, как сиделка?

– Хочу.

– У нас в семье плохие гены, – добавила мать-лиса.

– Мне все равно.

– Гриш, ну ты дурак? Я понимаю она – тупая, но ты? У вас дети будут такие же больные.

Лисичка это слушала, ковыряя носом куски мяса. Не перечила, молчала. Множество семей росло в унижении. Любить сложно. И от нежелания стараться, или страха, что ничего путного не выйдет, семьи заполняли пустоту унижением. Опуская планку вниз, возможно оправдать все, и любое мало-мальское движение будет считаться достижением. Дети страдали, но их учили не сопротивляться этому.

Нет, быть сильнее – это брать на себя еще больше и приносить беду домой. Детей воспитывали таким образом, чтобы они сразу преклонялись перед судьбой: она сама разберется, что с ними дальше будет. Вместо платочка в кармане с собой всегда есть белый флаг. Зато порог без синяков.

Покорность и чувство собственной незначительности – вот что ценилось в детях. Родители лисички, наверное, когда-то были иными, может даже надеялись на лучшее для своей дочери. Но выяснив, что она бракованная, оставили любые попытки вырастить счастливую личность. Стратегическое мышление, ничего не скажешь, накопить любви на будущих отпрысков.

Однако их план не сработал. У матери лисички обнаружили заболевание еще злее, чем у дочери, поставившее крест на ее возможности давать потомство. А на ком, как ни на детях, вымещать обиду?

– Как вы можете про свою дочь такое говорить?

– А что? – козел вытер морду от ошметков курицы. По бородке стекал жир. – Мы все понимаем, что это так. Представляешь, она хотела музыкантом стать. Ну какой нахер музыкант?

– Это нищета, гарантированно, – кивала мать.

– Она даже петь не умеет. Ладно, пусть на курсы идет, но я ни рубля за это не заплачу. Хочет? Пусть работает. Но у нее все равно не получится. Нет у нее голоса.

– Почему вы так думаете?

– Потому что она, вот, сейчас молчит! Плюс, какой из нее музыкант, вот именно профессионал, если она даже свое настроение контролировать не может? Ну, вот, предположим, я ей скажу: у нас десятилетие отдела, нужно выступить с патриотической песней. Так она обязательно ляжет и пробубнит: мне грустно, – кривлялся козел, – ну нельзя же так.

– Гриша, будете чаю? – мать-лиса поднесла нос чайника.

– Нет, мы пойдем.

– Да куда вы? – искренне удивился козел.

Стоит отдать лисичке должное – со временем она научилась общаться с родителями, и те начали проявлять к ней уважение и заботу, передавали Григорию «привет». На то были причины, и самая важная – время.

Однако есть такие раны, что не заживают.

После знакомства Григория с ее родителями лисичка впала в бездну. Знакомое место, где она была царицей. Лежала на кровати, иногда поднимаясь в туалет, но чаще не поднимаясь вовсе. Занавески не пропускали свет, чтобы она не могла видеть свое отражение.

К ней нельзя, а он хотел быть рядом.

Лисичка вопила, кидалась стаканами с мочой и умоляла не смотреть на нее такой. Пришлось ему сидеть у двери и штопать носки до крови на подушечках пальцев. На лисичку было тяжело смотреть, но еще тяжелее было оставить ее в таком состоянии. К перепадам невозможно привыкнуть. Сегодня она улыбается, ходит вприпрыжку, так и норовит притронуться, обнять, а на следующий день перед ним самое несчастное создание.

Она думала о самоубийстве. Наверное. Может и пыталась покончить с собой, но боялась рассказать. Как бы Григорий на нее тогда смотрел? Сумасшедшая, прям как он. Из «ничего» способна вывести причину и следствие своего упадничества, подтвердить тот факт, что существование – пытка.

По-хорошему, ей было необходимо умереть. Или по-плохому. Как угодно, лишь бы этот кошмар закончился.

Григорий сидел на полу и слушал ее плач. Будто на отшибе по дороге в пустоту присел увидеть небо сквозь грязное окно. Каково его, человека, предназначение – неизвестно; все смелее и смелее, то есть более обдуманно, он приходит к выводу, что жизнь бессмысленна. Нет никакого желания жить, но при этом и нежелания нет. Ничего нет, совсем. Это ощущение возникало от контраста прошлого, стабильного и понятного, с громоздким сегодня, когда доступно все, но ничего конкретного.

Оставалось надеяться на чудо, что ей полегчает.

Как это возможно, что премию задерживают? Обещали же еще в пятницу. Ночь субботы – ничего. Григорий вошел в квартиру, отряхнул снег с пуховика. Шумела вода. Из ванны донеслось:

– Гриша, привет!

– Привет, – ответил он.

Они могли не видеться с соседкой неделями. Поздоровались и хватит. Григорий о ней почти ничего не знал. Есть соседка, она сдает ему комнату, деньги берет наличными, иногда оставляет на полке в холодильнике остатки того, чем сама кормилась, бывает ютится у двери в его комнату, будто в горле вопрос увяз, следит за порядком – этого достаточно.

Григорий зашел на кухню, сложил продукты в холодильник. В туалете опять сломался бачок. Проблемы с поплавком, не набиралась вода. Из сифона торчал коричневый хвост. Ни у кого не было желания напрячься и вызвать мастера, или сходить купить новый поплавок. Делов-то на десять минут, но в их жизнях было что-то более важное и значимое, чем спокойно смыть за собой.

Из ванной вышла на задних лапах панда, и, заметив Григория, резко закрыла за собой дверь. Она прихорошилась. По черно-белой шерсти стекали капли воды. На ушах висели серьги с полудрагоценными камнями. Рот покрывала красная помада. Соседка улыбнулась Григорию.

– Кутить? – спросил он.

– Ага. Это, я там трубы прочищаю. Не пользуйся пока ванной, ладно? Завтра можно.

– С утра помоюсь, ничего.

– Хорошо. Вернусь поздно.

– Ладно.

Она упала на лапы и заковыляла к выходу, хлопнув на прощание дверью. Кажется, треснула очередная пара туфель под ее весом. Заняться Григорию было нечем, кроме как включить кино на компьютере и уснуть. Он выложил несколько пряников на тарелку, заварил чаю. Остатки воды налил в граненый стакан.

У психологов есть способ для определения внутреннего состояния пациента. Они просят его представить свое настроение в виде помещения. Удивительно, но состояние Григория было абсолютно таким же, как и комната, где он жил прямоугольник с одним окном, балконом, серый ковролин, синевато-серые стены, типа бетона. Мебели нет и не было. Кроме дивана и рейла для одежды. В своем воображении он стоял у входа, внутри комнаты, и боялся, что дверь захлопнется.

Григорий улегся поудобнее, накрыл себя одеялом. Ноги оставил снаружи, приятно щекотал ступни холодок.

Наконец-то он мог не думать и не помнить. Было спокойно, вечер субботы. В десяти минутах пешком от его дома проходили вечеринки, где гончие с барсетками на лапах топтались с мышками, одетыми в кожаные юбки и гротескные топы. Те от комплиментов не отказывались, наоборот, приглашали сесть с ними рядом, и ничего, что те места заняты барсуками, они не очень-то походили на достойных особей. Зубы желтые, неухоженные, в их шерсти скрываются паразиты.

Кабаки в столице не сильно отличались друг от друга, но каждый подавал себя как нечто уникальное и неповторимое. В одни любили захаживать шимпанзе, в другие ползли тараканы. Искали одного и того же: алкоголя и партнера для спаривания.

На входе стояли гиены, одна-две, жестокие и властные. Они тявкали на неугодных, чем доводили гостей до экстаза. Их задача – не пускать молодняк, от него одни проблемы. Пьют мало, напиваются быстро… Основа безопасности не стеснялась работать на стороне. Был случай, когда гиены вступили в сговор с колибри, и те вытаскивали из карманов гостей телефоны.

У курилок толпились утки и бараны. Грубые типы, не стеснялись хватать проходящих мимо мышек, вытирать ими зубы. Кошечки, юные создания, клали хвосты на енотов и кротов, но долго около них не задерживались.

Представив себя среди зверей, Григорию поплохело. Нет, лучше уж посмотреть сериал, где нет ни одного реального персонажа. Где бытие – сплошная выдумка сценариста. Там все понятно, там случай выверен и не случаен. Григорий улыбнулся. Слишком хорошо получалось у парочки на экране наслаждаться собой. И это с первой встречи. Главный герой, ротвейлер, сразу понял, где нужно лизнуть, а где укусить. На экране в оргазме скрутилась корова, и, благодаря умелой операторской работе, омерзительные последствия полового акта остались за кадром. Чтобы научиться чувствовать партнера уходят месяцы, но киношники продолжали подавать это как само собой разумеющееся, побуждая зрителей жить в искусственной реальности.

Григория-то не обманешь, он на себе давно проверил, еще в детстве, как лжива картинка.

Тогда его тетя вернулась из-за границы вместе с дочерью, чтобы развестись со своим первым мужем и оформить документы для продажи квартиры. Григорий его совсем не запомнил. Был окунь с рыжим брюшком, впал в религию, да по итогу сплыл, отдав половину нажитого без споров и разногласий. О нем никогда не говорили ничего плохого. Да и хорошего тоже. В семье он продержался не долго.

Закончив дела, тетя предложила семье сходить в ресторан. Дабы дети не мешали общению, их решили оставить дома. Сестру, царствие ей небесное, назначили старшей.

Последний раз видев ее в детстве, Григорий хранил этот образ почти всю жизнь: крыса с излишком жира в организме, интересующаяся то археологией, то астрономией. Родной язык она знала плохо, но на общение с ребенком хватало. Для совместных игр у них была слишком большая разница в возрасте, а отечественное телевидение не увлекало. Сообща скучали, пялились в окно, затем в потолок.